Чернобыльская тетрадь (фрагменты)

Паламарчук и Горбаченко, вынося товарища, тоже сильно облучились и вскоре были отправлены в медсанчасть. Горбаченко до того успел еще обойти блок, замеряя гамма-фон, был в машзале, обошел блок снаружи. Но все было фактически впустую. Прибором со шкалой измерений всего на 3,6 рентгена он не мог замерить бешеные радиационные поля и поэтому не смог должным образом предостеречь товарищей.

В 2 часа 30 минут ночи на БЩУ-4 пришел директор АЭС Брюханов. Вид пудрено-серый, растерян, почти невменяем.

- Что произошло? - сдавленным голосом спросил он Акимова. На БЩУ-4 активность воздуха в это время составляла около 3- 5 рентген в час, а в местах прострела от завала и того больше.

Акимов доложил, что произошла тяжелая радиационная авария, но реактор, по его мнению, цел, что пожар в машзале в стадии ликвидации, пожарники майора Телятникова тушат пожар на кровле, что готовится в работу второй аварийный питательный насос и скоро будет включен. Лелеченко и его люди должны только подать электропитание. Трансформатор отключился от блока по защите от коротких замыканий.

- Вы говорите-тяжелая радиационная авария, но если реактор цел... Какая активность сейчас на блоке?

- Имеющийся у Горбаченко радиометр показывает тысячу микрорентген в секунду...

- Ну, это немного,-чуть успокаиваясь, сказал Брюханов.

- Я тоже так думаю,-возбужденно подтвердил Акимов,

- Могу я доложить в Москву, что реактор цел?

- Да, можете,- уверенно ответил Акимов.

Брюханов ушел на АБК-1 в свой кабинет и оттуда в 3 часа ночи позвонил домой заведующему сектором атомной энергетики ЦК КПСС Владимиру Васильевичу Марьину...

К этому времени на аварийный блок прибыл начальник гражданской обороны атомной станции Соловьев (фамилия изменена.- Г. М.). У него был радиометр со шкалой измерений на 250 рентген. Это уже было кое-что. Пройдя по деаэраторной этажерке, в машзал, к завалу, понял, что положение крайне тяжелое. На шкале 250 рентген радиометр показывал зашкал в разных местах блока и завала.

Соловьев доложил обстановку Брюханову.

- У тебя неисправный прибор,-сказал Брюханов.-Таких полей быть не может. Ты понимаешь, что это такое? Разберись-ка со своим прибором или выбрось его на свалку...

- Прибор исправный,- сказал Соловьев.

В 4 часа 30 минут утра на БЩУ прибыл главный инженер Фомин. Его долго разыскивали. Дома почему-то трубку не брал, жена бормотала что-то невнятное. Кто-то сказал, что он на рыбалке, потому и не подходил к телефону. Что-то знали люди...

- Доложите обстановку!

Акимов доложил. Подробно перечислил последовательность 4 технологических операций до взрыва.

- Мы все делали правильно, Николая Максимович. Претензий к персоналу смены не имею. К моменту нажатия кнопки АЗ-5 запас реактивности составлял восемнадцать стержней СУЗ. Разрушения произвел взрыв стодесятикубового бака аварийной воды СУЗ в центральном зале, на отметке плюс семьдесят один метр...

- Реактор цел? - спросил Фомин красивым баском.

- Реактор цел! - твердо ответил Акимов.

- Непрерывно подавайте в аппарат воду!

- Сейчас в работе аварийный питательный насос из деаэраторов на реактор.

Фомин удалился. Внутри он то метался, как затравленный зверь, то проваливался в бездонную пропасть, мысленно панически вскрикивая: "Конец! Конец!"-то обретал вдруг железную уверенность:

"Выстоим!"

Но не выстоял. Этот человек сломался первым перед чудовищной ответственностью, которая только сейчас обрела свою свинцовую тяжесть и расплющивала все его слабое, по сути, державшееся на гордыне и тщеславии существо...

Приказав в два ночи Акимову подавать воду в реактор, заместитель главного инженера по эксплуатации Анатолий Дятлов покинул блочный щит управления и вышел в сопровождении дозиметриста наружу, спустившись по лестнично-лифтовому блоку. Весь асфальт вокруг был усыпан блоками реакторного графита, кусками конструкций, топлива. Воздух был густой и пульсирующий. Такой ощущалась ионизированная высокорадиоактивная плазма.

- Активность? - спросил Дятлов дозиметриста.

- Зашкал, Анатолий Степанович... Кха-кха! Ч-черт! Сушит глотку... На тысяче микрорентген в секунду зашкал...

- Японские караси!.. Приборов у вас ни хрена нет! В бирюльки играете!..

- Да кто думал, что будут такие поля?!-вдруг возмутился дозиметрист.-В каптерке есть один радиометр со шкалой на десять тысяч рентген, да закрыта. А ключ у Красножона. Да к каптерке, я смотрел, и не подобраться. Завалило ее. И светит дай бог. Без прибора чувствую...

- Индюки! Японские караси! Прибор в каптерке держат! Обалдуи! Носом измеряй!

- Да я и так уж измеряю, Анатолий Степанович...-сказал дозиметрист.

- Если бы только ты... Я ведь тоже измеряю, сукин ты сын. А ведь не должен. Это твоя работа... Усек?!

Они подошли вплотную к завалу. Он возвышался горой, поднимаясь наклонно от самой земли аж до сепараторных помещений...

- Ё-моё! - воскликнул Дятлов. - Что натворили! Крышка! Дозиметрист щелкал туда-сюда переключателем диапазонов, бормоча: "Зашкал... Зашкал..."

- Выбрось ты его к едрене фене!.. Японские караси... Пошли в обход вокруг машзала...

Кругом на асфальте графит и куски топлива. В темноте не совсем различимо, но при желании понять можно. То и дело спотыкаешься о графитовые блоки, футболишь ногами. Реальная активность до 15 тысяч рентген в час. Поэтому и зашкал на радиометре у дозиметриста.

В сознании не укладывается увиденное. Обогнули торец машзала. Вдоль бетонной стенки напорного бассейна девятнадцать пожарных машин. Слышен клекот и рев огня на кровле машзала. Пламя высокое. Выше венттрубы.

Но странное дело! В сознании у заместителя главного инженера по эксплуатации четвертого энергоблока возникло и жило теперь как бы два образа, две мысли. Одна: "Реактор цел. Подавать воду". Вторая: "Графит на земле, топливо на земле. Откуда, спрашивается? Непонятно откуда. Активность бешеная. Нутром чую активность".

- Все! - приказал Дятлов.- Откатываемся!

Они вернулись на БЩУ. Горбаченко прошел к себе, на щит дозиметрии. Должен вот-вот подойти зам начальника службы РБ Красножон.

Общая экспозиционная доза, ими полученная, составила 400 рад.