Римская история в лицах

«Росту славы и могущества Нимфидия способствовал и сенат, который дал ему звание «благодетеля», собирался ежедневно у дверей его дома и предоставил право предлагать и утверждать всякое сенатское решение, и это завело его еще дальше по пути дерзости и своеволия, так что очень скоро он сделался не только ненавистен,! но и страшен даже для тех, кто перед ним пресмыкался». (Там же, VIII)

Вслед за солдатами претория Гальбу провозгласил императором и сенат. Таким образом, императорская власть на этот раз была даже не куплена у преторианцев, а получена под долговое обязательство, к тому же фальшивое. С вестью о провозглашении императором за одну неделю примчался из Рима в Испанию приближенный к наместнику вольноотпущенник Икел.

Спустя некоторое время во главе испанского легиона Гальба отправился походом в Рим. Послания от преторианцев он не получал и потому спокойно назначил префектом претория другого своего приближенного — Корнелия Лакона. Вергиний Руф, узнав о решении сената, с трудом уговорил войско подчиниться присланному Гальбой на его место новому командующему Гедеонию Флакку. Сдав ему дела, он выехал навстречу императору и присоединился к его свите. Назначенного еще Нероном наместника Нижней Германии Фонтея Капитона то ли в порыве угодничества, то ли по негласному распоряжению Гальбы убили его собственные легаты.

Вообще путь Гальбы до Рима был, по выражению Тацита, долог и кровав. Также и Светоний пишет, что «в пути ему предшествовала молва о его свирепости и скупости». По указанию Гальбы был убит отказавшийся ему присягнуть наместник Африки Макр (впрочем, и сам погрязший в убийствах и грабежах). Неподалеку от Рима кортеж императора встретила толпа бывших матросов, которых Нерон свел в отдельный легион и объявил солдатами. Они требовали от Гальбы подтверждения своего повышенного статуса. Им было велено прийти в другое время, но они не подчинились и продолжали кричать, а некоторые даже обнажили мечи. Против смутьянов была брошена конница, а затем усмиренный легион был подвергнут децимации — казни каждого десятого солдата. Хотя, согласно древнему закону, в случае бунта это наказание было предусмотрено и еще столетие назад применялось, такое начало правления выглядело зловеще. Как замечает Плутарх:

«И если до тех пор были люди, которые относились к императору с пренебрежением, видели в нем бессильного старикашку, то теперь он всем внушал страх и трепет». (Там же, XV)

О том, что Гальба назначил другого префекта претория, Нимфидий через своих лазутчиков узнал задолго до прибытия императора в Рим. Все его планы рушились. Тогда он решил упредить Гальбу и подбить преторианцев провозгласить императором его, Нимфидия. Но этому воспротивились военные трибуны. Один из них собрал сходку солдат и стал упрекать их за То, что они собираются снова сменить правителя без всякого толка и смысла. Сперва, говорил он, у нас были на то основания — злодейства Нерона. Но теперь, готовясь предать Гальбу, можем ли мы и его обвинить в убийстве матери и супруги, скажем ли снова, что краснеем от стыда за своего императора, выступающего на театре?

«Воины, — свидетельствует Плутарх, — единодушно присоединились к мнению трибуна, а затем пошли к остальным солдатам и уговаривали всех хранить верность императору. Большая часть лагеря приняла их сторону, загремели крики, и Нимфидий то ли, как утверждают некоторые, вообразив, будто солдаты уже зовут его, то ли спеша расположить в свою пользу тех, кто еще роптал или был в нерешительности, двинулся вперед, при ярком свете факелов... Увидев ворота запертыми, а на стенах множество вооруженных людей, он испугался, но все-таки подошел ближе и спросил, что случилось и кто приказал взять оружие. Все дружно, в один голос, отвечали, что признают императором только Гальбу, и Нимфидий, изъявляя одобрение, присоединился к общим крикам и велел сделать то же самое своим спутникам. Тем не менее, когда привратники пропустили его с немногими провожатыми внутрь, в него тут же полетело копье. Копье вонзилось в щит, которым успел загородить начальника Септимий, но тут другие воины бросились на Нимфидия с обнаженными мечами, он пустился бежать, его настигли в солдатском домишке и убили. Труп вытащили на открытое место, вокруг поставили ограду и на другой день пускали всех желающих полюбоваться на это зрелище». (Там же, XIX)

