Вожди белых армий

В 20 тысячах вагонов (по одному на двух легионеров) потянулись на Дальний Восток эшелоны чехословацкого корпуса. В них эти славяне, сначала дружившие с красными, потом с белыми, уволакивали великую массу ценностей и русского добра, начиная с многих тонн серебра, кончая породистыми лошадями и даже собранием книг Пермского университета. Увозили богатства на сотни миллионов золотых рублей.

В Праге потом оборотистые чехословаки откроют крупнейший банк — легиобанк.

Вспоминая это и последующую «сдачу» чехословаками Колчака красным, никак не хочется сочувствовать современным российским демократам и их чехословацким друзьям в том, что русские танки в 1968 году на некоторый, так сказать, «квит» давили опрятный асфальтик пражских улиц. Тем более, что в современной Белой войне России против НАТО, начавшейся нападением этого блока на Сербию для захвата Косово, чехи вновь стоят на стороне наших врагов.

Чтобы гружеными унести ноги из России, Национальный совет при Чехословацком корпусе стал демонстративно отмежевываться от Колчака и его правительства. 13 ноября им был опубликован меморандум, где говорилось о необходимости «свободного возвращения на родину», чехословаки нападали на русские военные органы, обвиняя их в «произволе» и беззаконии». В районе Новониколаевска поезд Колчака уперся в чехословацкие эшелоны, которые его не пропустили, и адмиралу пришлось стоять здесь до 4 декабря.

От прежнего могущества частей Верховного правителя России остались три стремительно тающие армии в несколько десятков тысяч человек. Они ожесточенно отбивались как от красногвардейцев, так и от лавины партизанских отрядов и повстанцев из то и дело возникающих полковых восстаний гибнущего, распропагандированного леваками и большевиками белого войска. Наиболее сильно колчаковцам досталось у Новониколаевска (Новосибирска) и в Красноярске. Они не могли отступать по железной дороге, где уже противниками царили чехословаки. В лютые морозы израненые, обмороженные солдаты и офицеры отходили по бездорожью на Иркутск.

В начале декабря главкомом оставшихся колчаковских войск стал 36-летний генерал-лейтенант В. О. Каппель. Он железной волей сумел сплотить разлагающиеся части. За Красноярском Каппель свернул с дороги и повел солдат по реке Кан. Это был небывалый в военной истории 120-верстный переход по льду реки, тянущейся среди непроходимой тайги.

Морозы доходили до 35-ти градусов. Трупы умерших от ран, тифа, простуды оставляли в штабелях на льду. В конце путь преградил горячий источник, бьющий поверх льда. Его с обозами было не обойти из-за отвесных берегов. Воинство, перенося поклажу, форсировало преграду поодиночке. Последние десять верст шли в промокших валенках с пудово намерзшей коркой. На том переходе раненный еще под Красноярском в руку Каппель теперь получил рожистое воспаление ноги, затем — воспаление легких и умер.

Этот легендарный Ледяной Сибирский поход колчаковцев не случайно сравнивают с Ледяным походом Добровольческой армии под командой Алексеева и Корнилова. После смерти Каппеля войска возглавил генерал-лейтенант С. Н. Войцеховский — они прорвутся на Дальний Восток, и еще долго будут там биться с красными.

В конце декабря 1919 года Колчак продвигался к Иркутску уже не на семи поездах, а лишь на своем составе, где в вагон к нему перешла заболевшая А. В. Тимирева, с «золотым» эшелоном. В это время адмирала догнал со своим вагоном председатель Совета министров Омского правительства В. Н. Пепеляев. Но за Красноярском в Нижнеудинске адмиральский поезд снова был задержан чехословаками. Они под видом охраны Колчака взяли его состав под негласный арест. Верховному правителю России вручили телеграмму генерала Жанена, командовавшего в Сибири союзническими подразделениями, в том числе чехословаками. Француз требовал, чтобы Колчак оставался на месте до выяснения обстановки.

