История русского народа в XX веке (Том 1, 2)
История русского народа в XX веке (Том 1, 2) читать книгу онлайн
Четвертая книга (в двух томах) из серии архивных исследований «Терновый венец России» открывает тайные и неизвестные страницы истории Русского народа в XX веке. Обнаруженные в ранее секретных архивах документы и материалы позволяют совершенно по-новому взглянуть на многие события нашего столетия.
Книга снабжена уникальным Именным указателем к I и II томам истории Русского народа в XX веке.
Мощные разрушительные импульсы, которые в XX веке ощутил на себе Русский народ, имели истоки на Западе. Революции 1905 и 1917 годов, план Парвуса революционизирования России в первую мировую войну, деятельность Временного правительства и еврейских большевиков, гитлеровское нашествие, политика «интересов национальной безопасности» американских президентов и, наконец, «перестройка» и установление криминально-космополитического режима Ельцина – звенья одной цепи заговора темных сил мировой закулисы, иудаизма, сатанизма и масонства. В революциях и войнах, навязанных России архитекторами нового мирового порядка, столкнулись не просто борющиеся стороны и армии, а две противоположные цивилизации – русская, духовная, христианская, основанная на евангельских принципах добра, правды, справедливости, нестяжательства, и западная, антихристианская, иудейско-масонская, потребительская, ориентированная на жадное стяжание материальных благ за счет эксплуатации большей части человечества, упоение животными радостями жизни, отрицание духовных начал Православия. Ценой огромных потерь Русский народ стал главной преградой на пути установления мирового господства иудейско-масонской цивилизации.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
В 20-е годы засилье еврейских критиков в литературе стало абсолютным. Даже космополитически настроенный Маяковский, когда речь заходила о критиках, не стесняясь, говорил: «Все они Коганы». Евреи монополизировали практически все журналы. Так, В. Полонский редактировал три журнала – «Новый мир», «Красная нива», «Печать и революция», о чем В. Маяковский с тонкой иронией говорил, что тот «редактирует и „Мир“, и „Ниву“, и „Печать“, и „Революцию“. Сформировалась целая когорта критиков и литераторов, готовых травить любое проявление самобытного русского таланта.
Свою ненависть к русскому они прикрывали разными ярлыками «кулацкой литературы», «отсутствием классового подхода» (О. Бескин, А. Безыменский, Б. Розенфельд и т.п.), а также лозунгами борьбы против «кумачовой халтуры», «фальши», «буржуазного индивидуализма» Л. Авербах, Б. Бухштаб, Б. Беккер, А. Горнфельд, И. Гроссман-Рощин, С. Дрейден, В. Ермилов, К. Зелинский, П. Коган, А. Лежнев, Г. Лелевич, И. Машбиц-Веров, Н. Насимович-Чужак, М. Ольшевец, А. Селивановский, Д. Тальников, Ю. Юзовский.
Особой оголтелой критике подвергались С. Есенин, А. Толстой, Н. Сергеев-Ценский, А. Чапыгин, М. Пришвин, М. Шолохов.
«Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живем, – писал С. Есенин. – Тяжелое за эти годы состояние государства… выдвинуло на арену литературы революционных фельдфебелей… (которые трубят)… около семи лет об одном и том же, что русская современная литература контрреволюционна…». 1159 Эти фельдфебели поучают русских писателей, что и как им писать.
Ярчайшим выразителем «еврейской школы критики» был В. Шкловский, заслуживший брезгливое презрение многих русских писателей. Ахматова и Блок, например, считали, что он принадлежит к тому «бесчисленному разряду критиков, которые, ничего не понимая в произведениях искусства, не умея отличить хорошее от плохого, предпочитают создавать об искусстве теории, схемы – ценят то или иное произведение не за его художественные качества, а за то, что оно подходит (или не подходит) к заранее придуманной ими схеме». 1160 А схема эта была изначально космополитической и антирусской. Все, что не укладывалось в нее, и прежде всего национально-русское восприятие жизни и патриотическая позиция, объявлялось проявлением черносотенства, ретроградства и антисемитизма.
Наряду с большевистским руководством литературой правители еврейского интернационала стремятся взять под полный контроль все другие сферы культуры и искусства, и прежде всего кино, которому новый режим придавал особое значение. С 15 по 21 марта 1928 года в Москве проходило Всесоюзное партийное совещание по кино. Среди его участников было распространено письмо восьми видных (преимущественно еврейских) кинематографистов – Г. Александрова и С. Эйзенштейна (к тому времени поставивших «Стачку», «Броненосец Потемкин», «Октябрь»), В. Пудовкина («Мать», «Конец Санкт-Петербурга»), Г. Козинцева и Л. Трауберга («Шинель»), А. Роома («Бухта смерти»), С. Юткевича («Кружева»), А. Попова («Два друга, модель и подруга»).
