Незавершенная революция

Результаты этой борьбы во многом зависят от событий, происходящих за пределами СССР. Огромные, хотя еще и не совсем понятные нам потрясения, происходящие в Китае, не могут не затронуть и Советский Союз. Поскольку они ослабляют или даже разрушают сложившуюся после революции монолитную бюрократическую систему и открывают дорогу поднимающимся из глубины общества народным силам и непосредственной политической деятельности, пример Китая может оказаться заразительным и для Советского Союза. Китай, без сомнения, в некоторых отношениях достиг большего, чем его сосед, хотя бы потому только, что учел опыт России и избежал ее беспорядочных исканий и ошибок; к тому же Китай в меньшей степени пострадал от засилья бюрократии. С другой стороны, социально-экономическая система Китая примитивна и отстала, а тяжкий груз этой отсталости проявляется в характерных для маоизма ритуалах и обрядах. Вследствие этого уроки, которые маоизм решил преподать миру, часто имеют мало отношения или вообще не имеют никакого отношения к проблемам, стоящим перед более развитыми обществами. Даже когда маоизм предлагает что-то действительно позитивное, делается это в настолько избитой и устарелой форме, что позитивное содержание предложения просто теряется. И когда маоисты пытаются возродить культ Сталина, это вызывает чувство неприятия и антагонизма со стороны всех прогрессивных людей в СССР. Однако один важный урок из русско-китайского конфликта извлечь уже можно, и состоит он в том, что заносчивые бюрократические олигархии, скованные узостью национальных интересов и национальным эгоизмом, не в состоянии найти сколько-нибудь разумное решение того или иного конфликта; тем более не способны они заложить прочные основы социалистического содружества народов.

Хорошо это или плохо, но события на Западе будут еще решительнее способствовать внутренней эволюции Советского Союза. Оставим в стороне часто обсуждаемые и более ярко выраженные дипломатические и военные аспекты проблемы: достаточно очевидно, сколь серьезно «холодная война» и международная гонка вооружений сдерживали рост благосостояния и расширение свобод в СССР. Важнее и сложнее вопрос о тупиковом состоянии в классовой борьбе, который мы изучили ранее. Продлится ли это новое состояние? Или же это лишь краткий момент равновесия? В последнее время политики и историки Запада все более склонны считать, что тупиковое состояние продлится и дальше, многие даже видят в этом конечный результат соперничества между капитализмом и социализмом. (Без сомнения, эта точка зрения имеет сторонников и в Советском Союзе, и в Восточной Европе.) Споры же на эту тему идут на различных социально-экономических и исторических уровнях.

Кое-кто из ученых подчеркивает, что общественные системы СССР и США возникли в совершенно разное время и в совершенно различных условиях, но с тех пор столь тесно сблизились, что их различия все больше сводятся на нет, а общие черты приобретают решающую роль. Один из этих ученых, профессор Джон Кеннет Гэлбрейт, излагает эту идею в одной из своих лекций. Он особо указывает на

рассматривает основные моменты конвергенции в американском обществе. В этом обществе налицо главенствующая роль менеджеров, отчуждение системы управления от собственности, беспрерывная концентрация промышленного капитала, рост его власти и расширение сферы его действия, отмирание принципа свободы действий и роли рынка, возрастание роли государства в экономике и, следовательно, неизбежная необходимость планирования, которое призвано не только предотвратить кризисы и депрессии, но и поддержать нормальную общественную эффективную деятельность.

Говоря о нынешних ошибочных западных концепциях

профессор Гэлбрейт едко замечает:

В данном случае «конвергенция» не будет плодом равных усилий со стороны обеих систем — она произойдет в рамках социалистической системы, общая картина рисуется не в виде шахматной патовой ситуации, а в геометрической форме диагонали, проведенной в параллелограмме, образованном силами социализма и капитализма [1. Цитаты даны по лекциям профессора Гэлбрейта, опубликованным в "Листенер" 15 декабря 1966 г. (The Listener. - 1966. - Dec. 15).].

