Колокола Истории

Большевики и нацисты победили потому, что оказались в своих странах людьми XX в., уловившими суть и смысл наступающей эпохи. И первые, и вторые поняли в наступающем веке то, чего кроме них не понял никто. К сожалению, других людей XX в., способных по‑другому ответить на вызов или хотя бы смягчить ответ, здесь не нашлось. Большевизм и нацизм стали русским и немецким путем в XX в. Степень неадекватности даже началу XX в. многих лучших русских умов, противостоящих большевизму, степень их неготовности к и современности — очевидна.

Большевикам в России противостояли в основном люди XIX в., которые смотрели в прошлое и не понимали, что оно кончилось, что век «вывихнут». И потому проиграли. А выиграли те, кто «вывихнулся» вместе с веком, т. е. понял историю. Причем понял в самый нужный и важный момент — когда она на изломе, когда она «вывихнута» и на этом «вывихе» в очередной раз садится играть в карты с человеком. Французский историк Фернан Бродель говорил, что «социальные карты», т. е. «карты» власти, престижа, богатства, в истории сдают очень нечасто, хотя и не один раз — колод мало, а потому пересдачи редки (18, с. 558). В XX в. История сдала карты в «длинные 20‑е», (1914–1934) годы. Победили те, кто ухватил козыри. Похоже, ныне мир вступает в период очередной пересдачи карт Истории. По‑видимому, продлившись 20–25 лет, нынешняя пересдача определит доклад сил на весь XXI в. В борьбе за козыри — в стране и в мире — победит тот, кто раньше других станет человеком XXI в., т. е. начнет понимать. Во‑первых, понимать то, что не понял XX в., отгадать загадки, которые оказались ему не по силам. Во‑вторых, отгадать загадку самого XX в. В‑третьих, на этой основе понять, определить и просчитать основные варианты, основные тенденции и векторы развития мира в грядущем веке, вычислить точки их взаимодействия, точки скрещения исторических судеб и выйти к намеченным рубежам раньше других. Прежде всего — раньше Зла.

Среди этих загадок центральное место занимают капитализм и коммунизм. До тех пор пока не будет как следует понята их природа, мы, хотя 1 января 2001 г. наступит XXI в. и третье тысячелетие, так и останемся в нетях странного межвекового, в раскорячку положения: уже не в XX, но еще не в XXI в., на положении эдаких маргиналов Времени. Собственно, разворачивающаяся ныне в мире социальная борьба и ведется по поводу того, кого исключат, вытолкнут из Времени, кто станет его маргиналом, кто — мастером, а кто — Властелином его колец.

Понимание капитализма и коммунизма — золотой ключик ко всем остальным загадкам, который позволит не только приподнять занавес истории, но и открыть находящуюся за ним потайную дверь в Будущее. Но прежде чем искать золотой ключик и потайную дверь, необходимо избавиться от иллюзий и оптимизма, господствовавших в XIX–XX вв. и доставшихся в наследство от Просвещения. Не худо бы помнить, что одному из последних социальных философов Просвещения, одному из наиболее ярких авторов теории прогресса — Кондорсе пришлось принять яд, чтобы не стать одной из первых жертв гильотины. Да и её создателю масону Гийотену досталось — «ступай, отравленная сталь, по назначенью». Почему‑то прогресс часто «обручался» с гильотиной. И приходил как гильотина, отсекая оптимизм вместе с головами. Будем очень осторожными оптимистами. И прежде всего, проверим оптимизм, посмотрим на его основания.

Действительно, по ком звонит колокол? По коммунизму? Или не только и даже не столько по нему? И вообще, стоит ли радоваться, когда звонят колокола Истории?

II

Оптимистическая (как с точки зрения России, так с точки зрения мира в целом) оценка факта падения коммунизма вызвана, помимо прочего, верой в линейный прогресс: «рабовладение — феодализм — капитализм» и т. д. С той лишь модификацией, что, если раньше коммунизм шел после капитализма, замыкая «линейку», и оказывался мостом в светлое будущее, то теперь он оказался лишь кружным, в обход — как раз для «настоящих героев» — путем к капитализму. Ну, а у капитализма произошла перемена участи, и он по «принципу Аввакума» («ишо вчера был блядин сын, а топерво батюшко») стал одновременно и вечным светлым будущим, и мостом в это будущее. Правда, мостом узким и опасным, вроде моста Чинват, с которого грешники должны будут сорваться в пропасть. Грешная страна Россия? Судя по оптимизму тех, кто выступает за светлое капиталистическое будущее, — нет. Но мы в любом случае не обязаны принимать на веру «линейку» прогрессивного исторического развития, которую предлагают вульгарные версии марксизма и либерализма. Как можно верить тем, кто не смог ни предсказать, ни объяснить падение коммунизма? Тем, кто упускает из виду целый пучок негативных тенденций развития современного мира. Тем, кто с легкостью меняет коммунизм на капитализм в качестве венца истории. Это для них капитализм — высшая стадия развития всех исторических систем. Может, так оно и есть. Может, так оно и есть для определенного типа систем. А может, в других системах капиталистические формы появляются, например, не как высшая стадия, а как продукт разложения этой системы или временная промежуточная и побочная форма при переходе системы из одного исторического состояния в другое? Ответы на эти вопросы вовсе не предрешены, они могут быть получены только в ходе исследования, не попадающего в двойную ловушку симбиоза вульгарно‑прогрессистских форм марксизма и либерализма. Безоговорочная вера в торжество капитализма в России у многих публицистов есть всего лишь изнанка прежней веры в торжество коммунизма. Просто — очередная смена вех, а основа осталась без изменений: вера в «линейку», в прогресс и в однокачественность всех исторических систем.

