Встречи с Лениным

В 1904 г. Ольге Борисовне - (не представляю ее себе иначе как только вооруженной большой {131} зубочисткой!), было 33 года - ее 80-летие праздновалось в Академии в сентябре 1951 г. Лет десять пред этим она была на фельдшерских курсах и этим ее медицинское образование ограничивалось. Повышенным уровнем общего развития она никак не могла похвалиться и никаких позывов к наукам, в частности, к биологии - тогда не обнаруживала. Она была из категорий женщин, называемых "бой-бабой", очень практичной, с большим апломбом изрекающей самые простецкие суждения по всем решительно вопросам.

Ленин, узнав, что она хорошо зарабатывает в организованной ею столовой, заметил: "с нею (Ольгой Борисовной) Пантейчик не пропадет". До 1931 г., - а в то время, я лишь недавно попав заграницу, имел еще хорошие связи с Россией, ни от кого не слыхал, что Лепешинская ушла в науку. Очевидно, ее чудесное, загадочное, для меня непонятное превращение в признанного партией и советской наукой "выдающегося биолога", "сокрушившего" учение Вирхова, произошло за последние 19 лет в царствование Сталина. И даже не за 19, а за 15 лет, в книжке А. Эмме "Наука и религия о возникновении жизни на земле" (Москва, 1951 г. стр. 92) - указывается, что работы Лепешинской в СССР "в течение пятнадцати лет не признавались, замалчивались и опорочивались сторонниками вирховианства" (т. е. Вирхова) (Лепешинская в No 1 "Правды" за 1951 г. пояснила, что ее великие открытия сделаны благодаря "руководству тов. Сталина".

"Выполняя предначертания Ленина и Сталина, советские ученые отстаивают в своей повседневной работе принципы большевистской партийности в науке. Этот принцип стал девизом не только для меня старого большевика (почему не старой большевички? Н. В.), но и для многих тысяч молодых научных работников, воспитанных партией Ленина-Сталина. Идеи Ленина- Сталина оплодотворили и вызвали расцвет многих отраслей наук... Диалектический метод, как учит товарищ Сталин (следующие строки Лепешинская списывает из "Краткого курса партии ВКП", Сталина - стр. 102, издание 1950 г., который их, в свою очередь, списал у Ленина), считает, что процесс развития следует понимать не как движение по кругу, не как повторение пройденного, а как движение поступательное, как движение по восходящей линии, как переход от старого качественного состояния к новому качественному, как развитие от простого к сложному, от низшего к высшему. Руководствуясь этими указаниями тов. Сталина, мы подошли к изучению происхождения сложных жизненных единиц-клеток из более простого живого вещества, из белковых тел способных к обмену веществ. Таким образом, экспериментально была опровергнута идеалистическая теория Вирхова (всякая клетка и все ее составные части могут происходить только от клетки путем делений и что вне клетки нет ничего живого) и создана новая диалектико-материалистическая клеточная теория, гласящая: всякая клетка из живого вещества и ниже клетки есть более простое вещество - живое вещество".).

{132} Одним борщом и котлетами, т. е. заработком жены - мы просуществовать не могли. Я тоже бросился в поиски заработка и после некоторых проб стал кое-что зарабатывать перевозкой багажа. Перевозил его на charrette a bras, ручной повозке, а нанимал ее у консьерж на улице Carouge, платя за пользование 20 сантимов в час. Главными моими клиентами, кроме иностранцев-туристов (их нужно было ловить при выходе из вокзала) были русские эмигрантки и студентки. Владимиров в брошюре "Ленин в Женеве и Париже", напечатанной в 1924 г. писал, что в Женеве среди большевиков в 1904 г. было "не мало" таких, которые, чтобы не погибнуть с голода, занимались перевозкой вещей. Владимиров превратил меня во множественное число. Никаких конкурентов по "извозу" у меня не было, кое-кто из большевиков даже считал, что заниматься таким делом, заменять собою лошадь, - "оскорбительно для человеческого достоинства".

Однажды во время какого-то собрания, на котором шел бой между социал-демократами и социалистами-революционерами, ко мне подошел (назовем его Петров: фамилию его прекрасно помню, но по некоторым причинам не хочу называть). Он приехал в Женеву {133} самым легальным путем, посещал университет, слыл за попутчика меньшевиков, жил не по-эмигрантски, будучи, как говорили, очень состоятельным человеком.

