История города Рима в Средние века

Появляясь в Риме, Климент получал возможность созывать на соборы отлученных кардиналов и назначенных им пригородных епископов; но соборы эти не приводили ни к каким результатам. Римская область разрывалась на части епископами той и другой партии; что же касается графов Кампаньи, то они почти все по-прежнему признавали Климента III и пользовались расколом церкви, чтоб грабить ее. Во время этого раскола духовное и светское управление Рима находилось большей частью в руках Виберта. У Урбана были, конечно, свои министры, судьи и префект; но в действительности они не имели никакой власти, и судебные акты как в черте самого города, так и за пределами его помечались понтификатом Климента III. Таким образом, Урбану ничего не оставалось, как только отлучить своего противника от церкви, и это отлучение было провозглашено на соборе в Беневенте в марте 1091 г. Проникнуть в Рим Урбан не имел возможности ни в этом году, ни в следующем и принужден был праздновать Рождество у стен города, тогда как Климент отпраздновал его в базилике Св. Петра.

Падение Мантуи (апрель 1091 г.) и других городов, уныние, овладевшее партией Матильды, и измена римлян до крайности смутили католиков; встревоженные всем этим, они решили тогда противопоставить императору нового врага, более страшного. Хитрый папа, графиня Матильда, ненависть которой доросла до фанатизма и корыстный старый Вельф общими силами выработали коварный план действий. Юный Конрад, старший сын Генриха, уже в течение нескольких лет был наместником в Италии. Несходный с отцом по природе, не обладавший его страстной энергией, Конрад унаследовал от отца лишь один неустойчивый темперамент. Все современники Конрада говорят о нем как о человеке привлекательном, кротком и склонном отдаваться мирным искусствам. Служители церкви уже давно опутали своими сетями сердце юноши; длившаяся без конца борьба казалась ему ужасной; грубые люди, окружавшие его отца, производили на него отталкивающее впечатление, а отлучение от церкви представлялось ему тяжким бедствием. Взглядов отца Конрад, вероятно, не разделял; в нем не могло быть так же и должной сыновней почтительности к человеку, который давал волю своей чувственности. Поддавшись увещаниям, Конрад решил восстать против отца. Генрих угадал замысел сына и заключил его в тюрьму; тогда Конрад бежал к графине Матильде и был с восторгом принят ею. Уговорив сына восстать против отца, графиня Матильда лишила себя блестящего ореола, которым она была окружена до сих пор, и с того времени ее покинуло все вдохновение ее молодости. Образ Матильды в Каноссе, стоящей возле своего друга Григория и умоляющей его о милосердии к униженному королю Генриху, трогателен и привлекателен; но образ той же Матильды 16 лет спустя, когда она, имея возле себя мужа-мальчика, принимала под свое «широкое крыло» восставшего против своего отца сына того же короля, – этот образ производит отталкивающее впечатление. Матильда направила Конрада к папе, который немедленно дал ему отпущение греха, совершенного против собственного отца. В это же время Вельф прилагал старания к тому, чтобы образовать в Ломбардии лигу против Генриха. Примеру восставшего Конрада последовали многие города: Милан, служивший имперской партии центром Лоди, Пьяченца и Кремона объявили себя сторонниками Конрада и заключили с юным герцогом Вельфом и графиней Матильдой союз на 20 лет. Затем в Милане в 1093 г. Конрад был провозглашен королем Италии, Получив тяжкую весть о бегстве, измене и короновании своего сына, несчастный император в отчаянии удалился в свой одинокий замок и уже готов был погибнуть от собственного меча. Как бы ни были позорны проступки Генриха (его ярые противники обвиняли его в небывалых прегрешениях и, без сомнения, много преувеличивали те, которые были действительно совершены им), сколько бы ни был виноват в измене сына сам Генрих, участь, постигшая его, была несомненно жестокая. Его вторая жена, Пракседа, или Аделаида, по происхождению русская, так же бежала от него из Вероны к Матильде; побуждаемая священниками, эта несчастная женщина, принадлежавшая к варварскому народу, с полным бесстыдством поведала всему миру на двух церковных соборах преступные тайны своей брачной жизни, в которых отчасти была сама виновата.

