Краткий курс истории Русской революции

Нужно отметить отношение крестьян к черносотенцам. Отчего-то сегодня принято обелять это движение, представить его «не таким уж страшным», патриотическим, монархическим, истинно народным. Между тем во всех наказах, в которых упоминаются черные сотни, не встретишь о них хорошего слова. Приведенный выше наказ, как ясно из его текста, составляли крестьяне, еще не разочаровавшиеся в царе-батюшке, монархически настроенные, но и для них черносотенцы – это «хулиганы, нанятые толстосумами купцами» и подстрекаемые духовными отцами. И в других наказах читаем: «во избежание насилия со стороны полиции, черной сотни и казаков, поручить охрану порядка самому народу» [124].

Крестьяне уездов Курской губернии в своем приговоре [125] пишут: «Необходимо немедленно прекратить преступную деятельность врагов новой свободной России, поднявших черные сотни на грабеж и убийства с целью воспрепятствовать борьбе народа за его свободу. С этой целью мы требуем немедленного смещения и предания суду всех чинов полиции, принимавших участие в командовании черными сотнями».

Напротив, отношение крестьян к революционерам сугубо положительное: «кто за нас сидел в тюрьмах, шел на каторгу и на виселицу». Все сельские сходы обязательно включают в свои приговоры требование амнистии для политзаключенных. «Необходимо немедленно освободить из тюрем, казематов, и вернуть из ссылки всех без исключения политических, наших славных защитников и печальников», - сказано в приговоре.

«Сверх вышеизложенного, - продолжают крестьяне, - мы требуем освобождения всех наших братьев-крестьян, пострадавших за крестьянские беспорядки. Не преступная воля, а нужда и голод заставляла их идти на разбой. Не их нужно ссылать в Сибирь, а тех, кто довел землю русскую до такого разорения».

Им вторят крестьяне Тверской губернии: «В заключение выражаем от всей Прямухинской волости горячую благодарность всем без исключения борцам за свободу и пострадавшим в особенности. Наряду с этим шлем проклятия всем предводителям черных сотен, и Слепцову, и Трепову, в особенности» [126].

Вернемся, однако, к чиновникам. В цитированном выше приговоре жителей Курской губернии говорится: «Как крестьяне, требуем скорейшего избавления нас от кабалы земских начальников и стражников, которые, кроме вреда, ничего не приносили русскому народу».

В приговоре Тонкинского волостного схода Варнавинского уезда Костромской губернии [127] читаем:

«Защитников у нас нет. Земские начальники - не защитники наши. Они поставлены к нам главным образом лишь для того, чтобы судить нас в пользу удела да получать от него за то награды. Волостное правление служит не нам, а мы принуждены служить ему; когда мы вздумали заявить о нужде нашей земской управе, о том, что кругом нас лишь надувают да обирают, что на обсеменение нам дали почти наполовину семян невсхожих, что нам грозит и на будущий год неурожай, что становые да урядники за подати и штрафы готовы последний кусок хлеба у полуголодных ребятишек наших изо рта вырвать, - так что с нами хотят сделать земский начальник с волостным правлением? Он приказал арестовать нашего уполномоченного, собирать подати, он обещал засадить в холодную всех, подписавших эту бумагу! А писарь с прочими сочинил ложный приговор о хороших озимях и устроил так, что некоторые из нас подписались под ним. Это что значит? Это значит, что у нас, у холодных, у голодных, у темных вырывают кусок хлеба и в то же время не дают никакой возможности никому голоса своего подать. Это значит, что нас сознательно толкают в могилу от голодной смерти, а мы слова не могли сказать против этого!

Нет, будет, натерпелись мы всяких притеснений и суделок над нами! Еще в прошлом году мы постановили - сократить жалованье своим дармоедам: писарю и всей канцелярии правленской. Но что сделали с нашими постановлениями? Плюнули и ногами попрали его; земский начальник, по словам казначея, выдумал обморочить нас, что Губернское присутствие приказало выдавать захребетникам нашим прежнее жалованье. Никто не имеет права, а тем более Губернское присутствие, распоряжаться и отменять наши постановления - постановления волостного схода».

