Карфаген должен быть разрушен

Начиная по крайней мере с VII века в Восточном Средиземноморье Геракл все больше ассоциировался с тирским божеством Мелькартом. Когда Геродот посетил храм Мелькарта в Тире, он понял, что храм Геракла на греческом острове Фасос первоначально был святилищем тирского божества. Дабы убедиться в этом, Геродот побывал на Фасосе, где его догадка подтвердилась ^{330}. Интересно, что, по Геродоту, фасийцы поклонялись Гераклу в двух ипостасях, связанных с различными видами поклонений. Они приносили ему жертвы как бессмертному олимпийцу и воздавали почести как герою ^{331}. [150] [151] На другом греческом острове Эрифры аборигены рассказали Геродоту о том, что Геракл явился к ним после того, как плот, на котором он приплыл из Тира, сел на мель в проливе — очевидное следствие смутной коллективной памяти о ритуале egersis ^{332}. [152] Финикийскому миру был присущ и синергизм культов Геракла и Мелькарта. Особенно это проявлялось на Кипре, где, как и на Сицилии, значительную часть населения составляли греки. К VI веку мастера Китиона, финикийского города на Кипре, освоили изготовление статуэток, изображающих мужскую фигуру в львиной шкуре с палицей в руке — явное подражание греческой иконографии Геракла, но исполненное в ближневосточной или египетской манере воссоздания образа божества: в поднятой правой руке оружие, а в левой — жертва ^{333}. [153]

Какие же сходства в Геракле и Мелькарте видели греки, восточные финикийцы и пунийцы? Политеистические культуры, естественно, стремились к установлению синкретических отношений между собственными и чужеземными божествами ^{334}. К примеру, двуязычное посвятительное послание, найденное на Мальте и относящееся к III — II векам, два брата-финикийца адресовали «Мелькарту, владыке Тира» (на финикийском языке) и «архегету Гераклу» (на греческом языке) ^{335}. Греческое понятие «архегет» обычно употреблялось в значении «основоположник» или «прародитель». Эти роли с успехом исполняли оба божества: и Геракл, и Мелькарт ^{336}. Геракл ассоциировался с колонизацией греками, Мелькарт — тирянами. Мелькарт, покровитель и метрополии, и новых поселений, помогал сохранять связи между ними. Его храмы, воздвигавшиеся в новых колониях, предоставляли нейтральную и священную территорию для налаживания контактов между финикийскими поселенцами и аборигенами. Хотя Мелькарт и не был главным божеством в Карфагене, он продолжал оставаться важным средством влияния в новом пуническом сообществе Западного Средиземноморья.

Пуническая колонизация и экономическое освоение Сардинии оказывали воздействие и на религиозный ландшафт острова. Имеются свидетельства преднамеренного желания Карфагена утвердиться на острове посредством создания новых религиозных центров. Это можно проиллюстрировать на примере храма Цида в Антасе, где археологи также нашли посвящения Мелькарту ^{337}. Взаимосвязь между Мелькартом и Цидом на Сардинии подтверждается в повествовании греческого писателя II века нашей эры Павсания, отмечавшего: «Первыми мореплавателями, пришедшими на остров, как говорят, были ливийцы. Их вождем был Сард, сын Макерида, а Макеридом называли Геракла египтяне и ливийцы» ^{338}. Под именем «Сарда Патера» в римскую эпоху знали Цида Баби, а Макерида почти наверняка можно идентифицировать как Мелькарта, ливийского Геракла ^{339}. Эпиграфическое свидетельство указывает на существование двух богов в Карфагене, тесно связанных друг с другом ^{340}. В отличие от Цида, ассоциировавшегося прежде всего с Сардинией, Мелькарт нес ответственность за пуническую колонизацию в целом, потому они и представлены в неравном соотношении как на Сардинии, так и в пунической иконографии: мы видим Цида в качестве сына Мелькарта ^{341}.

Поклонение Мелькарту на Сардинии сознательно увязывалось с Тиром в пунический период. Эпитет «Z. HSR», в буквальном переводе «на скале», обычно применялся в отношении божества — прямая ассоциация со святилищем ^{342}. [154] Акцентируя внимание на Мелькарте во время заселения и экономического осваивания Сардинии, карфагеняне утверждали патерналистские отношения с местным населением и общность тирского наследия ^{343}. В письменах, относящихся к III веку до н.э., упоминаются усовершенствования, проведенные в святилище Мелькарта в Тарросе, перечисляются имена сановников из Qrthdst (Карфагена), и божество недвусмысленно ассоциируется с североафриканской метрополией [155].

У Геракла и Мелькарта поразительно много общего. Для обоих не существовало границ между человеческой и божественной реалиями. Геракл, сын Зевса и земной матери, должен был завоевывать право стать богом героическими деяниями. Мелькарт, уже будучи богом, одновременно являлся мифическим царем Тира и прародителем всей царской династии ^{344}. Можно отметить также возрождающую роль огня: для Мелькарта в процессе обряда egersis, для Геракла во время обожествления, когда его тело сгорает в огне, а душа возносится на небеса и занимает свое место в сонме богов. Каждый год после ритуального сжигания его изображения Мелькарт символически возрождался, совершая такой же переход из земного бытия в мир богов ^{345}. Синкретизм двух божеств наглядно отражен в храме Геракла в греческом городе Акрагант на Сицилии (святилище построено около 500 года): в нем имелись парные лестницы. В недавнем исследовании выдвинуто предположение, что эта необычайная архитектурная деталь вряд ли служила каким-либо практическим целям в V веке и ассоциировалась с ритуалами небесного вознесения божеств, распространенными в финикийско-пуническом регионе, вроде эгерсиса. Храм в Акраганте был лишь одним из святилищ, имевших аналогичные лестницы, на Сицилии и в Южной Италии ^{346}.

Это может показаться странным, но легенда о Геракле и Эриксе связана не с греческой, а с финикийской оккупацией региона. Миссия Дориея в таком случае отражала борьбу за греческого Геракла против «негреческого Геракла», оккупировавшего Эрике ^{347}. Гора, возвышавшаяся над уровнем моря на 750 метров, была для коренного населения элимцев священной задолго до того, как на ней появился храм богини Астарты во второй половине VI века ^{348}, а Мелькарта стали признавать ее консортом ^{349}. [156]