Изменившийся ход событий дал возможность Урбану II в конце ноября 1093 г. прибыть в Рим. В то время в городе не было Климента; он находился в лагере Генриха; тем не менее вибертисты держали в своих руках Латеран, замок св. Ангела и другие укрепленные места в городе. Таким образом, Урбану пришлось искать приюта у Франджипане. Неизменно оставаясь сторонниками законных пап, члены этой фамилии укрывались в укреплении, воздвигнутом возле церкви S. Maria Nova на развалинах храма Венеры и Ромы, и затем имели в своем распоряжении еще неприступную башню у подошвы Палатина, называвшуюся Tunis Cartularia и принадлежавшую раньше папам. Арка Тита была включена в эту феодальную крепость и замыкала ход в последнюю со стороны via Sacra. Здесь именно и поместился Урбан под защитой консула Иоанна, сына Ченчия и внука Льва Франджипане, ставшего в 1000 г. родоначальником этого знаменитого рода. Обремененный долгами папа чувствовал себя в беспомощном положении. В это же время в городе находился по делам своего монастыря аббат Готфрид Вандомский. Тронутый жалким положением папы, Готфрид продал все, чем обладал, выручил папу из его затруднений и дал ему так же денег, чтобы подкупить Ферруцция, начальника гарнизона, оставленного в Латеране Климентом III. Таким образом, Урбану удалось на Пасхе 1094 г. вступить во дворец пап и в первый раз занять Латеранский престол, на котором, по словам аббата Готфрида, уже давно не восседали католические папы.

Удручающую картину полного упадка представляло в то время папство в лице Урбана II. Подавленный годами и преследуемый обстоятельствами, он вынужден был купить папскую резиденцию на деньги чужеземного аббата и затем, вступив а Латеран, нашел его совершенно разоренным. Окружавшие здесь Урбана сторонники его были грубы и невежественны; не меньшей дикостью отличались сами епископы. В городе царила мертвая тишина, на месте церквей и домов виднелись одни развалины, являвшиеся как бы памятниками Григория VII. Несчастное население, совершенно обнищавшее, жило грабежами и убийствами. Не менее печальное зрелище, редки встречающееся в истории, представлял тогда так же император Генрих IV. Сращенный изменой сына и готовый па самоубийство, он скрылся и свой ломбардский замок, расположенный среди провинций, опустошенных огнем и мечом не меньше, чем во времена войн готов. Таковы были последствия борьбы за инвеституру и оставленные Григорием VII памятники.

3. Возникновение крестовых походов. – Усиление папства в зависимости от этого всемирного движения. – Урбан II проповедует в Пьяченце и в Клермоне (1095 г.) крестовый поход. – Отношение города Рима к крестовым походам и к рыцарству. – Участие итальянских норманнов в крестовом походе. – Французские крестоносцы в Риме. – Изгнание из Рима Климента III. – Возвращение Урбана II в Рим

Нескончаемая война между короной и тиарой привела всю империю к такому бедственному положению, которое не поддается описанию; поглощенное яростной враждой партии, общество прониклось какой-то неестественной ненавистью и жило одними раздорами и преступлениями. Измена Конрада была только ярким символом того состояния, в котором пребывало тогда человечество. Отец восставал на сына, брат на брата, государь на государя, епископ на епископа, папа на папу. Этот разлад, глубоко проникший в жизнь и до того еще неизвестный в истории, казалось, грозил нарушить целостность христианского мира и лишить его святыни могущественного значения, которое за ним благоговейно признавалось. Проклятие, обрекавшее мир на смерть, лежало на нем беспросветной тьмой; благословляющий и милующий Христос был совершенно забыт людьми; вернувшись на землю, Он нашел бы, к изумлению своему, что установленная им религия любви настолько отдалилась от своего чистого первоисточника, что стала совершенно неузнаваемой. И точно так же св. Петр в смущении увидел бы, что его преемники в апостольском сане, именуя себя, подобно римским императорам, первосвященниками, все свои усилия прилагают к тому, чтоб на развалинах Рима, над гробом апостола, воздвигнуть себе трон цезарей.