Наследие Ирана

Сторонники «изобретения» древнеперсидской клинописи Дарием I подчеркивают, что нет неопровержимых доказательств существования древнеперсидской письменности в период, предшествующий царствованию Дария, поскольку надписи Аршамы и Ариарамны являются позднейшими подделками (на это указывает их неграмотный язык), а все надписи Кира происходят из района Пасаргад — центра, который Дарий усиленно перестраивал и где он устанавливал надписи, упоминающие Кира 15.

Памятники из Пасаргад позволяют считать, что древнеперсидские версии надписей Кира были добавлены позднее (при Дарии I?) к аккадской и эламской версиям 16.

В целом значение доводов, приводимых в этой полемике, кажется несколько преувеличенным. Древнеперсидская клинопись использовалась, вероятно, только для царских надписей и играла даже при последних Ахеменидах весьма скромную роль по сравнению с аккадской, эламской или арамейской письменностями. Еще меньшим должно было быть значение древнеперсидского письма в период до Дария, ибо, несомненно, он применял это письмо в царских надписях чаще всех других ахеменидских царей. Решение проблемы мидийской письменности зависит от результатов раскопок Хамадана, столицы Мидии, или иного центра этой державы.

Религия мидян давно привлекала внимание ученых прежде всего благодаря упоминаниям в источниках магов. Маги были известны грекам, особенно в период после Александра Македонского, как иранские жрецы; позднее римляне и греки говорили о них как о зороастрийских жрецах. Зороастр считался (во всяком случае, уже при Ксанфе Лидянине в V[?] в. до н. э.) одним из магов, хотя в Авесте мы не находим этого слова для обозначения жрецов — последние обозначаются abravan и другими терминами 17. Это может свидетельствовать о том, что Геродот был прав, называя магов мидийским племенем. В то же время эламские таблички из Персеполя показывают, что слово magu- при Ахеменидах употреблялось в значении «жрец». Как примирить эти противоречивые сведения? Необходимо собрать все известия о магах для периода Ахеменидов и более раннего времени. Судя по эламским персепольским табличкам и Бехистунской надписи, маги были достаточно хорошо известны персам. По сообщению Геродота (I, 107 и др.), маги пользовались большим влиянием при мидийском дворе в качестве советников и толкователей снов. Можно полагать, что независимо от того, каким было положение в Восточном Иране, роль магов у персов была не менее значительной, чем у мидян. Во время жертвоприношений маги пели теогонии, «родословные богов» (Геродот, I, 132), и есть основания считать, что они исполняли эти гимны богам, по крайней мере, уже в период возникновения индийской державы, если не раньше. Специфические обряды и обычаи магов, такие, как выставление трупов на съедение птицам и зверям (Геродот, I, 140) или истребление вредных тварей, находятся в полном соответствии с ритуалом ортодоксальных зороастрийцев, как мы знаем его для более позднего времени. Все это позволяет заключить, что маги были последователями учения Зороастра. Следует, однако, иметь в виду, что ортодоксальный зороастризм как система и зороастрийская церковь вряд ли могли существовать столь рано. Различие между магом (magu-), последователем Зороастра, и незороастрийцем в это время не следует уподоблять различию между адептом какой-то религии и его противником, исповедующим другую веру. Я полагаю, что учение Зороастра было воспринято магами в Мидии, а затем и в Персиде. О том, что верования самих магов отличались известным эклектизмом, свидетельствует позднейшее употребление слова «маг» у классических авторов, а также сближение значений «маг» и «магия», особенно применительно к месопотамским жрецам. Происхождение этого слова до сих пор точно не выяснено, и удовлетворительной его этимологии не найдено 18. Нас не должно смущать частое употребление слова magi в эллинистическую эпоху и во времена Римской империи для обозначения жрецов митраистских культов и многих других религий и сект.

Таким образом, есть основания полагать, что маги были индийским «племенем», которое выполняло жреческие функции. Во время господства мидян они распространились в качестве жрецов на территории всей мидийской империи, поскольку функции жрецов оставались у магов «семейной профессией». Теогонии, которые они исполняли, были старыми гимнами, наследием еще общеарийского периода, не всегда понятными для мидян или персов, но почитаемыми прежде всего из-за их древности. Остается неясным вопрос о том, как соотносятся Гаты Зороастра и Младшая Авеста магов, если считать, что последняя, по крайней мере, почиталась магами. Проще всего, мне кажется, объяснять этот вопрос таким образом, что большинство магов не видело противоречий между «идеями» Зороастра (как они изложены в Гатах) и ритуалом, которого придерживались маги, в том числе и пением древних гимнов (Младшая Авеста). Вероучение и ритуал до сложения догматического зороастризма при Сасанидах не раз претерпевали изменения и приспосабливались к новым условиям. Поскольку обряды позднего сасанидского зороастризма восходят в некоторой своей части к индийским магам, можно утверждать, что маги стали зороастрийцами.

Не следует, разумеется, смешивать явления разных эпох. В Ведах нет индуизма в том виде, как он известен позднее. Вправе ли мы искать зороастризм, известный нам в позднем обличье, уже в Гатах? Чем было бы христианство без деятельности отцов церкви и чем бы был зороастризм без магов? Процесс смешения древних, традиционных верований и обрядов с учением о борьбе Добра со Злом был очень длительным, постепенным и, видимо, вполне закономерным.

Приспособление религии Младшей Авесты, которая в известной степени может считаться преемником древних арийских верований, к Гатам Зороастра должно было натолкнуться на трудности. Почему и каким образом последователи пророка могли принять в пантеон своей религии Митру, Анахиту и другие божества? Этот вопрос ставил в тупик многих исследователей, но я полагаю, что сам вопрос неверен по существу. Дело вовсе не в слиянии древних арийских верований с зороастризмом, а, напротив, в принятии учения почти безвестного жреца из маленького восточноиранского княжества большинством, которое следовало за жрецами древнеарийского пантеона. Маги восприняли зороастризм, вероятно, так же, как они принимали и другие вероучения, и Зороастр стал основателем и пророком новой, единой для всех иранцев синкретической религии, которую мы именуем зороастризмом. В этом и состоит проблема. Процесс синтеза религий происходил в ахеменидский период, после падения Мидии.

Мидяне правили обширной державой в течение шестидесяти лет после падения Ниневии и были во многих отношениях преемниками Ассирии. К сожалению, дошедшие до нас памятники мидийской архитектуры и искусства весьма немногочисленны, определение некоторых из них как именно индийских сопряжено с трудностями, однако эти памятники показывают, что синкретическое искусство Ахеменидов, базирующееся на традициях Элама, Месопотамии и Урарту, берет начало в мидийской державе. Мы уже упоминали о индийских словах (точнее, о индийских формах) в древнеперсидских надписях. Такие слова, как «сатрап» или xsayabiya-, титул царя, свидетельствуют о влиянии мидийских представлений о государстве и власти на Ахеменидов. Не исключено, что Мидийская держава была культурным и религиозным центром, влияние которого испытали все иранцы, жившие к северу, югу и к востоку от мидян. О влиянии мидийской культуры и за пределами державы говорит заимствование греками индийского слова *paridaiza- со значением «царский парк» или «охотничий заповедник» — слова, распространившегося по всей Европе в форме «парадиз». Хотя многие проблемы еще ждут своего разрешения, однако уже сейчас не следует недооценивать роли Мидии в сложении многих персидских институтов и традиций. Мидийский период был, несомненно, временем больших перемен, значение которых в полной мере можно будет уяснить лишь в результате археологических работ на территории Мидии.

Notes:

Н. Fгапсfогt, The Art, стр. 202.