Прибыв в Рим, Гальба твердой рукой закрепил свою власть. Он казнил главных приспешников Нимфидия. Расправы избежал только ненавистный всем Тигеллин. Он успел подкупить всемогущего фаворита императора Тита Виния. Между тем, как свидетельствует Плутарх:

«...не было для римского народа зрелища более желанного, чем Тигеллин, которого ведут на казнь, и во всех театрах, на всех ристалищах не смолкали крики, требующие отдать его в руки палачей, пока император особым указом не выразил римлянам своего неудовольствия, объявив, что Тигеллин смертельно болен и стоит на пороге могилы, и советуя не ожесточать государя и не обращать его власть в тиранию. После этого в насмешку над народом и его досадою Тигеллин принес благодарственную жертву богам и устроил великолепный пир, а Виний прямо из-за стола императора отправился к нему во главе шумной ватаги друзей». (Там же, XVII)

А тут еще Гальба объявил розыск для возвращения в казну всех подарков, пожалованных Нероном (на сумму около пятисот миллионов денариев), разрешив оставить владельцам лишь десятую часть стоимости подаренного. Этот розыск затронул множество людей, в чьи руки после продажи успели перейти подарки. В то же время своим клевретам император позволял за взятку делать что угодно: облагать налогом или освобождать от него, казнить или миловать. Так что все они неслыханно обогащались. Светоний пишет, что...

«Полную власть над ним имели три человека — они жили вместе с ним на Палатине, никогда его не покидали и народ называл их его дядьками. Это были Тит Виний, его испанский легат, безудержно алчный, Корнелий Лакон, из судебного заседателя ставший начальником преторианцев, нестерпимо тупой и спесивый, вольноотпущенник Икел, только что награжденный золотым кольцом (то есть возведенный в ранг всадника. — Л.О.)... Этим-то негодяям, с их различными пороками, он доверял и позволял помыкать собою...» (Светоний. Гальба, 14)

И далее продолжает:

«Всем этим он вызвал почти поголовное недовольство во всех сословиях. Но едва ли не более всех ненавидели его солдаты. Дело в том, что начальники обещали им небывалые подарки, если они присягнут ему заочно, а он не только не выполнял их обещаний, но даже гордился не раз, что привык набирать, не покупать солдат. И этим он восстановил против себя все войска по всем провинциям. Среди преторианцев он к тому же возбудил страх и негодование тем, что многих увольнял в отставку по подозрению в соучастии с Нимфидием». (Там же, 16)

Стоит отметить, что в городе в это время, кроме преторианцев, находилось множество солдат регулярных легионов, которые Нерон успел вызвать, намереваясь отправиться в Галлию для подавления восстания Виндекса. Солдаты глухо роптали, но еще не отваживались на открытые выступления и надеялись получить хотя бы часть обещанных наград.

В этот-то момент и послышались первые далекие раскаты грозы, которой предстояло бушевать над всей Италией. Германские легионы Вергиния Руфа были особенно возмущены тем, что за тяжелую победу над Виндексом не получили никаких наград (ведь Гальба был союзником Виндекса). Своего нового командующего Флакка — немощного и несведущего в военных делах подагрика — они не признавали. 1 января нового года, согласно обычаю, легионы должны были присягать на верность императору. Флакк собрал воинов, но вместо присяги они сбросили на землю изображение Гальбы и, заявив, что будут верны сенату и народу, разошлись. В Рим к преторианцам отправили послов с вестью, что Гальба им не по нраву — пусть выберут правителя, который бы устраивал все войска.

Когда сведения об этом дошли до Гальбы, он решил, не медля долее, назначить себе преемника, который бы пока делил с ним верховную власть, а затем принял ее на себя целиком. Ввиду преклонного возраста императора вопрос о преемнике стоял с самого начала его правления. Виний, Лакон и Икел непрестанно ссорились между собой из-за кандидатуры в наследники верховной власти. Ввиду низкого происхождения ни один из троих не мог рассчитывать на то, что верный древним традициям Гальба назначит преемником его, и потому проталкивал своего кандидата.