Стандартная оптимистическая реакция на падение коммунизма обусловлена и некими стандартными представлениями о коммунизме и капитализме. Представлениями, за которыми скрывается незнание. Или неполное знание, которое порой хуже незнания. До сих пор не создана общая теория развития коммунистической системы. Но ведь нет и общей макротеории развития капитализма. Быть может, одна из причин этого заключается в том, что, с одной стороны, коммунизм и капитализм рассматриваются взаимообособленно, только как антагонисты; с другой — коммунизм пытаются понять и объяснить на языке, выработанном для описания капиталистических реалий. Имеет ли основания в принципе такой подход? Быть может, до сих пор единой теории развития мировой капиталистической системы потому и нет, что коммунизм и капитализм противопоставлены друг другу как монады, атомы и не рассматриваются как элементы единого целого? Эти вопросы о капитализме и коммунизме, об их соотношении — не академическое, это — не просто теория, хотя и теория тоже. От ответов на эти вопросы зависят выбор исторической практики и социально‑экономической стратегии. От них зависят как определение самого поля поиска ответов и решений, так и способ постановки вопросов. Короче, эти теоретические проблемы имеют практическое значение. Как любил говорить А.Эйнштейн, что может быть практичнее хорошей теории?

Если капитализм и коммунизм суть абсолютно противоположные взаимоисключающие начала, то падение коммунизма означает для России одно, с вытекающими из этого «одного» поисками, стратегиями, подходами. Если же дело обстоит не так или хотя бы отчасти не так, то падение коммунизма означает для России, для Русской Системы совсем другое. Ныне практически все стратегии выхода России из кризиса строятся на основе первого вывода, но если он ошибочен, то предлагаемые меры заведомо непродуктивны.

Далее. Если связь между капитализмом и коммунизмом носит более тонкий и менее однозначный характер; если они выступали друг по отношению к другу не столько как взаимоисключающие (особенно в манихейской традиции) Ормазд и Ахриман, сколько как взаимодополняющие инь и ян; если коммунизм выполнял определенную функцию в капиталистической системе, подрывая и одновременно поддерживая ее (а капитализм так же действовал по отношению к коммунизму); если капитализм как мировая система по своей сути и логике развития предполагает на определенном этапе своей истории наличие антикапиталистической зоны, которую и заняла Россия, превратившись в СССР, то падение коммунизма — это не победа капитализма, а скорее поражение или сигнал о серьезных неполадках именно в капиталистической системе, о том, что из нее начали вылетать звенья. Пока — наиболее слабые. Но это — пока. И если впереди у капитализма — не светлое будущее, а «сумерки богов», если антикапиталистическая зона — интегральный элемент капитализма и коммунисты лишь первыми страдают от язв капитализма подобно идолопоклонникам, страдающим от язв христианства, то выход России из прежней зоны на путях капитализации — это не просто ошибочный ответ на вызов Истории, обрекающий нас, подобно Сталкеру, на вечное возвращение в Зону, а нечто похуже. Да и сам ответ тогда должен быть качественно более сложным и многомерным, чем «вперед к капитализму» или «назад к коммунизму». Разумеется, речь не идет о некоем «третьем пути». Третьих путей вообще, по‑видимому, не бывает. Более того, дело даже не в ответе, а в принципиально иных постановках основных, главных вопросов и проблем выхода России из кризиса и из зоны этого кризиса. Принципиально по‑иному должна разрабатываться стратегия выживания (минимум) и/или преуспевания (максимум) в позднекапиталистическом и, кто знает, быть может, в посткапиталистическом мире XXI в. Иначе в поисках выхода получится, что выхода нет — «есть только вход, и то не тот». Одно дело — пересаживаться из тонущей шлюпки на мощный фрегат, и совсем другое — карабкаться из нее на давший сильную течь, хотя и великолепный и богатый, но медленно тонущий корабль. Или, скажем мягче, на корабль, который и так переполнен, кренится и где лишние не нужны. Где места и так не хватает, а по лестнице уже карабкаются латиноамериканцы, восточноазиаты, восточноевропейцы.