Иерусалим: три религии - три мира

Со строительством «Купола скалы» и Аль-Аксы традиция мусульманского паломничества в Иерусалим приобретает широкие масштабы. Выполняя свою главную обязанность — хадж в Мекку — паломники стараются попасть и в Бейт аль-Масджид — Дом храма, как арабы называли Иерусалим. Неважно, что, согласно мнению мудрецов, вознесенная в Дальней мечети молитва приравнивается всего к 25 тыс. молитв в других местах, тогда как одна молитва в Мекке и Медине равна соответственно 100 тыс. и 50 тыс. других молитв. Все равно каждому верующему хочется прикоснуться к древним алтарям, связанным с именами царей и пророков, приобщиться к чудесному Вознесению Мухаммеда на седьмое небо, к трону самого всемогущего Аллаха.

В Иерусалим стекались дары и пожертвования от богатых приверженцев ислама, которые помогали городу развиваться и благоустраиваться. Возможно, часть из них хранилась в небольшом изящном купольном сооружении, примыкающем к восточной стене «Купола скалы». Оно очень точно повторяет в уменьшенном масштабе внешний вид и пропорции главного храма, поэтому некоторые специалисты по иерусалимской архитектуре высказывают предположение, что оно служило предварительной моделью при сооружении исламской святыни. В то же время широко признана и версия о том, что в нем находилась сокровищница при основном храме. В названии памятника — «Купол цепи» — отразилась совсем другая, легендарная тема его происхождения. В древности якобы на этом месте вершил свой суд царь Давид. У него была волшебная цепь, с помощью которой он отличал честных людей от лжецов. Возможно, так в мусульманском фольклоре отразился суеверный страх людей перед нарушением неприкосновенности хранившихся внутри маленького купола ценностей.

У южной стены Храмовой горы, как показали недавние раскопки, во времена Омейядов располагалась группа прекрасных дворцов, построенных в одно время с мечетью Аль-Акса. Это были замкнутые прямоугольные сооружения с внутренними двориками, примыкавшие непосредственно к стене Храмовой горы. Центральное и самое большое из них служило резиденцией халифа во время его приезда в Иерусалим и на его крышу выходили ворота, ведшие прямо в Аль-Аксу. В других домах, как считают археологи, могли жить те, кто обслуживал мечети, а также мог квартировать арабский военный гарнизон. Глазам сегодняшнего зрителя открываются только восстановленные части фундаментов омейядских дворцов. Весь квартал был построен на развалинах предыдущих сооружений, поэтому, как и первое здание Аль-Аксы, он был разрушен землетрясением в VIII в. Сильнейшее землетрясение в 1003 г. сровняло с землей и ту часть построек, которая была восстановлена после первого разрушения. С тех пор люди никогда уже не испытывали судьбу и не селились в этом месте.

Иерусалим при Омейядах становится местом притяжения для исламских философов, историков, мудрецов. Сюда устремлялись приверженцы нового мистического направления в исламе — суфизма. Как некогда во времена Иисуса Храмовая гора с ее грандиозным святилищем была центром духовной жизни иудеев, так теперь вокруг златокупольного храма собирались знатоки и толкователи Корана.

В традиции омейядских халифов было глубоко почтительное отношение к Иерусалиму. По свидетельству арабского историка, сын аль-Валида Сулейман собирался поселиться в Иерусалиме и сделать его своей столицей, переведя туда большие богатства и множество людей. [112] Он любил, как его великий тезка царь Соломон, принимать просителей на Храмовой горе, восседая на коврах и подушках неподалеку от «Купола скалы». Но его планам не суждено было сбыться. С тех пор как римляне разрушили иудейскую столицу, Иерусалим никогда не был государственной столицей, за исключением короткого периода господства крестоносцев. Мусульмане чтили Иерусалим как святой город, как Дом храма (Бейт аль-Масджид) и место ночного путешествия Мухаммеда. Но Дальняя мечеть занимала только третье место в иерархии исламских святынь, а политическое и хозяйственное значение Иерусалима в государственных масштабах не могло сравниться с такими великими городами, как Дамаск, Багдад, Каир, а позже Стамбул.

