Древнегреческие праздники в Элладе и Северном Причерноморье

Анализируя надписи с упоминанием о происхождении боспорских царей от Эвмолпа, ученые акцентируют внимание на том, что боспорские правители возводили свой род к мифическому царю Фракии. Действительно, начиная с династии Спартокидов, пришедших к власти в 438 г. до н. э., немало царей носили фракийские имена, поэтому упомянутые надписи привлекаются в качестве подтверждения фракийских корней Спартокидов и династии, правившей на Боспоре в римский период [272].

Мне представляется важным подчеркнуть иные ассоциации, возникавшие у греков при имени Эвмолпа. Даже не посвященные в Элевсинские таинства знали о важной роли этого героя в мистериях. О нем говорилось в широко известном гомеровском гимне Деметре, упоминалось в разных не тайных сказаниях, поэтому его имя неоднократно встречается у мифографов (Hygin. Fab. 46, 157, 273; Apollod. Bibl. III, 15, 4) и поэтов (Theocr XXIV, 110).

Вероятно, легендарная генеалогия боспорских царей появилась во времена расцвета связей Северного Причерноморья с Афинами в IV в. до н. э. Тогда цари Боспора участвовали в наиболее крупных афинских праздниках. Каждые четыре года они получали золотые венки на Панафинеях (МИС. 3), их имена звучали среди награжденных в театре на Великих Дионисиях (МИС. 4), их статуи и почетные декреты украшали афинскую агору, Акрополь и Пирей (МИС. 42; Dem. XX, 36; Dein. I, 43).

Трудно представить, чтобы боспорские цари, многим из которых афиняне даровали гражданство в своем государстве, не воспользовались возможностью принять участие в знаменитом на всю греческую ойкумену празднике и не приобщались к мистериям, сулившим счастье в этом, а, главное, в загробном мире. Введение в родословную героя Эвмолпа, с одной стороны, указывало на царственных фракийских предков боспорских правителей, с другой – роднило их с одним из главных героев Элевсинских таинств и со старинным родом Эвмолпидов, а также давало какие-то дополнительные привилегии на Элевсиниях. Можно высказать осторожное предположение о корнях подобной родословной. Вероятно, в классический период, когда действовало правило, чтобы посвящаемого в таинства усыновлял местный гражданин, боспорский царь таким образом породнился с Эвмолпидами. Он сделал это не случайно, потому что подобным образом оказалось возможным обосновать родство со знаменитыми фракийцами и одновременно с эллинами, и даже через Эвмолпа с богом Посейдоном.

Став членами рода Эвмолпидов, боспорские цари получали право исполнять жреческие обязанности иерофанта. Возможно, они пользовались этим правом у себя на родине, становясь жрецами Деметры и Коры и справляя праздники по элевсинскому образцу. Так, например, поступал император Адриан, совершая таинства на своей вилле в Тиволи (Aur. Vict. 14, 4).

Сохранение памяти о происхождении от Эвмолпа в римское время говорит, на мой взгляд, о том, что некоторые боспорские правители первых веков нашей эры принимали посвящение в Элевсинские мистерии. Судя по именам, новая династия имела фракийские корни, и через Эвмолпа удавалось показать ее родство с древними Спартокидами. Участвуя в мистериях, цари, называвшие себя «друзьями цезарей», подражали римским императорам, многие из которых, как уже говорилось, принимали посвящения в мистерии.

Для подкрепления предложенной гипотезы напомню, что император Адриан, достигнув высшей ступени посвящения, сам совершал в Элевсине таинства как верховный жрец-иерофант, а для этого ему следовало стать членом рода Эвмолпидов. Известно также, что Люций Вер считался членом семьи Эвмолпидов, а Марк Аврелий – даже главой Кериков, второго рода, из которого дозволялось выбирать Элевсинских жрецов [273].

Две ольвийские надписи ясно указывают на знакомство местных эллинов с Элевсинскими мистериями. В V в. до н. э. некий Ксантипп принес чернолаковый килик в качестве посвятительного дара в ольвийский храм Деметры. На донышке сосуда он прочертил посвящение элевсинским богам Деметре, Персефоне и Иакху. Издатель граффито А. С. Русяева предположила, что афинянин Ксантипп решил во время пребывания в Ольвии сделать приношение элевсинским богам. Основанием для такого заключения послужило то обстоятельство, что в ольвийской ономастике имя Ксантипп встречалось до сих пор лишь один раз и принадлежало афинскому гражданину [274]. Однако Ю. Г. Виноградов показал, что посвящение написано ионийским шрифтом и, судя по допущенным ошибкам, начертано самим посвятителем [275]. Следовательно, он говорил не на аттическом, а на ионийском диалекте, господствовавшем в Ольвии; поэтому, скорее всего, Ксантипп был ольвиополитом и участвовал в каких-то ритуалах, исполнявшихся по образцу элевсинских.

Другая надпись, исполненная на каменной плите во II в. до н. э. ( рис. 27), гласит, что Посидей, сын Дионисия, построил (или восстановил) ольвийскую оборонительную стену и совершил посвящение триаде элевсинских богов Деметре, Коре и Плутону, а также Демосу [276]. Подобные плиты устанавливались в праздничной обстановке, и при этом совершалось жертвоприношение названным в надписи богам. До сих пор не давалось объяснения, почему к знаменитой триаде элевсинских богов добавлен Демос. По моему мнению, надо учесть, что во время Элевсинских мистерий приносили жертву Афине Демократии (CIG. II, 471) [277], которая символизировала государство, праздновавшее мистерии. Вспоминая об этом в Ольвии, Посидей заменил Афину Демократию Демосом, олицетворявшим его родное государство. Это позволяет думать, что Посидей не только имел представление о празднике Элевсинских мистерий, но и сам был посвящен в их таинства.

Наряду с надписями некоторые памятники изобразительного искусства свидетельствуют о причастности жителей Северного Причерноморья к Элевсинским мистериям. Вообще расписные вазы и рельефы играют важнейшую роль в современных знаниях о мистериях [278], которые в силу их тайного характера почти не описаны в сочинениях античных авторов.

В 1858 г. А. Е. Люценко произвел раскопки огромного Павловского кургана близ Керчи [279]. Там в деревянном саркофаге покоилась молодая женщина в парадном одеянии, ее наряд дополняли разнообразные золотые украшения. Рядом с саркофагом стояли три аттические вазы: чернолаковая ойнохойя, фигурный лекиф в виде амазонки и расписная пелика так называемого роскошного стиля с изображением многочисленных персонажей.

В «Отчете Императорской Археологической комиссии» за 1859 г. академик Л. Стефани подробно описал предметы из Павловского кургана; он уделил особое внимание пелике, определив сюжет ее росписи как иллюстрацию Элевсинских мистерий [280]. С тех пор эта ваза постоянно привлекает внимание исследователей [281]. Ведь, несмотря на новые открытия за прошедшие полтора столетия, остается справедливым вывод Л. Стефани о том, что находка из Павловского кургана занимает ведущее место среди художественных произведений с изображением Элевсинских мистерий [282].

Пелика изготовлена в Афинах в середине IV в. до н. э. [283] Она расписана в краснофигурной технике, многие детали были выделены теперь утраченными красками и обильной позолотой. Остатки последней сохранились на головных уборах и украшениях, на факелах и связках мирта в руках некоторых персонажей, на крыльях колесницы Триптолема и Эрота, на роге изобилия – атрибуте Плутоса. Благодаря этой пелике мастер, расписавший вазу, называется сейчас Элевсинским, и его кисти принадлежат еще несколько сосудов из раскопок в разных греческих городах [284].