Вслед за Великой Богиней (др. изд.)

Великан остановился, увидев людей, постоял некоторое время, переминаясь с ноги на ногу, потом не спеша отправился обратно в лес. Он был весь белый с головы до ног, не менее трех метров высоты… Нас разделяло 300–400 метров, и мы не разглядели его как следует. Когда существо скрылось, Иван Трифонович хватился: «Эх! Надо было лошадь выпрячь и верхом его догнать, рассмотреть поближе».

Следующий подобный сюрприз не замедлил появиться вскоре за этим. Однажды нахожу в почтовом ящике записку: «Заходила, чтобы поделиться вестями о "снежном человеке", я его близко видела». Подпись: Катерина Васильевна Ежевская, и адрес.

Захватив чистый блокнот, бегу по адресу, нахожу дом. Во дворе идеальный порядок, чувствуется, что за домом следят. Дверь открыла сама хозяйка, на вид — лет сорока пяти. Я представился, познакомились, и вот что она мне поведала о диком северном человеке: «Мы сейчас с мужем на пенсии и стали в Тюмени жить, а раньше служили в плавсоставе речного флота — он капитаном, а я третьим штурманом. В военное время нас, девчонок, в плавсостав призвали. А до этого я вместе с матерью и сестрой Клавой жила в селе Мужи Шурышкарского района. Мама работала в больнице санитаркой. Однажды зимой 1941-го (а может, 1942-го) — за давностью не припомню — мне лет 14 было, фельдшер Герасим Рочев (хороший был фельдшер) вернулся из очередной поездки по тундре и привез детеныша неизвестного существа, разместив его в больнице. Врачом тогда был Каминский, имени не помню. Мама моя, Агриппина Архиповна, готовила ванну и грела воду для купания необычного пациента и позвала нас с сестрой посмотреть на чудо. Детеныш был размером с невысокого человека, но на ноги не вставал, а все сидел на полу в странной позе — на пятках, опираясь на пол длинными руками. Торчащие в стороны большие уши, глубокие впадины глаз, едва выступающий нос и большие ярко-красные губы. Все тело, кроме ладоней, покрыто шерстью. Иногда он издавал нечленораздельные звуки. Сам есть не умел, его кормили с ложки, пищу принимал охотно. Вообще вел себя неагрессивно — даже дал себя вымыть. Большинство местных жителей перебывали в больнице, чтобы поглазеть на „тунгу" — так его называли ханты. В больнице „тунгу" пробыл недолго: через несколько дней его забрал специально вызванный самолет. Прибытие самолета в глухую деревню было событием чрезвычайным, и на расчистку посадочной полосы вышло почти все население.

Какова дальнейшая судьба таинственного существа, Катерина Васильевна не знает».

— Может, мама что-то добавит, — в заключение сказала она.

— А где живет ваша мама?

— Через стенку, — показала рукой хозяйка.

В ее сопровождении перехожу на другую половину дома.

Агриппина Архиповна, несмотря на преклонный возраст, сохранила ясность ума и хорошую память обо всем.

— Верно, отправили этого звереныша, — подтвердила она. — Одели в малицу, чтобы не замерз, и посадили в самолет вместе с матерью.

— С какой матерью? — не поверил я своим ушам.

— Приемной. Его хантыйка совсем маленького в лесу подобрала и выкормила.

— А что с ними дальше стало?

— Не знаю, сынок. Война была — не до зверенышей.

Достоверность изложенных ими сведений не вызывала у меня никаких сомнений. Но на всякий случай Катерина Васильевна дала мне адрес сестры Клавдии: «Вы напишите ей в Междуреченск Кондинского района, она про звереныша тоже не забыла».

«Надо будет написать, — решил я про себя. — И поискать в архивах документ, подтверждающий вызов самолета в село Мужи, должны отыскаться и другие очевидцы — история болезни, наконец. Ведь санавиация его из больницы забрала. Есть у нас в городе областной музей здравоохранения, может, у них какая-нибудь ниточка найдется?»