Периферийность Иерусалима, его оторванность от магистральных путей экономической и торговой деятельности была очевидна для раннеарабских халифов. Они были не только набожными, но и практичными людьми и хотели получать хорошие доходы. В Иерусалиме можно было заниматься религией, но не делать деньги, поэтому столицей провинции Палестина в 716 г. стало небольшое арабское военное поселение Рамла в нескольких километрах от побережья Средиземного моря. Возможно, определенную роль в отделении религиозного центра от столицы региона сыграл пример Мекки и Медины. Мухаммед, завоевав Мекку, не перенес туда свою столицу из Медины, и первые его преемники также придерживались этого порядка.

Важной и существенной причиной выбора в пользу Рамлы являлось то, что Иерусалим оставался греко-христианским городом. Хоть и отрезанный от Константинополя, он постоянно находился в сфере внимания Византии, все еще претендовавшей на особый статус покровителя над святыми местами. Вытесненная из Сирии и Палестины, но сохранившая позиции в Малой Азии, Византия оставалась достаточно сильным врагом омейядских халифов, а Иерусалим со святыми местами и преобладавшим грекоязычным населением был ее прочной опорой на Святой Земле. Арабские нововведения, в частности внедрение арабского языка в качестве официального, воспринимались в Иерусалиме с трудом. Ведь и через 100 лет после завоевания Сирии и Палестины арабы составляли меньшинство населения провинции — всего 200 тыс. из 3,5 млн.. [113] Тихая и незаметная Рамла была более удобной отправной точкой для этнокультурного освоения новых земель, чем гордый и пока еще чуждый Иерусалим.

Вторжение арабов в Палестину не сопровождалось насильственной арабизацией и обращением в ислам местного населения. В отличие от византийских борцов с ересями, монахов, преследовавших евреев, и европейских рыцарей Креста, мусульмане на первых порах завоевания не имели цели искоренения иноверцев. Жителям Иерусалима удалось заключить с завоевателями особый договор, гарантировавший их неприкосновенность. Его текст сохранился в дошедших до нас арабских источниках, и относится он к периоду пребывания халифа Омара в Палестине после взятия Иерусалима. «Вот те гарантии неприкосновенности, которые раб Аллаха Омар дал жителям Илии. Он дал им гарантию неприкосновенности им самим, их состояниям, их церквам, их больным и здоровым и всей их общине. Поистине, в их церквах не будут селиться, и не будут они разрушены, не будут умалены они, ни их ограды, ни их кресты, ни их достояние, и не будут притеснять их за их веру и не нанесут вреда никому из них». [114]

Как и в других частях обширной исламской империи, христиане и евреи в Палестине — «люди Писания» — получили особый статус «находящихся под покровительством» — зимми. Они должны были отказаться от всех средств самозащиты и не имели права носить оружие. Мусульмане обеспечивали военную опеку зимми, а те в свою очередь обязаны были платить специальную подушную подать — джизью. Она распространялась и на паломников-немусульман, оказавшихся в пределах исламской империи. В более поздний период исламское законодательство ввело в отношении зимми целый ряд дискриминационных правил: им не разрешалось осуществлять без особого разрешения строительные работы, запрещалось строить церкви и синагоги выше мечетей, зимми не имели права ездить верхом и должны были носить особую одежду. Эта система сохраняла за зимми свободу вероисповедания, но не равенство с мусульманами. Они были подданными мусульманских правителей и должны были признать превосходство мусульман.

Иерусалимские христиане в первые десятилетия сосуществования с исламом действительно не ощущали каких-либо сильных притеснений. Похвалой в адрес мусульманских властей звучат слова высокопоставленного греческого епископа: «…Они не враги христианства. Напротив, они чтут нашу веру и с уважением относятся к служителям и святым Господа и проявляют благосклонность к церквам и монастырям». [115] Действительно, за христианской общиной в Иерусалиме сохранились все святые места. В некоторые из них, например в церковь Успения Богородицы и в церковь Вознесения на Масличной горе, мусульманам вход был запрещен, хотя эти места также входили в свод исламских святынь. Церковь Гроба Господня по-прежнему оставалась центральным храмом христианской литургии и вокруг нее стало складываться ядро христианских построек, давших начало христианскому кварталу. Мусульмане не селились в этой части города, хотя она была более высокой и прохладной, чем их собственный квартал у подножья Храмовой горы.