Мечь и перо (Часть 1)

Проходя сквозь толпу гянджинцев, она глазами искала друзей. А здесь, кстати, кроме мюридов и кучки злобствующих фанатиков, почти все были ее друзьями.Стоило поэтессе обратиться к народу со словами: "Бейте мракобесов!", - и в Гяндже начался бы бунт. Но Мехсети-ханум не хотела кровопролития. Увидев эмира Инанча, она еще выше подняла голову и пристально посмотрела ему в лицо. Эмир Инанч, верхом на жеребце, наблюдал, как разрушают квартал Харабат.

Пороввявшись с правителем города, Мехсети-ханум остановилась и прочла:

Мир - золотой кувшин, хорош на вид,

Но не всегда хорошим нас поит,

А жизнь подобна краткому привалу

Конь смерти ждет, оседланный стоит.

Эмир Инанч ничего не ответил. Он боялся гнева гянджинцев.

Аскеры, которым поручили выдворить из города Мехсети-ханум, проводив ее до селения Абубекр, вернулись назад.

С Мехсети-ханум был ее преданный, верный слуга Ягуб. Оба были утомлены и присели передохнуть у источника, полу-чишего в народе название Чадыр-булагы19

Смеркалось. Мехсети-ханум, обернувшись, посмотрела на дорогу, ведущую в Гянджу.

- Я вижу силуэты людей, - сказал она Ягубу. - Наверное, это слуги эмира.

Силуэты приближались, и скоро Мехсети-ханум разглядела лица идущих: это были Ильяс и Фахреддин.

Старая поэтесса с жаром пожала их руки.

- Увидела вас - и почувствовала себя снова в родном городе. Что поделаешь, разве я виновата?! Наш самый страшный враг - фанатизм горожан, которые оценивают искусство и музыку меркой хатибов. Ни эмир, ни его аскеры ничего не могли бы нам сделать! Нас губит темнота, невежество людей. Мюриды разрушили мой дом, сожгли мои стихи, но они не могут рассечь сердце народа и вырвать из него мои рубай. Они изгнали из города старую женщину, но им не изгнать из Азербайджана мой голос, родиной которого стал слух народа.

Фахреддин и Ильяс, передав Ягубу одежду для Мехсети-ханум и еду, начали прощаться.

- Пиши нам, уважаемая Мехсети-ханум, - сказал Ильяс. - Мы убеждены, события этого дня дадут тебе силу и вдохновение для создания новых стихов.

Мехсети-ханум и Ягуб зашагали по темной дороге. Ильяс печально смотрел им вслед. Скоро вечерние сумерки поглотили путников.

- Вот и смолк прекрасный соловей Гянджи. Нас обокрали, лишили большого мастера рубай, - прошептал Ильяс. Друзья повернули к Гяндже.

Был вечер. Эмир Инанч нежился на мягких подушках в своем дворце, который стоял на возвышении, откуда хороша была видна река Гянджачай. Не спуская глаз с подрагивающих грудей танцовщиц, эмир перебирал пальцами жемчужные костяшки четок.

Вот муэдзин20 мечети Султана Санджара прокричал с минарета: "Аллаху акбар!"21

Эмир Инанч выпрямился и пробормотал:

- Аллаху акбар, кабирен кабира!22

Музыка смолкла. Плясуньи, поклонившись эмиру, убежали. Можно подумать, возглас муэдзина "Аллаху акбар!", долетевший с минарета мечети, был сигналом к долгожданному отдыху.

Эмир Инанч поднялся, совершил омовение, у бассейна с фонтаном. Те, кто не думал о своем долге народу, приготовились платить долг аллаху. Они прошли в комнату для намаза23. Молитвенные коврики были расстелены поверх ковров, на которых только-что извивались танцовщицы. Творящие намаз с именем аллаха припадали губами к молитвенным коврикам, под которыми лежал прах с ног прекрасных плясуний.

Вечерний намаз окончился. Прямо на молитвенных ковриках разостлали скатерти для вина. Вместо гурий24, о которых молящиеся мечтали во время намаза, в залу впорхнули юные рабыни, красивые девушки-виночерпии, музыкантши. Заиграла музыка, снова появились танцовщицы.

Заплатившие долг аллаху принялись утолять свои земные страсти.

Было довольно поздно. Пирушка окончилась. Эмир Инанч отдыхал в обществе любимой жены Сафийи-хатун25, дочери халифа багдадского Мустаршидбиллаха. Тут же находилась и их дочь, красавица Гатиба.

Вошел слуга.

- Хазрет26 Хюсамеддин хочет вас видеть.

- Пусть войдет, - распорядился эмир и снова погрузил пальцы в волосы своей дочери, прекрасной Гатибы. Вошел Хюсамеддин и склонился в поклоне.

- Перехвачен гонец, который направлялся в Гянджу. Пытался перейти Аракс.

Эмир нахмурился.

- Где гонец?

- Он здесь, о змир!

- Привести ко мне.

