Эстетика однополой любви в древней Греции

У того же императора постоянно имелось рядом двое любовников; один из них вступил в незаконную связь с дамами из гарема, и тогда другой его убил. Император пришел в страшную ярость, но, когда убийца объяснил ему причину, У-ди заплакал, и с той поры император испытывал к нему еще б ольшую любовь.

Другим его любовником был Ли Янь-нянь, актер, которого за какую-то провинность оскопили. В результате этого унижения он приобрел прекрасный голос, чем и снискал симпатии императора…» (Ван Гулик. Сексуальная жизнь в древнем Китае, гл.3 [Ван Гулик 2004, с.105])

  «Как-то [юный] Сын Неба играл с Хань Янем, но тот повел себя недостаточно уважительно, за что Дан-ху ударил его, и он убежал. С тех пор Сын Неба стал считать [Дан-ху] смелым». (Сыма Цянь. Исторические записки, гл.109 [Сыма Цянь, т.8, с.320 и 439]

Краткая биография Хань Яня – гл.125.

  «Когда нынешний наш государь вступил на престол, было составлено девятнадцать гимнов и приказано шичжунуЛи Янь-няню установить порядок их исполнения и музыку к ним, за что ему был пожалован титул се люй дувэй– «советник, гармонизирующий тоны звукоряда». (Сыма Цянь. Исторические записки, гл.24 [Сыма Цянь, т.4, с.72 и 236])

«В этом году [ 111 г.] после уничтожения царства [племен] наньюэк императору явился его любимый сановник Ли Янь-нянь, предложивший хорошую музыку. Император похвалил новую мелодию…» (Сыма Цянь. Исторические записки, гл.12 [Сыма Цянь, т.2, с.271])

« ФужэньЛи тоже рано умерла. Ее старший брат Ли Янь-нянь имел пристрастие к музыке и получил звание селюя. Вначале он был певцом. Старший и младший братья Ли были впоследствии обвинены в распутстве и казнены вместе с семьями». (Сыма Цянь. Исторические записки, гл.49 [Сыма Цянь, т.6, с.172 и 345])

Краткая биография Ли Янь-няня – гл.125.

  «У Ай-ди, последнего императора династии Ранняя Хань (на троне 6-1 гг. до н.э.), имелось несколько юных любовников, самым знаменитым из которых был Дун Сянь. Однажды, когда император делил ложе с Дун Сянем, последний заснул, прижав рукав императора. Поскольку императора вызвали для участия в торжественной аудиенции, он достал меч и отрезал свой рукав, чтобы не потревожить сон возлюбленного. С той поры термин дуаньсю («отрезанный рукав») стал в литературе эвфемизмом для обозначения педерастии». ([Ван Гулик 2004, с.107])

  «В «Ши шо синь юй», собрании коротких историй и анекдотов, составленном Лю И-цином (402-444), в гл.10 под названием «Мудрые женщины» («Сянь юань») приводится следующая история о Цзи Кане, Жуань Цзи и их друге Шань Тао (205-283):

«Когда Шань Тао встретился с Цзи Каном и Жуань Цзи, у них сразу завязалась дружба, которая «разрушает металл и благоухает, как орхидеи» (цитата из «И цзина»). Жена Шань Тао, урожденная Хань, обнаружила, что привязанность ее мужа к этим двоим мужчинам непохожа на обычную дружбу, и спросила его об этом. На это ее супруг сказал: «Только этих двоих я могу по праву считать своими друзьями». Тогда его жена сказала: «[В древности] жена Фу-цзи лично следила за Ху-янем и Чжао-цуем. Ты не будешь возражать, если я начну следить за твоими друзьями?» Когда потом Цзи Кан и Жуань Цзи пришли его навестить, госпожа Шань уговорила мужа убедить их остаться на ночлег. Она предложила им вино и закуски, а с наступлением ночи проделала в стене отверстие и наблюдала за ними до самого рассвета. И тогда вошел ее муж и спросил: «Что ты теперь думаешь про этих двоих?» Его жена ответила: «Они намного талантливее тебя; должно быть, они сделали тебя своим другом потому, что ты много знаешь». На это Шань Тао заметил: «Эти двое на самом деле всегда считали, что я знаю больше, чем они»»». ([Ван Гулик 2004, с.149])

«Ночью глубокой пустынно и чисто,

Ярко луна осветила террасу.

