Повседневная жизнь Калифорнии во времена «Золотой Лихорадки»

Несмотря на все превратности судьбы Сакраменто в 1854 году был объявлен столицей штата, выиграв у Сан-Хосе, где состоялись первая и вторая сессии законодательного корпуса, у Вальехо, куда он переехал в 1852 году, и у Бениции, которая была столицей с февраля 1853-го по март 1854 года. Острота борьбы характеризуется тем фактом, что члены городского управления Сакраменто в 1849 году предложили миллион долларов за то, чтобы их добрый город получил привилегию стать столицей Калифорнии ⁽³⁶⁾.

Как жить в приисковом городе, если вы получили хорошее воспитание и всегда жили в набожном, порядочном обществе, где господствовала трезвость и в котором не было насилия? Одни быстро приспособились к новым условиям. Другие прокляли тот день, когда решили уехать в Калифорнию, и, встречая на тропах Мазер Лоуд только что прибывших новичков, карабкавшихся к россыпям, говорили им, чтобы они поворачивали обратно, бежали из этого ада, в котором разобьются их надежды, иссякнут нравственные силы и разрушится здоровье.

Горьким разочарованиям несть числа. Чтобы выжить, неудачливые золотоискатели нанимались чернорабочими в доки Сакраменто или Сан-Франциско, мойщиками посуды в рестораны или кладовщиками на склады. Они чистили прохожим сапоги или пилили дрова. Брались за все, чтобы только не умереть с голоду и скопить деньги на билет для возвращения домой. Сердце сжимается, когда читаешь дневники этих достойных уважения людей, которых преследовало невезение и которые в конце концов гибли. Такой была, скажем, судьба Джорджа В. Ивенса: изо дня в день записывавший свои несчастья и умерший в Сакраменто в 1851 году, он так и не увидел свою жену, к которой были обращены все его мысли ⁽³⁷⁾.

Однако некоторые смутно предвидели истинную судьбу Калифорнии. Они поняли, что весь этот сброд, представляющий местное население, со своими наскоро построенными городами, жалкими удовольствиями и насилием был обречен на исчезновение, как только калифорнийские месторождения исчерпаются настолько, что продолжать добычу золота смогут только крупные компании, располагающие дорогостоящим оборудованием. И они решили закрепиться здесь прочно, создать свой дом.

Во всех горно-промышленных городах с начала 1850-х годов стали обосновываться немногочисленные респектабельные семьи, люди, воспитанные на Библии, серьезные и трудолюбивые. Они построили комфортабельные деревянные дома, открыли лавки, аптеки, медицинские кабинеты, банки, стали заниматься адвокатурой, сельским хозяйством, скотоводством, политикой, издавать газеты. По мере возможности они держали своих детей подальше от салунов, а в дни публичных смертных казней вообще не выпускали из дома.

Грас Велли

Граc Велли, расположенный среди гор, в районе, где в 1849 году открыты самые богатые жилы золотоносного кварца, был в свое время одним из самых развитых горно-промышленных городов. Крупные компании получали тут огромные прибыли. Первая компания, обосновавшаяся здесь, «Голд Хилл Компани» с 1850 по 1857 год добыла золота на 4 миллиона долларов. В этой лесной глуши, всего двумя годами ранее заселенной индейцами, медведями-гризли и койотами, был заложен город. «Взору представляется множество приятных на вид домов и лавок, совершенно новых, как если бы они только что вышли из лесопилки и тут же были разукрашены кистью художника», — пишет Алонсо Делано ⁽³⁸⁾. Повсюду видны признаки цивилизации, согревающие сердце благонравных людей: красивые жилища, часы на здании лесопилки, изысканная еда в гостиницах, на домах таблички с именами врачей и адвокатов, вывески на лавках. И еще более радостный знак — «в этой глуши выросла церковь, чтобы показать, что и здесь, на этой дикой земле, целиком посвятившей себя золоту, Бог не забыт» ⁽³⁹⁾.

В Грас Велли были также почтово-пассажирская контора — «Адамс и компания», школа, газета, театр, построенный по всем правилам — с кулисами, декорациями, рампой, оркестром. Была здесь и публика, горячо приверженная искусству. Регулярно давались общественные балы, а во всех салунах и гостиных судачили о похождениях Лолы Монтес. Эксцентричная Лола жила в комфортабельном доме на Милл-стрит вместе со своим мужем, медведями-гризли и обезьянами. О ней ходили и продолжают ходить довольно странные слухи. Говорят, что она якобы ударила кнутом редактора местной газеты Генри У. Шипли за то, что он имел смелость напечатать о ней что-то не так; говорят также, что она потребовала развода по той причине, что муж убил одного из ее медведей, который исцарапал его и покусал.