Хюсамеддин вышел и через минуту ввел в зал Ягуба, старого слугу Мехсети-ханум.

Эмир, смерив Ягуба с ног до головы надменным взглядом, спросил:

- Кем ты послан? Только знай, твое спасение - искренний ответ. Говори правду!

Ягуб торопливо заговорил:

- У меня нет причин лгать нашему хазрету эмиру. Я послан из Зенджана в Гянджу поэтессой Мехсети-ханум. Если быменя не схватили, я все равно пришел бы сюда сам.

- Зачем тебя послали?

- Я нес два письма, одно - матери Мехсети-ханум, второе - молодому поэту Ильясу.

- Где эти письма?

- Их у меня отобрали ваши люди, когда я переходил череэ Араке.

Хюсамеддин вынул из-за пазухи два письма.

- Вот письма, о эмир!

Он протянул правителю Гянджи письма.

Эмир открыл первое, прочел и удивленно воскликнул:

- Аллах всемогущий! Смотрите, какими делами занимается женщина, к тому же безнравственная! - он обернулся к Хюсамеддину. - Послушай, что пишет эта певица, эта распутница", сочиняющая стихи!..

Эмир начал читать:

"Мой дорогой друг Ильяс!

С большими трудностями я добралась до города Зенджана. На второй день отправилась повидать Ахи Фарруха27. Ахи Фаррух оказался крайне приветливым, умным приятным человеком. Беседуя с ним, я почти забыла все горести и оскорбления, которым в Гяндже подвергло меня духовенство. Учение Ахи Фарруха состоит в проповеди дружбы и братства народов. Я собрала всесторонние сведния об этом учении. Надо стараться распространять его в Северном и Южном Азербайджане. Приверженцы Ахи Фарруха относятся друг к другу как братья, потому-то и называют себя "ахи". Я рассказала Ахи Фарруху о тебе. Прочла ему некоторые твои стихи. Он верит, что ты станешь большим, знаменитым поэтом. Я тоже в это верю.

Друг мой, Ильяс! Пусть беда, которая стряслась со мной, не поколеблет твоей стойкости. Подобное положение в стране не может продолжаться до бесконечности. Вскоре я покидаю Зенджан и еду в город Балх. Хочу повидаться с поэтами этого города. Если будет возможность, сходи в наш квартал, разыщи мою мать, утешь ее. Моя страсть к поэзии и музыке принесли ей мало радости. Из-за меня ее без конца оскорбляли. Жду от тебя ответа. Передай его вместе с твоими новыми стихами Ягубу. Посылаю тебе мои последние рубай. Передавай привет Фахреддину!

Зенджан. Мехсети Гянджеви".

Второе письмо предназначалось матери поэтессы. Прочитав его, эмир Инанч сердито взглянул на Хюсамеддина.

- Таким, как ты, не годится управлять страной! Подумать только, все занимаются политикой, начиная от девушек и женщин, кончая молодыми людьми. А что делаете вы? Что все это значит? Ты слышал, что она пишет?! "Подобное положение в стране не может продолжаться до бесконечности..." Кто это говорит?! Какая-то рифмоплетка! Ступай и тотчас приведи ко мне Ильяса, которому адресовано письмо, и Фахреддина, чье имя тут упоминается.

Хюсамеддин, поклонившись, вышел.

Эмир Инанч опять усадил рядом дочь Гатибу и принялся гладить ее волосы.

Гатибе страстно хотелось взглянуть на молодого поэта по имени Ильяс, которому писала Мехсети-ханум. Она думала, что такая знаменитая поэтесса, как Мехсети-ханум, женщина, прославившаяся своей красотой по всему Востоку, не станет переписываться с заурядным человеком. Прекрасная Гатиба пыталась представить себе, каков он - этот молодой Ильяс. Он казался ей то отважным героем, то скромным бедным талебэ28. Любопытство все больше и больше распаляло воображение девушки. Она говорила себе: "Я уверена, он очень красив. Если бы он не был красив и благороден, Мехсети-ханум не обратилась бы к нему с письмом". И Гатиба снова и снова рисовала себе образ молодого поэта.

"Геройская удаль - не самая ценная вещь на свете, - размышляла она.На земле много пехлеванов29, в храбрости которых больше безрассудства, нежели доблести. По-моему, героизм - нечто совсем другое. Некоторые люди считают себя героями оттого что у них сильные руки, и они умеют владеть мечом и копьем. Нет, это не настоящие герои. Подлинный героизм измеряется мужеством души, умом человека, его сметливостью. Что толку, если мужчина красив, как женщина? Это только мешает разобраться в его истинных достоинствах. Мне кажется, умные девушки должны любить мужчин не за внешнюю привлекательность, а за их мужество. Сейчас придет этот поэт Ильяс и, возможно, упадет к ногам отца, умоляя о помиловании. Если он будет плакать, унижаться, просить - это не герой, и, значит, напрасно знаменитая поэтесса Мехсети-ханум написала ему письмо".