События в Иркутске стали центром разгоревшихся сибирских «политстрастей». 24 декабря в Глазковском предместье Иркутска началось восстание в казармах 53-го полка. Они отделялись от города рекой Ангарой, мост через которую оказался разрушенным. Из-за этого начальник иркутского гарнизона генерал Сычев не смог подавить восставших и решил с другого берега обстрелять из орудий их казармы, а потом переправить своих солдат по воде на усмирение. Он уведомил об этом генерала Жанена. Но тот ответил, что не допустит обстрела, а если он начнется, откроет огонь по Иркутску. Жанен принял сторону повстанцев, чехословаки по его приказу захватили все ангарские плавсредства, чтобы обезопасить от Сычева мятежников.

Иркутский военный округ был подчинен Колчаком атаману Семенову. 27 декабря семеновский дивизион бронепоездов попытался прорваться в Иркутск на помощь генералу Сычеву, но «союзники» и здесь не дали хода белым. Лишь один отряд семеновцев в 112 бойцов сумел на автомобилях добраться до Иркутска.

31 декабря и 1 января 1920 года в Иркутске шли бои между восставшими солдатами и гарнизоном, усиленным немногочисленными семеновцами. Верх не смогли взять ни те, ни другие. Так в городе оказались два правительства: колчаковский Совет министров без его председателя и Политический центр, опиравшийся на восставшие части, который сложился из эсеров и земцев.

Переговоры между двумя сторонами тянулись со 2 января в вагоне генерала Жанена, пытающегося склонить колчаковских министров сдать власть Политцентру. 3 января Совмин послал Колчаку, остановленному в Нижнеудинске, телеграмму, настаивающую, чтобы он отрекся от власти.

В подобной ситуации, как было раньше согласовано между Колчаком и главкомом Вооруженных Сил Юга России генералом А. И. Деникиным, власть Верховного правителя России переходила к Антону Ивановичу. Об этом адмирал Колчак издал свой последний указ от 4 января 1920 года. В нем он также предоставил «всю полноту военной и гражданской власти на всей территории Российской Восточной окраины» атаману Г. М. Семенову.

Как выглядел и вел себя А. В. Колчак в эти последние свои дни на высочайшем посту Белого движения, свидетельствовал сам генерал Жанен, наблюдавший адмирала при начавшейся эвакуации из Омска:

«Колчак похудел, подурнел, выглядит угрюмо, и весь он, как кажется, находится в состоянии крайнего нервного напряжения. Он спазматически прерывает речь. Слегка вытянув шею, откидывает голову назад и в таком положении застывает, закрыв глаза».

О том, что происходило в Нижнеудинске (Улан-Удэ) после того, как Александр Васильевич издал последний указ, рассказал тогдашний начштаба Верховного генерал-лейтенант М. И. Занкевич:

«Чехами была получена новая инструкция из Иркутска из штаба союзных войск, а именно: если адмирал желает, он может быть вывезен союзниками под охраной чехов в одном вагоне, вывоз же всего адмиральского поезда не считается возможным. Относительно поезда с золотым запасом должны были последовать какие-то дополнительные указания…

Адмирал глубоко верил в преданность солдат конвоя. Я не разделял этой веры… На другой день все солдаты, за исключением нескольких человек, перешли в город к большевикам. Измена конвоя нанесла огромный моральный удар адмиралу, он как-то весь поседел за одну ночь… Когда мы остались одни, адмирал с горечью сказал: «Все меня бросили». После долгого молчания он прибавил: «Делать нечего, надо ехать». Потом он сказал: «Продадут меня эти союзнички»… Я самым настойчивым образом советовал ему этой же или ближайшей ночью переодеться в солдатское платье и… скрыться в одном из проходивших чешских эшелонов… Адмирал задумался и после долгого и тяжелого молчания сказал: «Нет, не хочу я быть обязанным спасением этим чехам»…

Вагон с адмиралом был прицеплен к эшелону 1-го батальона 6-го чешского полка…

Перед самым отходом поезда в Иркутск начальник чешского эшелона, к которому был прицеплен вагон адмирала, (майор Кровак) сообщил мне следующие, полученные им из штаба союзных войск инструкции: 1. Вагон с адмиралом находится под охраной союзных держав.

2. На этом вагоне будут подняты флаги Англии, Северо-Американских Соединенных Штатов, Франции, Японии и Чехо-Словакии.