Нужно заметить, что в большинстве приговоров и наказов крестьяне солидаризируются с требованиями городских рабочих. «Рабочие всяких наименований, - сказано в петиции из Владимирской губернии [128], - плоть от плоти нашей, и нет у нас ни одной семьи, которая не имела бы у себя одного или нескольких рабочих».

В приговорах и наказах крестьян немало внимания уделено взаимоотношениям с церковью. Они совсем не похожи на укрепившееся в общественном мнении представление о богобоязненном народе, который следует идее «вера православная, власть самодержавная». Священники представлены в приговорах не в лучшем свете, они мало отличаются для крестьян от помещиков, капиталистов и чиновников. Рефреном в наказах звучит мысль «Нужно нам, чтобы священники наши были на жаловании от казны, тогда не будет нам от них притеснения и обиды».

Проблема заключалась в том, священнослужители кормились (в прямом и переносном смысле слова) со своего прихода. Отсюда многочисленные жалобы на непомерность податей на церковь и дороговизну треб.

В приговоре крестьян Нижегородской губернии [129] мнение выражено резко, но собирательно. В той или иной форме оно представлено в значительном числе документов (некоторые из них цитированы выше):

«Священники только и живут поборами, берут с нас яйцами, шерстью, коноплями, и норовят, как бы почаще с молебнами походить за деньгами, умер - деньги, берет не сколько дашь, а сколько ему вздумается. А случится год голодный, он не станет ждать до хорошего года, а подавай ему последнее, а у самого 33 десятины земли, и грех бы было - хлебом-то брать, строй ему дом за свой же счет на последние крохи, не построишь и служить не станет. Выходит, что все эти люди живут на наш счет и на нашей шее, а нам от них толку никакого».

В разговорах о безбожной власти большевиков как-то забываются корни этой проблемы, забывается, что священнику в голодный год «грех бы было - хлебом-то брать», а брали. Сегодня многие удивляются – откуда в стране Советов взялось столько желающих рушить храмы, что сделали большевики с богобоязненной Россией? Это неверная постановка вопроса. С богобоязненной Россией так обошлись вовсе не большевики.

Отношение к войне – это отдельный вопрос в крестьянских приговорах и наказах. Официальная дореволюционная история представляла события 1905-1907 годов так: «Крамола вновь внесла смуту в русскую жизнь и причинила не мало вреда государству… И неблагоприятному для нас течению войны с Японией способствовала также предательская деятельность этих врагов родины: в то время, как наша доблестная армия в далекой Манчжурии проливала свою кровь, крамольники устраивали забастовки на тех заводах и фабриках, которые снабжали армию военными припасами, и затрудняли отправку на войну подкреплений и военных грузов. По окончании войны, смута усилилась и стала прорываться в разных местах открытыми бунтами, бессмысленным разорением усадеб и хозяйств землевладельцев. При этом крамольниками совершались возмутительные злодеяния и безчинства» [130].

И сегодня многие авторы с удовольствием цитируют этот официоз, направляя патриотический гнев на «кучку революционеров», устроивших смуту, желавших поражения России в то время, как русские солдаты проливали в Маньчжурии свою кровь. Реальность куда сложнее, квасным патриотизмом тут не отделаться, да и не было у крестьян – основного населения России – никакого патриотизма. Гораздо позже это понял Деникинн, записав в своих "Очерках русской смуты": "Увы, затуманенные громом и треском привычных патриотических фраз, расточаемых без конца по всему лицу земли русской, мы проглядели внутренний органический недостаток русского народа: недостаток патриотизма" [131].

Для народа это была чужая, непонятная война, принесшая им новые горести и беды.

В приговоре крестьян с. Гариали Суджанского уезда Курской губернии [132] читаем: «Тем только и дышим, что у соседей-помещиков землю в аренду снимаем. Хоть и дорого платим и трудно нам приходилось далеко от села работать, но с грехом пополам перебивались. А теперь и аренды не стало, а будет ли - не знаем. Поддерживали нас заработки, а теперь из-за войны и заработки пропали и дороже все стало, да и податей прибавилось».