Великое расселение славян. 672—679 гг.

Результатом победоносного нашествия для славян стало заселение большей части греческих земель. Власть Империи в Иллирике к концу 615 г. ограничивалась одной Фессалоникой. Фессалию заняли велеездичи [239]. В Старом Эпире обосновались войничи. Какие-то еще славянские племена заняли Новый Эпир, окрестности Диррахия. Они состояли в обширном союзе, который возглавляли войничи и земли которого на востоке простирались до Афин [240]. Славяне надолго стали если не основным населением, то хозяевами положения на землях Македонии, Эпира, Эллады (включая Пелопоннес) [241]. На Пелопоннесе, где главными являлись племена милингов и езеричей в Лаконии, славянское население в VII в. резко возросло. С востока и юга полуострова они без столь заметных потрясений позже проникали на северо-запад, до Олимпии. Здесь отношения с греками складывались более мирно [242]. Во время нашествия или позже славянские общины появились и на Керкире в Ионическом архипелаге [243].

Славяне завоевали Адриатическое побережье и большую часть Эллады. Им оставалось лишь нанести ромейскому владычеству в Иллирике последний, смертельный удар. Фессалоника, давняя цель славян, продолжала привлекать их взоры. Участвовавшие в морском нашествии племена приняли решение — покончив с подчиненными Фессалонике провинциальными городами, теперь завоевать и заселить саму столицу Иллирика.

Вторая осада Фессалоники

В 616 г. [244] славяне вновь, во второй уже раз, подступили к стенам Фессалоники. К берегу под стенами подошло «огромное число» славянских однодеревок. Высадившись, славянские моряки разбили здесь главный лагерь. С востока, с севера и с запада к городу подтянулись племенные ополчения, взяв его в плотную осаду. Вместе с воинами пришли и их «роды вместе с их имуществом». Город рассчитывали не разрушить до основания, а занять [245]. Более других в завоевании Фессалоники были заинтересованы жившие в ее округе дреговичи, сагу даты и берзичи. Однако все их союзники во главе с велеездичами и войничами приняли участие в походе, как прежде македонские славяне помогли им в завоевании Эллады.

Нашествие возглавлял вождь («экзарх» — князь или воевода) по имени Хотун. Неизвестно, к какому племени он принадлежал сам. Скорее всего, к дреговичам, которые постоянно называются первыми. Перед походом Хотун «по своему обычаю захотел узнать через гадание, сможет ли он войти» в Фессалонику. «Ему было сказано, что можно войти, но не было раскрыто, каким образом». Как бы то ни было, Хотун принял ответ за добрый знак [246].

Еще до подхода славянских войск город, ослабленный разорением округи и почти лишенный собственного флота, охватила паника. Ее усугубили перебежавшие от славян рабы-пленники, поведавшие о «жестокости их войска». Славяне изготовились к штурму. Однако их предводители не осмелились подводить хрупкие однодеревки прямо под защищенные метательными орудиями стены. Решив защитить суда перед приступом, они отложили его. Однодеревки отвели в узкую гавань Келларион в 4 км к востоку от крепостной стены и занялись их оснащением. Ладьи покрывали сверху досками и сырой кожей, призванной защитить их от зажигательных снарядов. Одновременно осаждавшие город с суши готовили камнеметы. Передышку для подготовке к бою, однако, получили и солунские граждане [247].

Работа шла три дня. В течение этого времени отдельные славянские суда плавали на расстоянии пары миль (около 3 км) от стены, не подходя ближе. Славяне следили за развернувшимися оборонительными приготовлениями горожан, а заодно высматривали слабые места в защите. Два таких места приметили — оба у гавани, близ церкви Святой Богородицы. Участок перед самым храмом вообще оставался не укреплен со стороны моря, а западнее, под «башней у церковной лестницы», располагались «небольшие ворота». Мнения нападавших разделились. Одни сочли наилучшим войти в город через неукрепленный участок. Другие, в том числе сам верховный вождь Хотун, не доверяли кажущейся простоте решения и предпочитали вломиться через малые ворота. В конце концов решили атаковать оба места [248].

Славяне, однако, просчитались. Горожане не теряли времени даром, и не все их приготовления разведчикам удалось отследить. Вход в гавань перегородили цепями на бревенчатом основании, утыкав образовавшуюся плотину кольями и клиньями. За нею возвели второе заграждение — сцепленные якорями тяжелые грузовые корабли. В водных укреплениях оставили лишь небольшой проход. Неукрепленный участок у храма — и этого-то славяне не углядели издали — защитили рвом и прикрытыми досками ямами с кольями на дне. На молу, также неукрепленном, выстроили деревянную стену, невысокую — в половину человеческого роста [249].

На четвертый день осады приступ, наконец, начался. С восходом солнца славяне со всех сторон города издали боевой клич и ринулись на штурм. На стену обрушились камни из метательных машин. Под прикрытием камней и стрел, которые летели «подобно снежным облакам», одни славяне приставляли лестницы к стенам, другие пытались запалить городские ворота. «И было странно, — повествует солунский автор, — видеть это множество, которое затмевало лучи солнца; как туча, несущая град, так закрыли свод небесный стрелами и камнями» [250].

Но главные силы нападавших во главе с вождем всей рати подступали с моря. Однодеревки, защищенные покрытием от стрел, огня и камней, устремились через оставленный проход к усмотренным слабым местам у храма Богородицы. В проходе, естественно, образовалась сутолока. С ней славяне на первых порах как-то справлялись, но при высадке «равномерное движение судов… стало неуправляемым». В этот самый момент, как говорит автор «Чудес святого Димитрия», «многие ясно видели защитника, любящего свое отечество Димитрия, преславного мученика в белой хламиде, который сначала обошел стену, а затем шел по морю, как по суше. Это видели не только многие просвещенные святым крещением, но и невинные дети евреев в так называемой части Врохтонов». О том, что именно это стало причиной сумятицы среди высаживающихся славян, согласно «Чудесам», рассказывали и они сами. Потерявшие управление ладьи начали сталкиваться друг с другом и переворачиваться. Подходившие следующими однодеревки прижимали шедших впереди к берегу. Люди с перевернувшихся судов хватались за борта других и нередко переворачивали и их. Это привело остававшихся на ладьях в панику. Некоторые начали рубить тонущих мечами и колоть копьями [251].

На берегу дела пошли не лучше. Высадившиеся среди такого беспорядка славяне вовремя не заметили рва и тем более закрытых ям. Многие попадали в них, другие остановились в нерешительности. Тогда некоторые горожане стали совершать вылазки, отгоняя врага от города. У малых ворот завязался бой — солунцы не стали ждать приступа Хотуна и сами напали на него. Славян разбили, а их вождь попал в плен и был уведен в город [252].

Наконец, большинству ладей удалось развернуться и выйти из гавани. Но вдруг, в неожиданно раннее время, в восьмом часу утра, с моря подул встречный ветер. Многие ладьи разбились, другие еле ушли вдоль берега к осадным лагерям на востоке и западе. Множество трупов выбросило на берег. Когда ладьи удалились, к берегу вышли солунские гоплиты. Пройдя вдоль всего южного побережья, они покончили с остатком высадившихся славян и обезглавили доставшиеся им трупы. Головы соплеменников выставили напоказ осаждавшим город с суши. Те, и без того повергнутые в уныние вестями от бежавших мореходов, отступили от стен. После пленения Хотуна, перед лицом грозных сил, как будто поднявшихся на защиту Фессалоники, продолжать осаду славяне не решились. «В большой печали» они ушли от города, бросив многочисленные осадные орудия и захваченную в предместьях добычу. Воспользовавшись растерянностью славян, находившиеся в их лагерях рабы восстали и бежали под защиту стен Фессалоники. С собой они прихватили и изрядную часть имущества хозяев [253].