Тридцатилетняя война

2

Позиции Фридриха в Германии были шаткие, еще меньше поддержки он имел в Европе. Король Англии отметил восхождение на трон своего зятя уведомлением всех сюзеренов о том, что он не только не одобрял, но даже и ничего не знал о существовании таких планов [208]. Не поколебали упрямого монарха ни энтузиазм лондонцев, попытавшихся устроить праздничную иллюминацию в честь нового богемского короля [209], ни сбор средств на его поддержку, объявленный рьяными протестантами по всей стране [210]. «Его величество желают совместно с королем Франции употребить все силы на благо христианства и успокоения волнений, имеющих место в настоящее время в Германии», — разъяснял английский посол, к неудовольствию советников Фридриха [211]. Пренебрежение британского короля своим зятем охлаждало пыл друзей Фридриха. «Дела его не так уж хороши, — шептались в гостиных, — если тесть отказывается ему помогать» [212].

Король Дании хотел было, чтобы курфюрст Саксонский помог Фридриху [213], но сам увяз в торговом конфликте с Гамбургом и не мог поделиться ни временем, ни деньгами, ни людьми. Шведский король, поощряемый Фридрихом, внезапно нагрянул в Бранденбург и умыкнул старшую принцессу в жены, однако это не стало прелюдией к военной интервенции на стороне протестантов Германии. Поглощенный войной с Польшей, Густав II Адольф был больше заинтересован в помощи Фридриха.

Венецианцы неохотно согласились не пропускать какое-то время войска из Испании в Германию [214], но они опасались интриг Италии и к тому же потеряли интерес к восстанию, которое перестало казаться им перспективным. Герцог Савойский, обиженный тем, что Ангальт не дал ему, хотя и обещал, ни императорскую, ни чешскую корону [215], отказался субсидировать армию Мансфельда и разрешил пройти через свои владения контингенту испанских войск, направлявшемуся в Германию. Волнения в Трансильвании вынудили Бетлена Габора снять осаду Вены. Он дорого продал свое союзничество Фридриху, потребовав титулы, субсидии и вознаграждения за проявление верности. Знали бы чехи, что Бетлен в это же время договаривался и с Фердинандом! [216] Вдобавок ко всем неприятностям неожиданное восстание в Граубюндене открыло Вальтеллину испанцам.

Оставался один самый стойкий союзник — Соединенные провинции. Они никак не могли предать Фридриха. Если Фридрих потерпит поражение, то они первыми и пострадают. Логично было допустить, что голландцы сохранят для него Пфальц. Из этого и исходил Ангальт, но, как всегда, просчитался. Стремясь подорвать могущество Габсбургов, голландцы с самого начала поддержали мятеж в Богемии [217], однако они вовсе не думали, что Фридрих покинет свой пост на Рейне, и, естественно, не ожидали ренегатства унии. Теперь же они были предоставлены сами себе и должны были одни защищать Рейн, если испанцы вдруг задумают вторгнуться в Пфальц. Голландцы не были готовы к тому, чтобы взять на себя такое бремя ответственности. Заключительная фаза борьбы двух религиозных группировок, разделившей страну, совпала с конфликтом между интересами центральной аристократической власти принца Морица и голландских провинций. Революция сделала Морица военным диктатором. Но его диктатура еще не окрепла, и ему требовалось время для того, чтобы до истечения срока перемирия с Испанией консолидировать свою власть. Он не мог позволить себе спровоцировать возобновление войны какими-либо неосторожными действиями на Рейне. Возможно, он и начал бы действовать, если бы имел поддержку английского короля и Протестантской унии, но только не в одиночку, даже ради спасения Рейнланда. Так и получилось, что Соединенные провинции выделили Фридриху ежемесячную субсидию в размере пятидесяти тысяч флоринов [218] и направили для усиления чешской армии небольшой контингент. Вряд ли это могло устроить Ангальта. Что касается Рейна, то Мориц разместил на правом берегу реки несколько отрядов, напротив земель епископа Кёльна [219]. Даже при самом богатом воображении это никак нельзя было расценить актом враждебности по отношению к Испании. Мориц сохранил то, что осталось после перемирия. Но удастся ли ему уберечь Пфальц?

3

Решающее значение имело как действие, так и бездействие двух правителей в Европе: королей Франции и Испании. Вмешательство Филиппа III на стороне Фердинанда Ангальт считал неминуемым. В этом он не ошибался. Однако Ангальт полагал, что и Людовик XIII поддержит Фридриха, и в данном случае он снова принял желаемое за действительное.

Фридрих рассчитывал на помощь дяди, герцога Буйонского. Но герцог, давний противник королевской власти, заядлый и бесцеремонный интриган, не пользовался доверием молодого короля [220], правоверного католика, дорожащего престижем монархии и воспитанного в атмосфере подозрительности. Его фаворит, благолепный и пустой герцог Люинь, поднялся наверх только благодаря неприкрытой лести.

Герцог Буйонский слишком много болтал. Ранней весной 1619 года, еще до того, как в Богемии свергли Фердинанда, король Франции учредил новый рыцарский орден, и герцог ляпнул, что, пока Людовик XIII создает рыцарей во Франции, он, Буйонский, делает королей в Германии [221]. Его несдержанная похвальба подразумевала, что он причастен к событиям в Богемии. Это, конечно, было не так, но поскольку герцог развязал язык, то вряд ли он смог бы уговорить Людовика XIII поддержать Фридриха. Молодого монарха возмутило бы одно лишь предположение о том, что французский аристократ манипулирует иноземным королем.

В атмосфере дворцовых интриг и народного недовольства безопасность королевского двора обеспечивалась гонениями на протестантов. Сам Людовик XIII был истым католиком, и, узнав о выборах в Богемии, он сразу же заявил, что в интересах церкви не потерпит нового короля. Когда Фридрих направлял в Париж своих послов, Людовик XIII принимал их как посланников курфюрста.

Нельзя забывать и о том, что жена Фридриха была прямой наследницей английского трона. В случае смерти неженатого и слабого здоровьем принца Уэльского новый король Богемии мог стать и королем Англии. Такая перспектива устраивала Людовика XIII еще меньше [222].

С другой стороны, если император или король Испании используют бунт Фридриха в качестве предлога для захвата Рейнского Пфальца, то последствия для Франции будут такими же неприятными, как и для Соединенных провинций. Надо было найти золотую середину, и с этой целью в начале лета 1620 года из Парижа в Германию отправилась посольская миссия.

В Ульме французские посланники встретили угрюмых князей Протестантской унии, стоявших с небольшой армией в полной нерешительности относительно дальнейших действий. На другом берегу реки разместились более многочисленные и лучше подготовленные силы Католической лиги Максимилиана Баварского, готовые идти на Богемию в соответствии с обещанием, данным Фердинанду. Ситуация сложилась напряженная. Никто из князей не желал вовлекаться в войну Фридриха, но все они опасались, что Максимилиан либо нападет, либо попытается пройти по их землям. И французы выступили с предложением: если уния даст гарантии того, что все земли католических князей не подвергнутся нападениям, не сможет ли и лига дать аналогичные гарантии в отношении нейтралитета протестантских государств? Максимилиан Баварский согласился с инициативой французов, приняли эти условия и князья унии, думавшие прежде всего о собственной безопасности и стремившиеся уйти от какой-либо ответственности. Таким образом, [223]июля был подписан Ульмский договор [224].