Историки считают, что похожая ситуация сложилась в свое время в ходе борьбы между Реформацией и контрреформацией. Профессор Баттерфилд, один из первых указавший на эту аналогию, подчеркивает, что с самого начала конфликта

[2. Моя критика проводимых профессором Баттерфилдом аналогий ни в коей мере не распространяется на его смелые призывы к разрядке международной напряженности, с которыми он обратился к американской аудитории в 50-х годах.].

Со временем первоначальный антагонизм в области идеологии смягчился в процессе взаимной ассимиляции: римская церковь набирала силу, впитывая в себя элементы протестантизма, а протестантизм, погрязший в догмах и сектантстве, в значительной мере потерял свою привлекательность и стал весьма похож на своего противника. Таким образом, создалась неустранимая и окончательно тупиковая ситуация; то же произошло и в наши дни — в этом сходятся и наши историки, и специалисты в области политики и экономики.

Исторические аналогии, хотя отчасти и убедительные, имеют свои слабые стороны и недостатки. Как это часто случается, подобные аналогии проводятся без учета различий в исторических эпохах. В эпоху Реформации западное общество было раздроблено на множество феодальных, полуфеодальных, постфеодальных, докапиталистических и раннекапиталистических княжеств. Протестантское сознание сыграло свою выдающуюся роль в образовании государства-нации, однако само государство-нация стало своего рода препятствием на пути развития его тенденций к объединению. Объединение западного христианства под эгидой одной церкви было исторически невозможно. И напротив, технологическая основа современного общества, его структура и присущие ему конфликты имеют международный и даже универсальный характер и поэтому требуют международных или универсальных решений. Ныне небывалая опасность угрожает самому существованию человека. Она прежде всего требует объединения усилий человечества, а это возможно лишь на путях социальной интеграции.

Протестантство и католицизм противостояли друг другу в первую очередь на идеологическом фронте, однако в основе этого противостояния лежал великий конфликт между набирающим силу капитализмом и загнивающим феодализмом. Конфликт этот не угас и после того, как идеологические и религиозные споры зашли в тупик. Разделение сфер влияния между сторонниками Реформации, в общем, соответствовало разделению на две социальные системы и временному равновесию между ними. По мере продолжения состязания между феодализмом и буржуазией оно выливалось в новые идеологические формы. Более зрелое буржуазное сознание XVIII века находило свое выражение не в церковной, а в светских идеологических формах — философии и политике.

Затянувшийся конфликт между протестантизмом и католицизмом навечно был оттеснен на задворки истории, ибо в историческом плане он уже не имел практического значения в условиях социально-политического конфликта. Ведь, в отличие от церковных расколов, социальный конфликт всегда доводится до конца. Как известно, капитализм добился полной победы в Европе. При этом он использовал множество средств и способов — от революций снизу до революций сверху, неоднократно заходил в тупик и терпел частичные поражения. Так что, даже обратившись к этой аналогии, представляется по меньшей мере преждевременным делать вывод о том, что нынешний тупик, в который зашли в своем идеологическом споре Восток и Запад, знаменует собой прекращение исторической конфронтации между капитализмом и социализмом. Формы проявления явления этого антагонизма в области идеологии могут и должны изменяться; однако из этого не следует, что противоречия исчерпали себя или утихли. Кстати, история Реформации дает немало примеров того, что не следует спешить с выводами относительно тупиковых ситуаций в идеологических спорах. Когда речь заходит о том, что за 120 лет со времени написания «Манифеста Коммунистической партии» на Западе не произошло ни одной победоносной социалистической революции, невольно вспоминается, как много было «преждевременных» реформистских выступлений и сколь долго происходило формирование идеологии реформизма и самого движения. Ведь сто лет пролегло со времен Гуса до времен Лютера, еще сто лет разделяют времена Лютера и революции пуритан.