Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризи

По сведениям начальника Главного артиллерийского управления (ГАУ) генерала А.А. Маниковского, за годы войны только этот главк военного ведомства приобрел за рубежом и направил в действующую армию не менее 2,5 млн. винтовок и свыше 5,5 тыс. орудий разных калибров ^{326}. [58] Россия, в свою очередь, в 1914–1915 гг. снабжала оружием и боеприпасами сербскую армию. Во Франции, Японии, Италии и других странах закупки военного назначения, по требованиям военных главков и морского ведомства, производили российские военные и морские атташе. Но в Великобритании и США как в наиболее крупных странах-кредиторах и поставщиках в 1915 г. были учреждены специальные межправительственные «Русские заготовительные комитеты», снабженные огромными полномочиями и средствами, в большинстве взятыми на месте в долг. Генерал А.П. Залюбовский, руководитель американского Комитета, утверждал, что годовой бюджет его ведомства превышал среднюю расходную часть довоенного бюджета всей Российской империи, которая в 1906–1913 гг. колебалась в пределах 2–3 млрд. руб., — одно содержание 1200 его служащих ежемесячно обходилось русской казне в полмиллиона долларов ^{327} (в Русском заготовительном комитете в Великобритании служащих было более 700). По данным генерала Маниковского, за три года войны Россия разместила в Соединенных Штатах военных заказов на сумму 1,29 млрд. долларов (или 2,6 млрд. руб.) ^{{328}, [59]}, причем многие из этих заказов были исполнены не в полном объеме либо с огромной задержкой [60]. В этой связи в одном из докладов военному министру тот же начальник ГАУ отмечал: «Без особо ощутительных результатов для нашей армии нам пришлось влить в американский рынок колоссальные количества золота и оборудовать на наши деньги массу военных предприятий; другими словами, произвести за наш счет генеральную мобилизацию американской промышленности» ^{329}. Но интенсивные, хотя и малопродуктивные деловые контакты способствовали русско-американскому сближению в политической сфере.

Сгладить ружейный, пулеметный, орудийный, снарядный, патронный и прочие «голоды» своей действующей армии путем наращивания самостоятельного производства России удалось лишь к концу 1916 г. Однако и после этого ее активность на внешних рынках вооружений и военных материалов продолжала нарастать. Соответственно этому на место лидерства России в Антанте пришел рост ее финансовой и военно-технической зависимости от союзных держав («мы — кредиторы, благодетели, Россия — должники, просители» — так, по свидетельству русского очевидца, оценивали ситуацию союзники ^{330}), усугубленный ее военными неудачами 1915 г. и падением престижа центральной власти все более заметным участием в государственных делах придворной камарильи и ее ставленников. Один из них, А.Д. Протопопов, в июле 1916 г. в свою бытность еще товарищем председателя Государственной думы и незадолго до назначения министром внутренних дел участвовал в неофициальных консультациях с представителем германского правительства в Стокгольме по вопросу о сепаратном мире России с Германией. «К правительству, наиболее влиятельным членом которого состоит политический оборотень, шалый перебежчик из Государственной думы Протопопов, — вспоминал настроения английских правящих кругов в конце 1916 г. российский поверенный в делах в Лондоне К.Д. Набоков, — ни доверия, ни уважения быть не могло» ^{331}.

В третий период войны Российская империя вступила под флагом борьбы до победного конца в прежнем «священном единении» с союзниками по Антанте и с задачей вернуть территории, захваченные неприятелем в предшествующем, 1915 г. Практика войны показала необходимость еще более тесной интеграции не только в военной и военно-технической, но также в военно-политической, финансово-экономической, транспортной сферах. «Чувствовалось уже, хотя смутно, что для достижения победы понадобится напряжение всех сил всех союзников, свидетельствовал дипломат Набоков. Этим определялись и взаимоотношения союзников, начинавших уже с крайней чувствительностью относиться к малейшим признакам “упадка энергии” друг у друга» ^{332}. Однако проблемы финансово-экономического взаимодействия стран Антанты обсуждали лишь две конференции в Париже в январе 1915 г. и в Лондоне летом 1916 г.; идея регулярных встреч глав правительств и министров иностранных дел так и не была осуществлена, а текущие финансовые и транспортные проблемы улаживали заграничные «агенты» Министерства финансов вместе с руководителем финансового ведомства П.Л. Барком и адмирал, глава русского межведомственного Совещания по морским перевозкам, в ходе своих поездок в Западную Европу. В логику все более заметного вмешательства российских общественно-политических объединений в дела государственной обороны и в решение международных проблем вписались визиты в союзные страны весной 1916 г. делегаций российских журналистов и парламентариев, призванные углубить взаимные симпатии и доверие в рамках Антанты, продемонстрировать крепость союзнических уз, а также подтвердить солидарность самих русских партий в доведении войны до победы.

На поле брани взаимодействие союзников стало принимать форму непосредственного боевого сотрудничества. В 1916 г., по просьбе союзного командования, Россия направила в оперативное подчинение французского Генштаба четыре «особые» пехотные бригады общей численностью около 50 тыс. штыков. Не так давно, в начале войны, подобная акция признавалась русским верховным командованием «невыполнимой» ^{333}. Русские солдаты доблестно сражались с немцами во Франции, приняв участие в одной из крупнейших битв мировой войны за Верден, и на салоникском фронте. Осенью 1916 г. русская Ставка в помощь неудачно вступившей в войну Румынии направила на румыно-австрийский фронт три армии (49 пехотных и 13 кавалерийских дивизий ^{334}), которым вместе с двумя румынскими под общим руководством генерала В.В. Сахарова к январю 1917 г. удалось остановить австро-германское наступление, продолжавшееся непрерывно два месяца. В свою очередь, в русской армии с зимы 1915/1916 г. воевали английский и бельгийский бронеавтомобильные отряды, группа французских летчиков и воздушных наблюдателей; Балтийский флот пополнило соединение британских подводных лодок.

Осенью 1915 г. для совместной борьбы с неприятельским шпионажем, контрабандой и пропагандой в Париже было образовано «Союзническое бюро», в которое вошли представители союзных военных миссий при французской Главной квартире ^{335}. В петроградском Генштабе рука об руку с русскими коллегами трудились офицеры военной разведки из Франции, Великобритании и Италии. После изучения, систематизации и обработки сведений своих «дальней» и войсковой разведок (задания тайной агентуре вырабатывались совместно), а также материалов открытой печати они направляли их в ГУГШ, в союзные Генштабы и в русскую Ставку. Морское командование союзников также обменивалось разведывательной информацией. Шифровальные книги, обнаруженные русскими моряками на наскочившем на камни на Балтике в августе 1914 г. германском крейсере «Магдебург», были безотлагательно переданы союзникам, которые с их помощью знакомились с секретной радиоперепиской немецкого ВМФ ^{336}. «Всю войну, — вспоминал русский военный моряк-фронтовик, — наша служба связи читала радио противника, как свои собственные, и даже союзников информировала о намерениях и передвижениях немецкого флота, а о нас немцы не знали ничего» ^{337}.