- Мне сказали, что вы занимаетесь перевозкой багажа. Не могли ли вы доставить вещи из пансиона, в котором сейчас живу, в другой пансион, на дачу, за Женевой. Могу предложить за это десять франков.

У меня дыхание сперло от такой блестящей перспективы. До сих пор, за уплатой аренды повозки, более двух франков и, разумеется, не каждый день, зарабатывать не приходилось. Десять франков на весах эмигрантского бюджета представлялись чем-то огромным!

- Вы приедете в мой пансион послезавтра в 12 часов дня. Мы с женою уже уедем на дачу на велосипедах, но все вещи будут собраны и вам останется лишь их погрузить.

- А далеко ли везти?

Петров выдернул из своей записной книжки листок и пометил адрес своего пансиона - avenue Petit, (боюсь ошибиться) и место назначения. Везти нужно было через весь город и двигаться дальше к франко-шейцарской границе, ориентируясь на Fernay. Это название меня хлестнуло: "Вольтер-патриарх Fernay!". Как раз несколько дней до этого, увидя у А. С. Мартынова книгу о Вольтере, я попросил ее мне дать и с большим интересом прочитал. Вольтер, разрушавший основы феодально-средневекового мировоззрения, поучавший, как малых детей, коронованные головы того времени, был весьма предусмотрительным и осторожным человеком.

Не доверяя коварному и злобному Людовику XV, он приобрел замок в Fernay на швейцарской границе с таким расчетом, чтобы в случае угрожающих ему неприятностей, в несколько минут очутиться в свободной Швейцарии. Как не позавидовать такому удобству! У нас с Катей Рерих таких удобств не было. Когда {134} Вольтеру что-либо казалось подозрительным, он набрасывая на себя плащ, брал подмышку ящичек с золотом и драгоценными камнями и вооружившись палкой с золотым набалдашником, просто перешагивал через границу. Раз дача Петрова, куда мне нужно доставить багаж, находится не так уж далеко от Fernay, воспользуюсь удобной оказией и побываю в жилище Вольтера. После прочитанной книги оно меня очень заинтересовало. Но вот вопрос: много ли вещей везти? Петров ответил: "Немного, на обычного размера ручной повозке они легко помещаются. Два ящика с книгами, три чемоданчика, кое-какие пакеты. Я оставлю достаточно веревок, перевязав вещи, вам будет легко их везти".[лдн-книги2]

Радужное настроение духа (перспектива заработка 10 франков), с которым через день я подкатил повозку к пансиону Петрова, сразу исчезло при виде груды вещей, назначенной к перевозу. "Ящички" с книгами оказались тяжелыми ящиками. Снести их со второго этажа и водрузить на повозку помог служитель пансиона. Чемоданов из толстой кожи, туго набитых бельем и разными вещами, очень тяжелых, оказалось не три, а помнится четыре или пять. А сверх того - тяжелые пакеты с одеялами, пледами, пальто. С ними долго пришлось повозиться. Когда все было нагружено на повозку, она превратилась в настоящий воз. Стало окончательно ясно, что обещанные франки не достанутся легко. Передвижение такого воза само по себе требовало силы, а тут были нужны дополнительные усилия, чтобы держать оглобки перегруженной повозки параллельно земле, иначе она опрокинется назад.

Я был уже достаточно опытен в перевозках, чтобы знать, что без отдыха, передышки в пути, при таком грузе не обойтись. А я не мог его иметь, если бы положил оглобли просто на землю. В части платформы повозки, обращенной к оглоблям, почему-то не было доски, груз мог бы отсюда скатиться вниз. Два раза я обращал на это {135} внимание владелицы повозки, на что она мне неизменно отвечала: "Не нравится повозка, - не берите". Отдыхать я мог бы, лишь опуская заднюю часть повозки на землю, но в такой позиции ее оглобли взметнутся почти вертикально и опустить их будет не легко. Меня это не смутило бы, будь то до голодовки в тюрьме, но теперь я чувствовал, что во мне что-то не ладится, что силы стало гораздо меньше и я далеко не был уверен, что мне при таком тяжелом грузе удастся справиться с повозкой. "Vous creverez!" - убежденно сказал мне служитель пансиона. Однако, к данному положению, более чем к какому-либо другому, подходила пословица: