Особая папка «Барбаросса»

Дирксен немедленно ответил, сославшись на свои предыдущие донесения (выдержку из них мы приводили). Он подчеркнул, что расценивает поведение Вильсона как согласующееся с «тенденциями конструктивной политики в здешних правительственных кругах» [129]. Тут же в адрес Дирксена из Берлина полетела еще одна телеграмма, подписанная статс-секретарем Вайцзекером:

«Вольтат по возвращении в Берлин сделал доклад о своей беседе с сэром Горацием Вильсоном. Этот доклад был передан генерал-фельдмаршалом Герингом рейхсминистру иностранных дел. Он содержит предложение Вильсона о широком англо-германском сотрудничестве, иначе говоря, о соглашении политического, военного и экономического характера. Эти предложения рассматриваются, по-видимому, английской стороной как официальный зондаж. Вольтат, очевидно, не задал Вильсону напрашивавшийся вопрос, предполагают ли эти предложения одновременный отказ от связанных с политикой окружения переговоров, в особенности с Москвой. Как уже указано в предыдущей телеграмме, рейхсминистр иностранных дел просит сообщить по телеграфу о содержании переговоров с Вольтатом, а также о Вашем отношении к ним» [130].

Почему же в Берлине поднялся такой переполох? Очевидно, не только потому, что доклад Вольтата попал не к Риббентропу, а к его сопернику Герингу, который наверняка не упустил возможности отправиться немедленно к фюреру и похвастаться своим дипломатическим успехом. Нет, это было, конечно же, сопровождающим обстоятельством. Главным же, безусловно, было то, что в Берлине понимали исключительный характер предложений Вильсона.

Напомним, что переписка между Берлином и германским посольством в Лондоне разгорелась уже в тот момент, когда было известно о предстоящих советско-франко-английских военных переговорах. Не случайно в телеграмме Вайцзекера прямо указывается, что логическим продолжением идей Вильсона должен быть отказ Англии от тройственных переговоров. Предложение Вильсона о «широком англо-германском сотрудничестве» открывало перед Гитлером исключительные перспективы. Во-первых, оно давало ему возможность убедиться в том, что Лондон не стремится достигнуть соглашения с Советским Союзом, и спекулировать на этом. Во-вторых, предложение Вильсона открывало перед Гитлером перспективу того желанного англо-германского союза, о котором он мечтал многие годы.

Не удивительно, что от Дирксена требовали самых точных ответов. 1 августа он направил Вайцзекеру ответ следующего содержания:

«1. Касательно беседы Вольтата с сэром Горацием Вильсоном и моего отношения к ней я ссылаюсь на телеграфное донесение № 277 от 3I.VII. То, что Вольтат во время беседы не поднял прямо вопроса об отказе от политики окружения, объясняется его договоренностью со мной о том, чтобы он вообще больше слушал, чем говорил.

2. Несмотря на то, что беседа в политическом отношении не была углублена, мое впечатление таково, что в форме хозяйственно-политических вопросов нам хотели предложить широкую конструктивную программу. Трудности проведения этой программы для британского правительства, при господствующем теперь настроении общественности, указаны в моем донесении от 24.VII — А. 2974.

3. Что соглашение с Германией было бы несовместимо с одновременным проведением политики окружения, ясно здешним руководящим лицам. Определяющие соображения в этом вопросе основываются примерно на следующих положениях:

а) Соглашение с Германией химически, так сказать, растворило бы данцигскую проблему и открыло бы дорогу к германо-польскому урегулированию, которым Англии не было бы больше надобности интересоваться.

б) К продолжению переговоров о пакте с Россией, несмотря на посылку военной миссии, — или, вернее, благодаря этому, — здесь относятся скептически. Об этом свидетельствует состав английской военной миссии: адмирал, до настоящего времени комендант Портсмутской крепости, практически находится в отставке и никогда не состоял в штабе адмиралтейства; генерал — точно так же простой строевой офицер; генерал авиации — выдающийся летчик и преподаватель летного искусства, нс не стратег. Это свидетельствует о том, что военная миссия скорее имеет своей задачей установить боеспособность Советской Армии, чем заключить оперативные соглашения.

