Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?

Госдеп не нуждался в помощи прорицателей. Предсказать развитие ситуации было несложно, симптомы улучшения отсутствовали. Отсутствовали и причины, могущие остановить Токио. Конфликт уже зашел так далеко, что любой неверный шаг, провокация или шальной снаряд мог вовлечь Соединенные Штаты в войну. Но Вашингтон к войне не был готов, причем не только психологически. Не были готовы армия и флот, потрясать оружием было просто опасно. Стремясь избежать расширения конфликта, 2 сентября Хэлл направил подробные инструкции послу в Токио. Грю сообщалось, что США ни при каких обстоятельствах не хотят участия в конфликте. Посол должен был строить свои отношения с японским МИД, исходя из данного императива. В то же время перед Грю ставилась задача по защите жизней, собственности и прав как граждан США,  так и самого государства, опираясь на «законы, договоры, общественное мнение и другие сдерживающие соображения» [226]. То есть послу напрямую запрещали пугать Японию, прибегать к угрозам или резким демаршам. Ссылки на договоры и статьи, скажем, лондонской «Тайме» — вот все, что было в арсенале американского посла.

Пока американское внешнеполитическое ведомство предпочитало занимать невнятную позицию, Имперское правительство предпочитало действовать. Полностью уверившись в своей безнаказанности, Токио решил развернуть торговую войну против западных конкурентов. Силовое вытеснение других «великих» держав из Китая, полная монополизация экономики страны — вот чего добивались японские политики. 5 сентября было объявлено о досмотре всех судов, прибывающих в китайские порты. Формально, с точки зрения международного права, Япония могла поступать таким образом в своих территориальных водах и портах. Однако ограничиваться своей территорией в Токио не собирались, корабли могли быть досмотрены и в нейтральных водах. Искали, естественно, контрабанду — военные грузы. Хорошая штука — государственное пиратство — список контрабандных грузов утверждался японскими властями и мог меняться: что в него включат — известно только Богу [227]. Да и вообще, в случае задержания и конфискации судна, даже если его груз не имел криминального характера, доказать обратное практически невозможно, а точнее, невозможно в принципе. Справедливости ради стоит отметить, что Имперское правительство решило подсластить пилюлю. Оно заявило, что конфисковывать ничего не будет, просто правительство оставляло за собой право объявить о «покупке» данного корабля и его груза по установленным им ценам (читай даром). В конце концов, «хрен редьки не слаще».

Это был даже не удар, а просто нокаут торговле западных стран в Китае. Уже просматривался следующий шаг японского правительства — ползущая национализация марионеточными режимами предприятий с иностранным капиталом. В подобных условиях обращение китайского делегата в Лиге Наций В. Ку, который заявил, что Япония ставит «цели не только политического доминирования и захвата Китая, но также и ликвидации иностранных интересов...» в регионе [228], легли на удобренную почву. Ассамблея Лиги приступила к обсуждению вопроса о санкциях.

Мировое общественное мнение негодовало. Финансовые круги опасались за сохранность своих капиталов. А японская авиация приступила к бомбардировкам китайских городов — Нанкина и Кантона. Интенсивность военных действий продолжала возрастать. США 22 сентября выступили с протестом против воздушных налетов на города, прежде всего заявляя, что таковые могут нанести ущерб гражданам Соединенных Штатов. В общественном мнении и в дипломатических кругах ряда стран начало созревать мнение о необходимости немедленного принятия мер против Японии. «Некоторые правительства при подходящих случаях предлагали Соединенным Штатам "совместные акции"». Но в Овальном кабинете боялись подобных альянсов — говорить будут все, а в случае осложнений воевать на Тихом океане придется США. Рузвельт чувствовал и понимал, что грядут куда более важные события, нежели японская возня в Китае. На горизонте появился дым мирового пожарища, замаячили признаки глобальных изменений, в подобных условиях президент просто хотел держать руки свободными. Он не собирался связывать себя обязательствами и проводил прежний курс. 28 сентября государственный секретарь направил инструкции послу в Швейцарии Гаррисону: «Лига Наций должна выработать свой собственный курс, — говорилось в депеше, — Соединенные Штаты... не готовы принять участие в совместных акциях» [229].

Несмотря на относительно дружелюбный тон большинства посланий Госдепа, на аморфность позиции, Вашингтон созрел для более жесткой позиции. 5 октября 1937 г. в Чикаго Франклин Рузвельт произнес речь, вошедшую в историю под названием «карантинной»:

«Я рад вновь приехать в Чикаго...

Во время моего путешествия через континент и обратно я видел много свидетельств результатов разумного сотрудничества между местными властями и Федеральным правительством, меня приветствовали десятки тысяч американцев, каждый взгляд и слово которых говорили мне, что их материальное и духовное благополучие продвинулись далеко вперед за последние несколько лет.

В то время как я видел собственными глазами процветающие фермы, бурно развивающиеся фабрики, загруженные железные дороги — как я видел счастье, безопасность и мир, распростершиеся над нашими необъятными землями, — практически неизбежно я был вынужден противопоставлять наш мир совершенно отличным сценам, которые происходят в других частях света.

Именно поэтому народ Соединенных Штатов в современных условиях должен, ради собственного будущего, донести до остального мира, то, о чем я, как ответственный глава исполнительной власти государства, выбрав этот великий внутренний город и это торжество, буду говорить с вами как о вопросе важного национального значения.

Политическая ситуация в мире, которая в последнее время становится все хуже и хуже, такова, что должна вызвать серьезную озабоченность и беспокойство у всех народов и наций, желающих жить в мире и дружественных отношениях со своими соседями.

Каких-то 15 лет назад надежды человечества на продолжительную эру всеобщего мира были подняты на огромную высоту, когда 6 государств торжественно дали обет не прибегать к оружию при реализации их национальных задач и политики.

Высокие устремления, заложенные в мирном пакте Бриана—Келлога и надежды на мир, появившиеся тогда, позже переросли в мучительный страх перед катастрофой. Сегодняшнее царство террора и международного беззакония началось всего несколько лет назад.

Оно началось через неспровоцированное вмешательство во внутренние дела других наций или вторжение на чужую территорию при нарушении договоров и сейчас достигло уровня, на котором самые основания цивилизации находятся под серьезной угрозой. Границы и традиции, которые отмечали прогресс цивилизации через торжество закона, порядка и справедливости, стираются с лица Земли.

Без объявления войны, предупреждений или каких-либо оправдывающих обстоятельств мирные жители, включая женщин и детей, безжалостно уничтожаются бомбами с неба. Периодически мирные корабли атакуются и уничтожаются подводными лодками без предупреждения. Государства провоцируют и участвуют в гражданских войнах в странах, которые никогда не причинили им никакого вреда. Нации, требующие свободы для себя, не признают ее за другими.

Невинные люди и народы жестоко приносятся в жертву жадности до власти и превосходства, которая отрицает любое чувство справедливости и человеческого достоинства.

Перефразируя модного автора, «возможно, мы предвидим время, когда человек, искушенный в убийстве, будет неистовствовать столь сильно по всему миру, что любая ценность будет в опасности, каждая книга и картина и гармония, каждое сокровище, сохраненное на протяжении двух тысячелетий, маленькое, утонченное, беззащитное — будет потеряно, изуродовано или полностью уничтожено.