Город становился все красивее: строились прекрасно меблированные дома, в которых селились респектабельные семьи, писал Т. Уорвик-Брукс своей семье в 1851 году. Разумеется, многие другие жилища не становились от этого комфортнее.

Во время июльских выборов 1851 года Брукс 8 дней прожил в Грас Велли у своих семейных друзей.

«Дом представляет собой простую квадратную лачугу, разгороженную на четыре комнаты тонкими перегородками высотой три метра. На полу всего один ковер, а стены и потолок обтянуты белым холстом. В мое распоряжение гостеприимно предоставили лежавший на полу матрас, одеяло же гость обычно привозит с собой» ⁽⁴⁰⁾.

В доме всего одна кровать. Случилось так, что к хозяевам в дом с неожиданным визитом приехала одна старая английская дама с супругом. Нет проблем! Им отдали кровать, а хозяева дома пристроились в комнатушке, где спал юный Брукс. «Они и слушать не хотели о том, чтобы я уехал. И я спал в одном углу комнаты, а супруги в другом. Но в Калифорнии не забывают о приличиях. Миниатюрная супруга ускользнула в свой угол, тогда как мы задержались у печки (раз уж друг приехал среди ночи), потягивая грог с виски и болтая о кварце и политике. Потом мы последовали примеру мадам. Ночная одежда золотоискателя почти не отличается от дневной, и он довольствуется тем, что, ложась спать, просто сбрасывает сапоги и завертывается в одеяло. Утренний туалет упрощен до крайности: умываются, как кому заблагорассудится» ⁽⁴¹⁾.

После этого нужно вычистить печку, наколоть дров, вымыть тарелки и кастрюли, подмести пол, наносить воды. Наконец приходит момент приготовления завтрака, состоящего из «рагу, бифштексов и кофе». Хотя можно понять, что в этом мире, почти лишенном женщин, где лишь некоторые редкие представительницы украшены всеми качествами и добродетелями, этого молодого человека вовсе не удивили хозяйственные способности, выказанные хозяйкой. «Она из Нового Орлеана, и у нее больше талантов к развлечениям, чем знаний по домоводству», — пишет он. Но, может быть, это комплимент?

Патриотические праздники

Хорошие рестораны в Грас Велли, как и в других горно-промышленных городах, были в руках французов, и даже те, кто их недолюбливал, признавали врожденный дар французов к искусству кулинарии. Как пишет в цветистом стиле своего времени Сент-Аман: «Наше кулинарное искусство ценят на всех широтах, и отдают нам предпочтение даже на тихоокеанском побережье, быстро привыкая к нашим способам доводить до совершенства все кушанья, вплоть для абсолютно чуждых родине Валера и Поста» ⁽⁴²⁾.

Французы обожают праздники, особенно праздники патриотические. Французские переселенцы принадлежали к разным социальным слоям, но при том значении, которое придавалось ими годовщине Республики 1848 года, есть все основания думать, что у большинства этих людей были республиканские убеждения. Так почему бы не поднять трехцветный флаг, не спеть Марсельезу и военные песни, ударить в барабан, выступить с тостом, произнести речи? В Соноре в честь годовщины провозглашения Республики французская община устроила обед на 150 персон, «чего раньше никогда не видели в этих местах, — пишет Перкинс. — Подавали блюда, которые наверняка можно было бы найти в Нью-Йорке, но вряд ли в этой стране» ⁽⁴³⁾.

В следующем году французские золотоискатели, обосновавшиеся на Фезер-ривер, не только пили в честь праздника, но и организовали манифестацию с факелами и прошли по Рич Бар. Дэйм Ширли видела, как они «шли извилистой тропой по склону холма, являя собою очень красочное зрелище: у каждого в руках была небольшая сосенка, на макушке которой сияла диадема из огоньков, восхитительно подсвечивавших темную зелень и сверкавших, как какие-то призрачные короны в безлунной и туманной ночи». Ее так рассмешили их слова, сказанные с акцентом, что она записала их в дневнике: «Шорж Вашингтон, Джеймс К Полк, Наполеон Бонапарт! Свобода! Равенство! Братство! Эндрю Джексон, президент Фильмор и Лафайет!» ⁽⁴⁴⁾