Сталинизм. Народная монархия

Из молодых членов ЦК Ленин характеризует только Бухарина и Пятакова. «Бухарин, — пишет Владимир Ильич, — не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии…» Однако к этой лестной характеристике он добавляет совершенно противоположную: «…но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики)».

Сталин так и не понял, что хотел сказать Ленин в своем письме: похвалил он Бухарина или отругал? Наконец, что это за «крупнейший теоретик партии», если он схоластик, который «никогда не учился» и «никогда не понимал вполне диалектики», а «его… воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским»? И последнее: Бухарин «…законно считается любимцем всей партии…». Откуда это у Ленина? Кто узаконивал любовь к Бухарину? Ленин всегда четко и ясно выражал свои мысли, а здесь… Видимо, уже сказывалось болезненное состояние Владимира Ильича, или он диктовал свое письмо под влиянием жены, Надежды Константиновны.

В последнем предположении Сталин убедился, когда ознакомился с «Добавлением к письму»: «Сталин слишком груб, — писал Ленин в своем добавлении, — и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общении между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности Генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличался от тов. Сталина только одним перевесом, именно: более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношениях Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение».

Сталин много думал над ленинским добавлением к письму. У Владимира Ильича не было претензий к его деловым качествам, но он был недоволен его грубостью. В чем, когда и к кому она проявилась? Вот загадка! Сам Ленин, когда речь шла об интересах дела, не отличался большим тактом. Троцкого он называл Иудушкой, Каменева и Зиновьева — предателями и требовал их исключения из ЦК. Кое-кого, того же Троцкого, он называл проституткой и еще более хлесткими словами. Сталин не позволял себе подобных выражений, и в то же время его обвинили в грубости и в нелояльности. Почему вдруг Ленин, не имея претензий к его работе и деловым качествам, изменил к нему свое отношение до такой степени, что даже предлагает сместить его с должности Генсека?

Как и тогда, когда он впервые ознакомился с письмом Ленина, так и сейчас, спустя 23 года, он был убежден, что Ленин диктовал это письмо под сильным влиянием Крупской, с которой у Сталина накануне произошел серьезный конфликт. Он возник из-за разного отношения к больному Ленину. Чтобы не волновать Владимира Ильича, врачи настоятельно рекомендовали не информировать его о происходящих событиях в стране, где оппозиция проводила митинги с критикой Советской власти. По поручению и требованию ЦК Сталин должен был обеспечить установленный врачами режим. Однако скоро он узнает, что Крупская, вопреки указаниям врачей, информирует больного Ленина о положении дел в стране, что, естественно, не способствует его выздоровлению. Это возмутило Сталина, и он в резкой форме отчитал жену Ленина. Возможно, он и перегнул тогда палку. Возможно, нужно было говорить с ней мягче и тщательнее подбирать выражения. Но он не сдержался. Так уж случилось. Надежда Константиновна обиделась и тут же написала письмо Каменеву:

«Лев Борисович, по поводу коротенького письма, написанного мной под диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей. Сталин позволил вчера по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичем, я знаю лучше всякого врача, т. к. знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае лучше Сталина. Я обращаюсь к Вам и к Григорию (речь идет о Зиновьеве), как к более близким товарищам В. И., и прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз. В единогласном решении контрольной комиссии, которой позволяет себе грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени, которые я могла бы тратить на эту глупую склоку. Я тоже живая, и нервы напряжены у меня до крайности.

Н. Крупская».

Как только Каменев и Зиновьев получили это послание, они тут же проинформировали обо всем Троцкого и Бухарина. Стали советоваться, что делать дальше. Сталина они считали выскочкой и недоучившимся семинаристом и ненавидели. Однако ничего не могли с ним поделать, поскольку его поддерживал Ленин. Сейчас появилась возможность лишить Сталина этой поддержки. Зиновьев вызвался показать письмо Надежды Константиновны Ленину. Троцкий отклонил такой вариант и предложил свой.

— Пусть Крупская, — сказал он, — сама все расскажет Ильичу.

Взвесили все «за» и «против» и ничего лучшего не придумали. Во-первых, они будут в стороне от этой истории и их никто ни в чем не заподозрит, а во-вторых, Крупская, кроме того, что уже написала в своих письмах, может многое добавить и чисто по-женски пустить слезу… как жена. Это будет то, что надо.

Замысел заговорщиков оказался убийственно правильным, и надежды их полностью оправдались. Вскоре Сталин получает гневное письмо от Владимира Ильича:

Сталин извинился. Но интрига против него была завязана. Хотела того Крупская или нет, но именно ее имя явилось ключевым в той игре. И то, что Ленин в своем добавлении к письму употребил фразу «Сталин слишком груб…» и ставил вопрос обдумать способ перемещения его, Сталина, с поста Генсека на другую должность — ее работа и ее заслуга.

Так, совершенно на бытовой почве, была построена большая политика заговорщиков. Сталин чувствует, что его пытаются загнать в угол. Он понимает, что, несмотря на его извинения, Ленин на него затаил обиду. Сталин знает и то, что масла в огонь будут подливать Каменев, Зиновьев и их единомышленники. Они будут пытаться манипулировать больным Ильичем с тем, чтобы правдами и неправдами убрать Сталина с поста Генсека. А когда место освободится, его займет Троцкий. Других реальных претендентов нет. Однако Владимир Ильич слишком хорошо знает, на что способен Лев Давыдович. Весь период с 1904 года до Февральской революции 1917 года Троцкий вертелся все вокруг да около меньшевиков, ведя отчаянную борьбу против Ленина. За время от Октябрьской революции до 1922 года Троцкий, находясь уже в партии большевиков, успел произвести две грандиозные вылазки против Ленина и партии: в 1918 году — по вопросу о Брестском мире и в 1921 году — по вопросу о профсоюзах. Были у него и другие «проколы». С такой биографией невозможно рассчитывать на доверие Ленина.

«Впрочем, — думал Сталин, — чем черт не шутит. Троцкий скользкий человек, прекрасный оратор, большой демагог, и у него немало сторонников, таких, как Каменев и Зиновьев. И он вполне может стать Генсеком. А это будет катастрофа».