Высокопоставленный офицер из министерства авиации недавно высказал авиационному атташе свое убеждение в том, что ни британская, ни русская сторона не имеют серьезного желания заключить соглашение.

в) Относительно оценки военного значения Польши все еще имеются сомнения, которые находят свое отражение в сдержанности в финансовом отношении. Отчет генерала Айронсайда также не был, как слышно, чрезмерно положительным.

r) Располагающий наилучшими связями, принадлежащий к лейбористской партии политик Роден Бакстон (брат лорда Ноэля Бакстона) в разговоре с советником посольства развивал те же положения, что и Вильсон, и указывал на ликвидацию политики окружения, как на само собой разумеющееся следствие соглашения с Германией. Запись беседы с Бакстоном посылается с этой же воздушной почтой.

4. Все более усиливается впечатление, что возможность принципиального соглашения с Германией должна быть установлена в течение ближайших недель для того, чтобы определить содержание избирательных лозунгов (ср. донесение от 24.VI — А.2974). Здесь надеются, что политическое успокоение, которого можно ожидать с наступлением вакаций, создаст предпосылки к составлению программы переговоров, имеющей шансы на осуществление.

Дирксен» [131].

Этот ответ говорит о многом — в первую очередь о том, что Вильсон был далеко не одинок в своей акции. Действительно, англо-германские переговоры, как и в 1938 году, шли довольно широким фронтом. Кстати, в Париже об этом знали. Мы уже приводили слова министра колоний Жоржа Манделя о том, что «здесь и в Лондоне далеко еще не оставлены надежды договориться с Берлином» [132].

Для того, чтобы «спасти» переговоры, которым помешали разоблачения английской прессы, Вильсон пошел на испытанное средство: снова обратился к своему давнему партнеру Фрицу Хессе. Как мне рассказывал сам Хессе, большинство встреч с Вильсоном происходило по инициативе последнего — Вильсон не любил, чтобы его тревожили, а сам давал сигнал, ежели считал встречу необходимой. Очередной разговор Хессе с Вильсоном не был лишен своеобразной иронии. Вильсон начал с извинений за то, что переговоры с Вольтатом стали объектом всеобщей гласности, а затем заверил, что Чемберлен готов «искупить грех», однако не хочет, чтобы это было истолковано как свидетельство слабости Англии. Англия, торжественно заявил Вильсон, не боится войны.

— Почему вдруг такие угрозы? — удивился Хессе.

Вильсон предпочел не отвечать на этот ехидный вопрос и предложил оставить в стороне спорные проблемы и заняться проблемами англо-германского взаимопонимания. Он спросил в свою очередь:

— Считаете ли вы до сих пор возможным достижение взаимопонимания между Великобританией и Германией? Считаете ли вы, что Гитлер хочет мира?

Хитрый Хессе, конечно, предпочел уклониться от ответа на этот прямой вопрос, но заявил, что считает необходимым продолжать переговоры, начатые Вольтатом [133]. То же самое выяснилось и во время личной встречи посла Дирксена с Вильсоном, которая состоялась в августе 1939 года.

В это время в зондаже с немецкой стороны принимали участие Вольтат, Хессе, советник посольства Теодор Кордт, его брат Эрих и другие, с английской — Вильсон, Бакстон, высокопоставленный чиновник Форин оффиса Батлер. В частности, во время беседы Теодора Кордта с Батлером выяснилось, что Вильсон испытывает желание побеседовать и с самим Дирксеном. Беседа состоялась 3 августа 1939 года, то есть за два дня до отъезда Дракса в Москву, — в тот самый период, когда шла разработка инструкции английского правительства для военной миссии, направлявшейся на московские переговоры. Дирксен послал в Берлин подробнейший отчет (документ А.3186 от 3 августа 1939 года), в котором говорилось: