Фавориты и фаворитки государей Западной Европы

Поняв, что их ожидает, 20 июня 1791 года королевская семья при участии Ферзена приняла решение спастись бегством.

Нужно было разработать план бегства из Тюильри, где королевская семья находилась под охраной, подготовить средства для осуществления побега. Всё это было поручено Ферзену, и он блестяще справился с этими задачами: подготовил план, договорился с королевской семьёй, кто, когда и как будет действовать, заказал удобные (но, к сожалению, большие, неманевренные) кареты, снабдил их провиантом и хотел сопровождать свою любимую женщину и её семью. Но король воспретил ему ехать с ними: он боялся, что разъярённая революционная толпа, обнаружив его, аристократа-иностранца, разорвёт его на части, как она уже сделала это со многими аристократами. И Ферзен вынужден был остаться.

Хочется отметить, что в бегстве из Тюильри королевской семье помогали и русские, в частности, с дозволения Екатерины II, русский посланник в Париже И.М. Симолин.

Королевской семье, по плану Ферзена, то есть с большими предосторожностями, удалось ускользнуть из дворца Тюильри и проехать спокойно почти всё расстояние до границы, но громоздская карета не могла быстро двигаться, и королевская семья приехала в Варенн, где её должны были ожидать верные военные люди, не ночью, а утром, когда ожидавшие их вынуждены были уехать. А потому 20 июня 1791 года уже за пределами Парижа, в Варение, у самой границы, когда спасение было уже близко, их новенькая, с большой любовью заказанная Ферзеном карета была узнана восставшими, король и королева схвачены и помещены в особо охраняемое здание в центре Парижа, крепость Тампль.

23 июня 1791 года Симолин сообщил об этой трагической неудаче в донесении, отправленном в Россию, добавив: «…можно только содрогаться при мысли о несчастиях, которые грозят королевской семье, особенно королеве, рискующей стать жертвой жестокого и кровожадного народа». А на следующий день, 24 июня, в Петербурге получили еще одно донесение Симолина, в котором он отмечал, что «бегство короля и его арест представляют столь важное и чрезвычайное событие, что невозможно рассчитать его последствия и результат». Находясь в Париже, в эпицентре восстания, наблюдая в эти дни за восставшими французами и их лихорадочными действиями, Симолин мог охарактеризовать восставших как «жестокий и кровожадный народ», потому и предвидел трагический конец королевской семьи. Екатерина II, как, впрочем, и все другие монархи Европы, понимая, что грозит королевской чете, была в ужасе, но, сожалея, более помочь уже ничем не могла. Люди, настроенные против королевской семьи, помогать ей не считали нужным, а самые верные попросту не могли.

Ничего не мог предпринять и Ферзен: он мог только страдать.

Правда, подлинная подруга королевы, принцесса Ламбаль, уехавшая в Лондон, где она была в полной безопасности, вернулась во Францию и была с королевой даже во время ареста и препровождения королевской семьи в Тампль. Но Коммуна назначила новые меры предосторожности против королевской семьи: все из свиты короля и королевы должны были покинуть Тампль, в том числе и принцесса Ламбаль, и туда никому: ни друзьям, ни тем более иностранцу Ферзену, среди верных «вернейшему верному», — категорически запрещено было даже приближаться. Верность и совестливость принцессы Ламбаль были отмщены «кровожадным» народом: несколько позже принцессу Ламбаль буквально растерзала неистовая толпа.

Около двух лет королевская чета содержалась под арестом. В январе 1793 года начался суд, по приговору которого король Людовик XVI был гильотинирован.

Ферзен понял, что теперь рано или поздно придёт очередь и его любимой королевы. «Уже давно я пытаюсь подготовить себя к этому и думаю, что встречу известие без большого потрясения», — записывает он в своём дневнике.

В течение девяти месяцев Мария Антуанетта оставалась в заключении в прежнем положении, но вскоре у неё отобрали сына, а затем её перевели в тюрьму Консьержери, где в маленькой сырой и тесной комнате её ни на минуту не оставляли одной, даже во время туалета. У неё отобрали все вещи, в том числе её талисман — маленькие золотые часики. Оставили только гребень для её роскошных волос и пудру. Задержка с казнью королевы объяснялась просто: революционеры опасались реакции со стороны Австрии — возможного военного вторжения во Францию для спасения королевы как эрцгерцогини фон Габсбург. Некоторое время революционеры вели с Габсбургами переговоры, но памфлеты и литографии, в которых королева Мария Антуанетта рисовалась как развратница, сделали своё чёрное дело. Королева Мария Терезия, мать Марии Антуанетты, к этому времени уже умерла, а родной её брат, Иосиф II, как бы поверив памфлетам и порнографическим рисункам, а по сути не желая в своей жизни осложнений, заступаться за сестру не стал. Под давлением французской общественности 16 октября 1793 года был вынесен жестокий судебный приговор, и бывшая французская королева Мария Антуанетта сложила голову на гильотине.

По преданию, в день казни Мария Антуанетта вела себя достойно. Она с помощью служанки надела белое платье. Палач остриг её прекрасные волосы, её посадили в грязную телегу для осуждённых на казнь и под улюлюканье черни повезли по улицам Парижа к гильотине, которая находилась неподалёку от дворца Тюильри. На одной из улиц художник Луи Давид подстерёг телегу с осуждённой и быстро сделал ставший историческим набросок, изобразив Марию Антуанетту на пути к эшафоту.

Существует легенда, что, когда бывшую королеву подвели к гильотине, она случайно наступила на ногу палачу, и её последними словами были слова, адресованные ему: «Простите меня, мсье, я не нарочно». Но это так же недостоверно, как приписанные ей слова, якобы сказанные в ответ на донесение о том, что французы голодают, — «если нет хлеба, пусть едят пирожные», — слова, вызвавшие у народа бурю негодования.

Когда в Брюссель, где в то время находился Ферзен, пришло известие о казни Марии Антуанетты, её возлюбленный испытал страшное потрясение. И хоть он готовился к этому известию, о чём писал в дневнике, но подготовиться не смог. Это потрясение было настолько сильным, что Ферзен до конца своей жизни так и не сумел от него оправиться. В письмах к своей сестре и в своём дневнике Ферзен открыл свою потрясённую душу: «Ее уже нет более, и только сейчас я понимаю, как безраздельно я был ей предан. Ее образ продолжает поглощать мои мысли, он преследует меня и непрестанно будет повсюду преследовать, непрерывно вызывая в памяти лучшие мгновения моей жизни, только о ней могу я говорить. Я дал поручение купить в Париже все, что может напомнить мне о ней; все, связанное с нею, для меня свято — это реликвии, которые вечно будут предметом моего преданного преклонения».

Две даты становятся для Ферзена самыми важными: 16 октября, когда совершилась казнь Марии Антуанетты, и особенно 20 июня, когда его предложение о помощи в побеге было отвергнуто и он подчинился приказу короля, не поехал с ними, остался, а в результате не защитил свою любимую женщину, королеву его души. Да пусть бы его тогда растерзала толпа, по крайней мере он умер бы за свою королеву! Несколько раз он записывает в своём дневнике: «Почему я не умер за нее тогда, двадцатого июня?» Всю оставшуюся жизнь его терзало чувство вины перед ней. В течение девяти месяцев (!), когда в тюрьме оставались только она и её дети, он не сумел освободить её из тюрьмы. А она, вероятнее всего, надеялась на него и ждала освобождения именно от него, своего возлюбленного, своего героя, своего тайного фаворита

Несмотря на все эти страдания, фортуна, как ни странно, была благосклонна к Ферзену у себя на родине он сделал карьеру без каких-либо усилий, просто по своему рождению, как побочный, тайный сын короля. Он становится главой дворянского сословия Швеции, весьма влиятельным советником, фаворитом шведского короля. Однако, испытав ненависть к французской черни, 20 июня в Варение погубившей Марию Антуанетту, Ферзен, ставший суровым, жёстким и угрюмым вельможей, возненавидел и свой народ, подозревая в нём такую же жестокость и кровожадность, как у французских революционеров. Естественно, и люди стали ему платить той же монетой. Его недоброжелатели и завистники стали потихоньку распространять слух, что Ферзен хочет захватить шведский престол и хочет избавиться от дофина. И вот, как на грех, в июне 1810 года неожиданно умер престолонаследник дофин, и тут же по всему Стокгольму разнёсся слух, что это Ферзен, чтобы захватить корону, отравил наследного принца. Стало очевидным, что Ферзену грозит опасность быть растерзанным народом Друзья не рекомендуют ему принимать участия в похоронах принца, но Ферзен упрямо идёт навстречу своей гибели. День похорон дофина назначен на 20 июня. И вот 20 июня, в то самое его мистическое число, когда в 1791 году, почти 19 лет тому назад, в Варение он должен был умереть за свою королеву, судьба ему уготовила быть растерзанным разъярённой толпой в Стокгольме.