В этом письме представители культуры малого народа требовали усиления планового идеологического руководства и создания «боевого» органа по управлению советским искусством. Восемь советских кинематографистов задавали риторический вопрос:
«Во всех областях государственной работы революция установила единое руководство и единый план. Это одно из самых крупных достижений пролетарской революции, позволяющее проводить твердую идеологическую диктатуру на всех фронтах социалистического строительства. Использована ли эта возможность на участке кино?» И сами на него отвечали: «Нет…» «Планового идеологического руководства нет…
Для проведения единого идеологического плана необходимо создание авторитетного органа, планирующего продукцию кинопромышленности.
Наличие Главреперткома не исчерпывает данной потребности, поскольку он является органом не руководящим, не планирующим, а только принимающим готовую продукцию или готовый производственный план.
Для этой ответственной работы нужен красный культурник. Руководящий орган должен быть прежде всего органом политическим и культурным и связанным непосредственно с ЦК ВКП(б).
Для подобной организации идеология будет не таинственной синей или, вернее, «красной» птицей, которую тщетно пытаются поймать за хвост теперешние руководители. Идеология – это не «философский камень», а ряд конкретных мероприятий в деле строительства социализма, анализируемых и сводимых партией на каждый данный момент в ряд конкретных практических тезисов. Кинематографическое оформление этих тезисов должно быть законным пределом для метафизических исканий идеологии «как таковой».
Итак, должен быть создан непосредственно при Агитпропе ЦК, организованно ставящий перед производственными организациями исчерпывающие задания политического и культурного порядка.
Этим будут изжиты хаотические репертуарные метания производственных организаций, на которые ляжет лишь производственное и хозяйственное оформление полученных директив с установкой на коммерческую рентабельность.
Только подобное разграничение на два органа, политически-планирующий и хозяйственно-выполняющий, будет диалектически вырабатывать здоровые условия роста советской кинематографии». 1161
Таким образом, создавалась «идеологическая диктатура», призванная защитить искусство малого народа от творческой стихии искусства Русского народа.
Интеллигенция малого народа и связанные с ней слои служащих больше всего боялись возрождения русского национального сознания, которое ими ассоциировалось с неизбежной карой за участие в преступлениях против России и русских после 1917 года. Опасаясь русского национального возрождения, большинство из них подозревали в этом грехе друг друга, торопливо информируя о своем подозрении органы ГПУ-НКВД. Отсюда всеохватывающий дух доносительства и стукачества, пронизавший новую интеллигенцию. «Служащие несли свой мед директору, секретарю парторганизации и в отдел кадров. Учителя при помощи классного самоуправления – старосты, профорга и комсорга – могли выжать масло из любого школьника. Студентам поручалось следить за лектором. Взаимопроникновение тюрьмы и внешнего мира было поставлено на широкую ногу». 1162 Доносительство за любое проявление русского национального чувства было тем главным фактором, который определял атмосферу страха и подозрительности в 20-е и 30-е годы. Доносители как бы соревновались друг с другом в наветах и нередко становились жертвами своего же недуга.
Интеллигенция малого народа была готова выполнить любой социальный заказ, воспеть любое беззаконие и даже систему концлагерей и рабского труда. В 1933 году она с готовностью подтвердила это, создав самую позорную книгу в истории России «Беломорско-Балтийский канал», описание строительства канала ручным трудом сотен тысяч заключенных, десятки тысяч которых остались навечно лежать на его берегах. В этом страшном документе эпохи отразилась вся глубина падения литераторов, поставивших свои способности на службу антирусскому режиму. Тридцать шесть авторов во главе с М. Горьким и Авербахом изощрялись в издевательстве над Россией, дискредитации ее коренного народа, подобострастном восхвалении большевистских вождей и чекистов. К слову сказать, русских в этом коллективе было совсем немного, а более трех четвертей составляли евреи.
Вот некоторые из них:
А. Берзин,
Е. Габрилович,
Н. Гарнич,
Г. Гаузнер,
С. Гехт,
К. Горбунов,
М. Горький,
С. Диковский,
К. Зелинский,
М. Зощенко,
Вс. Иванов,
Вера Инбер,
В. Катаев,
