Тайны Кремля<br />Сталин, Молотов, Берия, Маленков

Иной — совершенно неощутимой, практически не замеченной большинством, не оцененной должным образом, оказалась более важная, принципиальная реформа. Та, что была направлена на создание общей языковой базы, и позволившей бы в обозримом будущем сплотить многочисленные (более 100!) народы Советского Союза в единую нацию. Способствовать тем самым наименее безболезненному преобразованию союза республик, чисто формально, по конституции, обладавших неким подобием суверенности, в конечном итоге в унитарное государство. Парадоксально, но благоприятным фактором для осуществления таких намерений оказалась так и не ликвидированная азбучная неграмотность населения страны. Перепись 1939 года зафиксировала наличие в целом около 18 % неграмотных, преимущественно лиц старше 50 лет, а в Средней Азии и на Кавказе — около 30 %.

Столь удручающее положение и облегчило первый этап реформы. В соответствии с решением Совета национальностей ЦИК СССР от 16 октября 1936 года письменность кабардинцев перевели с ранее выработанного для них латинского алфавита на русский [89]. Затем аналогичными мерами унифицировали письменность всех остальных народов РСФСР, имевших административно-национальную автономию — автономные республики и области, национальные округа. А незадолго до завершения этих преобразований в рамках Российской Федерации их распространили — начиная с 16 декабря 1939 года — на письменности и «титульных» народов ряда союзных республик — Узбекской, Азербайджанской, Таджикской, Туркменской, Киргизской, Казахской, Молдавской [90]. Но только тех, где культурный уровень и состояние грамотности не препятствовали нововведениям, не затрагивая интересы большинства населения, порождая у них естественный протест.

Когда же почва была подготовлена, начался второй, не менее значимый этап реформы. Тот, о необходимости которого Сталин говорил в докладе на октябрьском Пленуме 1936 года, и положенном в основу соответствующей резолюции. Этап, обусловленный помимо всего прочего необходимостью введения всеобщей воинской обязанности, закрепленной 132-й статьей новой конституции. Ведь в Красной Армии мог существовать только один язык для приказов и команд, для уставов и наставлений. Второй этап стал реальностью после принятия постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 13 марта 1938 года «Об обязательном преподавании русского языка в школах национальных республик и областей» [91]. Чуть позже данный документ продублировали совнаркомы всех союзных республик, потому что именно в их компетенции юридически находились вопросы народного образования. Так впервые русский язык обозначил себя как государственный.

Своеобразным подведением итогов всех этих преобразований, лишь внешне не связанных, и все же шаг за шагом ведших к определенным целям, стало появление «Истории Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс». Ее сначала опубликовали в «Правде», в номерах за 9—19 октября 1938 года, и почти сразу же — отдельной книгой, вышедшей многомиллионным тиражом.

«Краткий курс» с момента появления и на последующие семнадцать лет оказался своеобразным «священным писанием» для всех коммунистов Советского Союза, обязательным для «последовательного, систематического и глубокого» изучения ими. Исходил из вполне определенного круга читателей, в то время состоявшего преимущественно из малограмотных членов, партии. Из имевших в лучшем случае начальное образование 64,3 % рабочих, 24,8 % крестьян и лишь 10,9 % служащих, за плечами которых было и начальное, и неполное среднее, и неполное высшее, и высшее образование. Учитывал и массовый прием в партию, выросшую за 1938—39 годы в полтора раза. Оказался доступным всем им. Убедительным благодаря лапидарности и схематичности.

Включал своеобразную, крайне субъективную, фактически надуманную, фальшивую версию истории ВКП(б), ретроспективно выводимую из положений январско-февральского Пленума 1937 года. Призванную оправдать репрессии, и не только массовые, объяснить с их помощью всю четвертьвековую внутрипартийную борьбу не как естественное столкновение мнений, а как преднамеренную «измену» будущих «врагов народа», причем задолго до революции. Вместе с тем давала книга и самые элементарные, до предела упрощенные представления о марксизме как теории, о диалектическом и историческом материализме.

Но лишь такой целью «Краткий курс» не ограничивался.

Своими искусственными драматическими коллизиями подводил к заключительной главе, два последних параграфа которой посвящались отнюдь не партийным проблемам в их криминальном аспекте, а иному. Восторженному рассказу о подготовке и принятии новой Конституции, о выборах в ВС СССР. О событиях, находившихся в хотя и очень близком, но прошлом. Между тем ко времени появления книги уже прошли две сессии советского парламента, вторая из которых приняла бюджет на 1938 год, позволявший более эффектно, с должным пафосом, продолжить линию индустриализации. Тему, с точки зрения всего узкого руководства и особенно Сталина, самую важную, стержневую. Два месяца, отделившие сессию от начала публикации «Краткого курса», вполне позволяли написать о ней если не страницу-другую, то по меньшей мере один-два абзаца, включить их в книгу для актуализации, для доказательства преимуществ социализма. Но этого сделано не было.

В «Кратком курсе» точку поставили на событиях декабря 1937 года. Даже объяснили почему: «Конституция закрепила тот всемирно-исторический факт, что СССР вступил в новую полосу развития» (выделено мною. — Ю. Ж.). И хотя тут же раскрывалась сущность новизны — «в полосу завершения строительства социалистического общества и постепенного перехода к коммунистическому обществу» [92], ничего так и не прояснилось. Ведь на протяжении всей книги последовательно применялся иной термин — «Период». Четко, логично, продуманно деливший историю партии, а вместе с нею и страны, на периоды: подготовки и проведения Октябрьской революции, гражданской войны и иностранной интервенции, восстановительный, социалистической индустриализации. Но ни разу не использовалась «полоса» — ни для замены периодов, ни для их объединения или расчленения. Кроме того, сразу же после введения термина «полоса» следовала не характеристика своеобразия, особенностей «завершения строительства социалистического общества», а настойчивый, назойливый повтор (только на двух страницах — пять раз!) главной особенности прошедших выборов, названной «замечательной победой блока коммунистов и беспартийных» [93].

Завершала же «Краткий курс» более чем многозначительная фраза: «Таковы основные уроки исторического пути, пройденного большевистской партией. Конец» [94]. Разумеется, ее можно было понимать просто. Как конец описанного, как констатацию окончания работы над конкретным текстом в столь же конкретное время. И не больше. Однако в сочетании с категоричным и не объясненным утверждением о вступлении страны в «новую полосу развития» неизбежно возникала и иная трактовка последней фразы. Уже буквальная: завершенность истории большевизма; завершенность истории той партии, которая существовала до конца 1937 года.

И действительно, с октября 1938 года на истории ВКП(б) поставили точку. Ее не продолжали, не дописывали, хотя оснований тому было предостаточно. Например, XVIII съезд, 18 конференция, наконец, Великая Отечественная война. Все то, что и послужило причиной переработки, расширения такой близкой «Краткому курсу» по своей пропагандистской направленности, значимости книги, как «Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография». Впервые увидевшая свет в самом конце 1939 года и имевшая поначалу незначительный объем в 5,5 учетно-издательских листа, она в 1947 году была основательно, существенно доработана. Расширена, в том числе за счет рассказа о событиях, происшедших с 1940 по 1946 годы и потому увеличена в три раза — насчитывала теперь уже 15,25 листов. То же произошло и со схожей по своей роли книгой Сталина «О Великой Отечественной войне», ежегодно выходившей начиная с 1942 года, трижды дополнявшейся текстами очередных приказов и речей главнокомандующего, пока не получившей в 1946 году своего канонического содержания, а вместе с ним и объема.