Ветер чуть-чуть шевелит мне одежду,

Полог простой выс око подобран.

Кубок наполнен вином превосходным,

Только мне не с кем делить мою радость.

Циньмой певучий со мной неразлучно,

Жалко, что ныне играть на нем не с кем,

Взор подымаю, тоскую о друге,

Благоуханном, как цвет орхидеи…

Нет человека прекрасного рядом –

Разве же можно теперь не вздыхать мне?»

(Цзи Кан. Дар сюцаю, уходящему в поход.

Стихотворение 15, пер. В.Рогова [БВЛ, т.16, с.210])

О императоре Фэй-ди (449-465) см. (Ван Гулик, гл.5 [Ван Гулик 2004, с.151]).

конец приложений

Вместо эпилога

В апреле 1300 г. величайший путешественник всех времен Данте Алигьери, ведомый бисексуалом Вергилием, спустившись в Ад, в третьем поясе седьмого круга (который «Первая Любовь» отвела содомитам) встретил своего учителя Брунетто Латини:

«Когда бы все мои мольбы свершались, -

Ответил я, - ваш день бы не угас,

И вы с людьми еще бы не расстались.

Во мне живет, и горек мне сейчас,

Ваш отчий образ, милый и сердечный,

Того, кто наставлял меня не раз,

Как человек восходит к жизни вечной;

И долг пред вами я, в свою чреду,

Отмечу словом в жизни быстротечной.

Я вашу речь запечатлел и жду,

Чтоб с ней другие записи сличила

Та, кто умеет, если к ней взойду… [ Беатриче]

…

Меж тем и сэр Брунетто не молчит

На мой вопрос, кто из его собратий

Особенно высок и знаменит.

Он молвил так: «Иных отметить кстати;

Об остальных похвально умолчать,

Да и не счесть такой обильной рати.

То люди церкви, лучшая их знать,

Ученые, известные всем странам;

Единая пятнает их печать.

В том скорбном сонме – вместе с Присцианом

Аккурсиев Франциск; и я готов

Сказать, коль хочешь, и о том поганом, [ Андреа деи Модзи]

Который послан был рабом рабов

От Арно к Баккильоне, где и скинул

Плотской, к дурному влёкшийся покров.

Еще других я назвал бы; но минул

Недолгий срок беседы и пути:

Песок, я вижу, новой пылью хлынул;

От этих встречных должен я уйти.

Храни мой Клад, я в нем живым остался;

Прошу тебя лишь это соблюсти». [ «Книга о сокровище», сочинение Латини]

(Данте Алигьери. Комедия. Ад XV 79-90, 100-120.

Пер. и комм. М.Лозинского [Данте 1998, с.79-81])

Константинос Кавафис

«Темеф Антиохиец, 400 год

Стихи Темефа, юноши, сраженного любовью.

Поэма: «Эмонид» - о юноше прекрасном,

о неразлучном друге Антиоха Епифана,

любимце Самосат. Но столько в каждой строчке

(казалось бы, о людях давно минувших лет:

год сто тридцать седьмой царей греко-сирийских!

А может, чуть пораньше) волненья и тепла,

что ясно: Эмонид – фигура подставная.

Поэма говорит нам о любви Темефа,

любви, достойной стать стихом. Мы сопричастны тайне;

его ближайшие друзья, мы сопричастны тайне

и знаем, для кого написаны стихи.

Но незачем об этом знать антиохийской черни»

(пер. Е.Смагиной [Кавафис 2000, с.140])

И последнее: пусть читатель взглянет

на курсив в: Плотин VI 7, 32 и спросит меня:

«Антон, а собственно, для кого ты всё это написал?»

- For everymind to whom it may concern

Из цикла Дэвида Зинделла «Реквием по Homo sapiens »