Колумбы российских древностей

По замыслу Румянцева весь собранный в результате таких обследований языковый материал мог оказаться основой серии словарей, преимущественно толковых, с параллельным переводом на русский, латинский и один из западноевропейских языков. В 1824 г. при его финансовой поддержке финский ученый Г. Рейнваль опубликовал на латинском языке «Финский лексикон», включавший несколько тысяч слов [114], а за несколько лет до этого Шегрен — свое исследование о финском языке, где был затронут вопрос и о финских словах русского происхождения [115]. В труде Рейнваля Румянцев надеялся найти «истолкования многих древних слов, которые вкрались в наш язык». В 1825 г. через Румянцева Лобойко вел переговоры об издании двух словарей жмудского языка, составленных К. Незабитаускасом и Д. Пошкой: первый включал слова современного разговорного языка с их переводом на польский, а второй представлял собой перевод жмудских слов на русский, польский и латинский языки. Тогда же с помощью Малиновского граф согласился издать словарь грузинского языка с его переводом на русский и латинский языки. Он готовился в течение 12 лет коллежским асессором Н. Д. Чубиковым по образцу известного латинско-русского лексикона Розанова [116].

Языковые интересы самого Румянцева оказались чрезвычайно широкими. Его увлекала зародившаяся в России еще в XVIII в. идея сравнительного изучения языков, в том числе и древних. В 1816 г., например, граф приобрел за 1200 руб. рукопись словаря сирийского языка, составленного профессором Иенского университета Г. В. Лорсбахом. Словарь содержал и объяснения правописания слов, включая географические названия, упоминавшиеся в арабских источниках средневековья.

Вел переговоры Румянцев и с известным русским индологом Г. С. Лебедевым об издании подготовленных им словарей санскритского языка. Наконец, несколько лет по заданию графа Дестунис и Сферин готовили русско-греческий лексикон. По неизвестной причине этот словарь не увидел света; в настоящее время отсутствуют сведения и о месте хранения его рукописи. Однако сохранился отзыв А. К. Разумовского на этот труд. Из него следует, что Дестунис и Сферин подготовили наиболее полный из существовавших до этого русско-греческих словарей, взяв за образец лексикон Эрнестия, привлекая и другие немецкие, французские, латинские словари. Слова в нем везде пояснялись примерами из греческих авторов [117].

Успехи членов кружка в сборе археологического, языкового и других материалов по сравнению с археографическими разысканиями оказались более скромными. Эти новые направления научных поисков в начале XIX в. еще только завоевывали право на существование. Деятельность кружка здесь в большей степени проявилась в постановке задач, решить которые удалось тогда лишь частично. Но именно в этом заключалось новаторство сотрудников Румянцева, сумевших увидеть большие возможности для изучения прошлого в нетрадиционных для начала XIX в. исторических источниках.

Характеризуя в целом разыскания кружка, следует отметить, что в организационном плане по своим масштабам и результатам они намного превзошли все, что было в России до этого, создав тот фундамент исторического материала, на основании которого стало возможно уже тогда и позже подготовить целый ряд документальных публикаций исторических сочинений и исследований в области специальных исторических дисциплин, существенно «освежить» традиционную источниковую базу. Сосредоточив преимущественное внимание на разыскании и сборе нарративного, актового, археологического материала, сотрудники Румянцева не обошли своим вниманием и памятники, возникшие в народной среде (фольклор, устные предания). Вместо с тем совершенно очевидна и ограниченность разысканий кружка, связанная, видимо, с ограниченностью исторических представлений его членов. В их поле зрения находились прежде всего памятники политической истории и истории культуры (в том числе народной). Источники же по истории классовой борьбы находились вне интересов сотрудников Румянцева. Исключением является только Бантыш-Каменский, который еще в XVIII в. собрал интересную коллекцию документов о восстании Е. И. Пугачева. Точно так же не интересовали кружок и материалы по истории России после XVII в.: для сотрудников графа русская история оканчивалась этим временем. XVIII столетие с его великими преобразованиями, классовыми битвами, мрачными политическими коллизиями самодержавия оставалось запретным временем. В этом смысле в своих разысканиях члены кружка были даже далеко позади русских историков XVIII в., не говоря уже о декабристах и А. С. Пушкине.

Глава 3

«Чтоб внукам оживить деянья и мечты их предков»

В своей знаменитой речи на заседании Общества истории и древностей российских в 1823 г. Строев, говоря об успехах русской исторической науки, отмечал, что члены Румянцевского кружка за время своей деятельности издали «не менее рукописей, сколько их было выдано с 1767 года». В этой безусловно преувеличенной оценке справедливо выделено одно из главных направлений научного творчества кружка — публикация исторических источников. Круг изданий кружка оказался очень разнообразным. Продолжая традиции своих предшественников — ученых XVIII в., — сотрудники Румянцева занимались публикацией актового материала, летописей, законодательных памятников, памятников фольклора, языка, литературы, дипломатических документов, иностранных источников. «И древность юную мы видим пред собою», — так писал поэт П. И. Шаликов, имея в виду эти издания кружка.

Среди таких публикаций по масштабу и научному значению на первом месте стоит серия изданий актового материала, и прежде всего «Собрание государственных грамот и договоров» [118]. Актовые источники стали широко известны исследователям еще в XVIII в., когда сначала Н. И. Новиковым в «Древней российской Вивлиофике», а затем М. М. Щербатовым в «Российской истории» были впервые изданы древнерусские грамоты. С тех пор в исторических исследованиях они заняли место одного из самых важных источников.

В 1811 г. Румянцев, предлагая Бантыш-Каменскому возродить замысел Миллера опубликовать собрание документов о дипломатических сношениях России с иностранными государствами по образцу французской публикации Ж. Дюмона, получил в ответ тщательно разработанный план такого издания. Бантыш-Каменский полагал напечатать договоры России сначала с европейскими, а затем с азиатскими государствами. Он считал также необходимым издать до этого еще и «внутренние акты» — новгородские грамоты, грамоты великих московских и удельных князей, духовные, договорные и т. д. Они хранились в Московском архиве Коллегии иностранных дел, и уже в XVIII в. Бантыш-Каменский подготовил с них тщательные копии для издания, намеченного Миллером. Копии были использованы также Новиковым в «Древней российской Вивлиофике» и Щербатовым.

Эти «внутренние акты», по мысли Бантыш-Каменского, должны были стать лишь введением к изданию собственно дипломатических документов; целесообразность их вторичной публикации после Новикова и Щербатова объяснялась условным пониманием таких актов как документов, характеризующих дипломатические взаимоотношения между древнерусскими княжествами [119]. Этим достигался историзм в подборе документов для издания.

С этим замыслом кружок и приступил к подготовке первой части «Собрания». Но все последующие четыре части (последняя, пятая часть полностью не была подготовлена и вышла в свет только в 1894 г.) оказались продолжением первой, включая в свой состав все те же «внутренние акты» более широких хронологических рамок, и лишь отдельные дипломатические документы. Причина отхода от первоначального плана скрывалась в изменении взгляда членов кружка на роль «Собрания». В 1811 г. в докладе Александру I, отмечая, что в «Собрание» войдут прежде всего дипломатические документы, Румянцев подчеркивал значение этой публикации для «образования будущих дипломатов» и для изучения прошлого России, прежде всего ее «славы». В процессе же подготовки второй и следующих частей «Собрания» еще по плану Бантыш-Каменского в Московском архиве Коллегии иностранных дел и других хранилищах были выявлены новые интересные документы по внутриполитической истории России: грамоты об учреждении в России патриаршего престола, следственное дело об убийстве царевича Дмитрия и т. д.