Верста шестнадцатая

Березовское чудище

Катерину Васильевну Ежевскую удалось уговорить сделать сообщение о загадочном существе на очередном заседании клуба «Тюменская старина». Надо ли говорить, что оно вызвало интерес чрезвычайный. После заседания заведующая отделом редкой книги Елена Никифоровна Коновалова поинтересовалась у меня: «Аркадий Петрович, а вы не пробовали обратиться к трудам тобольского губернского музея? У нас в отделе есть все выпуски его научного вестника…»

Я не преминул воспользоваться хорошим советом и вот сижу в отделе краеведения и листаю труды тобольского музея. Удивительные люди жили в заштатном сибирском городе! Вопреки сложившимся представлениям о рутинном и ограниченном чиновничьем аппарате, тоболяки прямо-таки горели энтузиазмом научного познания: то и дело снаряжали экспедиции в глухие уголки губернии, рылись в пыльных архивах, пополняли коллекции, писали отчеты и ежегодно выпускали свой собственный вестник губернского музея. И все это на частные пожертвования. Не случайно в каждом ежегоднике первостепенное место отводилось смете расходов и доходов музея и приводился подробный отчет о его деятельности за истекший период. Каждая копейка благотворительских средств была на строгом учете. Теперь бы так!

Предсказание Елены Никифоровны сбылось: в семнадцатом выпуске ежегодника за 1908 год обнаружились материалы расследования березовского земского суда по факту необычному, пожалуй, самому удивительному в богатой истории сибирского судопроизводства.

«Осенью 1845 года зверопромышленники остяк Фалалей Лыкосов и самоед Обыль в урмане убили необыкновенное чудовище: постав человеческий, росту аршин трех, глаза один на лбу, а другой на щеке, шкура недовольно толстой шерсти, потонее собольной, скулы голыя, у рук вместо пальцев кокти, у ног пальцев не имел, мужеска пола». Такое известие привез в село Полноват священник Михей Попов, которому нар. Мазыме, куда он ездил для исполнения треб, рассказывал об этом старшина Талик. Отставной урядник Андрей Шахов 16 декабря 1845 года послал о происшествии срочное «доношение» в березовский земский суд. Там того же числа «приказали» копию донесения урядника препроводить к кондинскому отдельному заседателю Кожевникову, с нарочным казаком, «велев ему, Кожевникову, тотчас по получении указа отправиться на место происшествия и противу означенного доношения сделать личное удостоверение, и если по таковому окажется оное справедливым, как изъясняет урядник Шахов, то велеть ему, Кожевникову, застреленного из ружья промышленниками инородцами необыкновенного возраста человека с глазами на лбу и щеке доставить со всею сохранностью в Земский суд в натуральном онаго виде и сколь можно поспешнее, и о происшествии, каким образом оное сопровождалось, произвесть подробное удостоверение и также представить в суд». Донесено было также тобольскому губернатору и губернскому правлению.

Заседатель Кожевников немедленно отправился на реку Мазым, но на пути встретились разного рода препятствия, в виде бездорожья, отсутствия оленей, невозможности ранее 5–6 дней отыскать самоеда и остяка, застреливших какое-то чудовище. Указав на то, что чудовище будто бы добыто в октябре, а следовательно, могло быть расхищено зверями и занесено снегом, что скоро отыскать едва ли возможно, ввиду своего нездоровья и приближения сбора ясака, заседатель донес, что он возвратился обратно, а на розыски командировал урядника Никифора Ямзина. Последний явился с розысков 27 декабря и доложил, что он «отыскал зверопромышленников, застреливших будто какого-то чудовища». Это были Казымской волости некрещеный самоедин Подарутинской ватаги Обыль, 45 лет, и остяк Фалалей Анисимов Лыкосов, 32 лет. Обыль объяснил, что вместе с Фалалеем нашли в лесу «какого-то чудовища, облаянного собаками, от коих он оборонялся своими руками, по приближении 15 сажень к боку, из заряженного ружья Фалалей срелил в оного чудовища, которое и пало на землю. Осмотрели его со всех сторон, орудия при нем никакого не было, ростом 3 аршина, мохнатый, не имелось шерсти только на носу и на щеках, шерсть густая длиной в пол вершка, цвету черноватого, у ног перстов нет, пяты востроватые, у рук персты с когтями, для испытания разрезывали тело, которое имеет вид черноватой, и кровь черная, чудовища сего оставили без предохранения на том месте».