История чтения

В качестве материала для чтения, с согласия всех рабочих (которые, как и в дни «Эль Фигаро» платили лектору из собственного кармана), использовались как политические трактаты, так и романы и стихи современных и классических авторов [242]. Были у них и свои любимцы: в частности, «Граф Монте-Кристо» Александра Дюма был так популярен, что группа рабочих даже написала автору незадолго до его смерти в 1870 году, прося разрешения дать имя его героя одному из сортов сигар. Дюма согласился.

По словам Марио Санчеса, художника из Ки-Уэста, который в 1991 году еще помнил лекции для изготовителей сигар в конце 1920-х годов, чтение проходило в глубоком молчании, вопросы и комментарии до окончания сеанса воспрещались.

Как выяснили рабочие с сигарных фабрик, чтение вслух дало им возможность отрешиться от механического, отупляющего скручивания темных табачных листьев, чтобы следить за чьими-то приключениями, обдумывать чьи-то мысли и самим делать выводы. Мы не знаем, жалели ли они в эти долгие рабочие часы, что их тело не принимает участия в ритуале чтения; не знаем, тосковали ли пальцы тех, кто был обучен грамоте, по переворачиванию страниц; не знаем, захотелось ли научиться читать тем, кто этого делать не умел. 

Однажды ночью за несколько месяцев до смерти, примерно в 547 году — за тринадцать столетий до кубинских чтецов, — святому Бенедикту из Нурсии было видение. Когда он молился у раскрытого окна, вглядываясь в темноту, «показалось ему, будто весь мир собрался в единый солнечный луч, и луч этот сверкнул перед очами его» [244]. В этом видении старик со слезами на глазах увидел «это таинственное, предполагаемое нечто, чьим именем завладели люди, хотя ни один человек его не видел: непостижимую вселенную» [245].

Бенедикт удалился от мира в возрасте 14 лет и отказался от всех богатств и титулов, принадлежавших его римской семье. Примерно в 529 году он основал монастырь на Монте-Кассино — скалистом холме, возвышавшемся на пятнадцать сотен футов над древним языческим храмом примерно на полпути между Римом и Неаполем — и написал устав для своей братии [246], в котором власть закона была заменена абсолютной властью настоятеля монастыря. Возможно, потому, что Бенедикт искал в Писании все объясняющего видения, которое было даровано ему лишь годы спустя, а может быть, потому, что, как и сэр Томас Браун, считал, что Бог являет нам мир в двух ипостасях — природы и книги [247], он решил, что чтение должно стать важнейшей частью монастырской жизни. Параграф 38 его Устава гласит:

Как и на кубинских фабриках, книги для чтения выбирались не случайно; но в отличие от цехов, где вопрос этот решался общим голосованием, в монастыре выбор осуществлял настоятель. У кубинских рабочих любая книга могла стать (и во многих случаях становилась) личной собственностью каждого слушателя; а вот послушникам святого Бенедикта следовало избегать восторга, удовольствия и гордости, поскольку радость восприятия текста была общей, а не индивидуальной. Молитва к Богу, просящая Его отверзнуть уста чтеца, передавала акт чтения в руки самого Всемогущего. Для святого Бенедикта текст — Слово Божье — был за пределами личных предпочтений, если не за пределами понимания. Текст был непреложен, а автор (или Автор) являлся непререкаемым авторитетом. Наконец, молчание за столом, отсутствие отклика, было необходимо не только для того, чтобы обеспечить максимальную сосредоточенность, но и для того, чтобы предотвратить любые частные комментарии священного текста [249]. Позднее, в цистерцианских монастырях которые основывались по всей Европе начиная с XII века, «Устав святого Бенедикта» использовался для упорядочения монастырской жизни, личные эмоции и желания приносились в жертву общим нуждам. Нарушения этих правил карались бичеванием, а преступников отделяли от паствы, изолируя от братьев. Одиночество и уединение считались наказанием; тайны были общим достоянием; личные занятия любого рода, интеллектуальные или иные, категорически не одобрялись; дисциплина была наградой тем, кто соблюдал все законы монастыря. В обычной жизни цистерианцы никогда не оставались одни. Во время трапезы их отвлекали от плотских радостей и приобщали к святому слову с помощью предписанного святым Бенедиктом чтения [250].

Среди мирян в Средние века также была широко распространена практика собираться вместе, чтобы послушать чтение вслух. Вплоть до изобретения печатного пресса, грамотность не была широко распространена, книги чаще всего принадлежали богатым, были привилегией крошечной горстки читателей. Хотя некоторые из счастливых обладателей книг иногда одалживали их, они всегда делали это в пределах собственного класса или даже семьи [251]. Люди, которым хотелось познакомиться с определенной книгой или автором, часто имели больше шансов услышать текст при чтении вслух, чем взять драгоценный том в собственные руки.

Существовали разные способы слушать текст. В начале XI века в европейских странах бродячие менестрели декламировали и пели собственные стихи или стихи своих хозяев-трубадуров, которые они хранили в памяти. Эти менестрели были артистами, работавшими на ярмарках и базарах, а иногда и при дворах. Чаще всего это были люди низкого происхождения, отвергавшие и защиту закона и проклятия церкви [252]. Трубадуры, такие как Гийом Аквитанский, дедушка Элеонор, и Бертран де Борн, господин Отфорта, были чаще всего благородного происхождения и пели официальные песни во славу своих недосягаемых возлюбленных. Из примерно сотни трубадуров XII XIII веков, когда мода на них была в разгаре, которых мы знаем по имени, женщин было около двадцати. Похоже, что в целом менестрели были популярнее трубадуров, и интеллектуал Петер Пиктор, в частности, жаловался, что «кое-кто из верховного духовенства скорее будет слушать жалкие вирши менестреля, чем великолепно сложенные стансы серьезного латинского поэта» [253], имея в виду себя.