Крестовый поход против Грааля

Катары не признавали реальность чудес Иисуса. Как он мог исцелять от телесных страданий, если считал тело препятствием к освобождению души? Если он исцелял слепых, исцелял слепых от греха, помогая им увидеть истину. Хлеб, который он раздал пяти тысячам, — это проповедь подлинной жизни, духовная пища. Буря, которую он смирил, — буря страданий, поднятая Люцифером. Здесь исполняется Слово Христа, что буква мертва, дух жив.

Если тело Христа нематериально, не было распятия, только видимость его, и только поэтому было возможно вознесение. Вознесение в теле из плоти и крови казалось катарам абсурдным. Человеческое тело не может взойти на небо, вечное не может умереть.

Для еретиков была написана история страданий Христа, великолепный миф о божественной жертве любви ^{73} .

Романский катаризм стремился совместить философию, религию, метафизику и культ. Его философия вытекала из рассмотрения связей Бога и мира, добра и зла. Но философскую систему трубадуры-катары превращали в настоящую мифологию.

В дуалистической системе альбигойцев противоречие между добром и злом не вечно. Будет конец света, когда Бог окончательно победит Люцифера, дух — материю. Тогда Люцибел, раскаявшись, как блудный сын, вернется к своему Творцу и Господину. Все души людей опять станут ангелами. И все будет так, как было до падения ангелов. Поскольку Царство Божие вечно, блаженство будет вечным. Так как все души вернутся к Богу, не будет вечного осуждения, несовместимого с абсолютной любовью.

Мы видим, что дуализм катаров имеет общие черты с метафизикой и религиозными мистериями пифагорейцев, орфиками и маздеизмом. И все же романские еретики подчеркивали, что они христиане. И это было так, ведь они следовали важнейшей заповеди Христа:

Пропасть между катаризмом и христианским учением Рима, Виттенберга и Женевы была велика, так как, не будучи явно языческим, он не был монотеистичен. Из Священного Писания он исключал, как мы видели, Ветхий Завет, а Иисус Христос был не иудейским Иисусом из Назарета и Вифлеема, а героем мифов, овеянным блеском божественной славы…

Моральное учение катаров, как бы чисто и строго оно ни было, не совпадало с христианским. Последнее никогда не стремилось к умерщвлению плоти, презрению к земным творениям и освобождению от мирских оков. Катары — силой фантазии и силой воли — хотели достичь на Земле абсолютного совершенства и, боясь впасть в материализм римской церкви, переносили в сферу духа все: религию, культ, жизнь.

Удивительно, с какой силой распространялось это учение, одновременно самое терпимое и нетерпимое из христианских доктрин. Главная причина — в чистой и святой жизни самих катаров, которая слишком явно отличалась от образа жизни католических священнослужителей.

То, что катаризм особенно широко распространился на юге Франции, объясняется тем, что здесь он развивался на родной почве и романцам мифы и аллегории катаров были ближе, чем проповеди невежественных и часто не слишком добродетельных священников ^{74} .

Не будем забывать, что дуализм катаров резко контрастировал со страхом перед дьяволом средневековой церкви. Хорошо известно, как удручающе представления о чертях влияли на душевный покой человека средневековья. В Римской церкви Антихрист — враг Господа, ему принадлежит ад, огромное воинство и дьявольская власть над душами. По сравнению с католическим страхом дьявола, который отметил целое тысячелетие печатью уныния, в представлениях катаров о Люцибеле было что-то умиротворяющее. Люцифер — всего лишь непокорный, зловредный, изолгавшийся ангел, олицетворение мира, как он был и есть. Если человечество отыщет путь возвращения из своего мира к Духу, власть Князя мира сего, по еретическим верованиям, будет сломлена. Тогда ему не останется ничего другого, как смиренно и покаянно вернуться к духу.

Учение катаров обросло мифологическими украшениями. Что же остается? Остается знаменитая Кантова тетрада.

Первое: сосуществование в человеке доброго и злого.

Второе: борьба доброго и злого за власть над человеком.

Третье: победа доброго над злым, начало Царства Божия.

Четвертое: разделение истины и лжи под влиянием доброго начала.

Таким образом, мы видим, что в романской поэзии и философии все это было налицо.

Романская Церковь Любви состояла из «совершенных» (perfecti) и «верующих» (credentes, или imperfecti ^{75} ). К «верующим» не относились строгие правила, по которым жили «совершенные». Они могли распоряжаться собой как желали — жениться, торговать, воевать, писать любовные песни, словом, жить, как жили тогда все люди. Имя Catharus («чистый») давалось лишь тем, кто после долгого испытательного срока особым священнодействием, «утешением» (consolamentum), о котором мы поговорим позже, был посвящен в эзотерические тайны Церкви Любви.

Подобно друидам, катары жили в лесах и пещерах, проводя почти все время в богослужениях ^{76} . Стол, покрытый белой тканью, служил алтарем. На нем лежал Новый Завет на провансальском наречии, открытый на первой главе Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».

Служба отличалась такой же простотой. Она начиналась чтением мест из Нового Завета. Потом следовало «благословение». Присутствующие на службе «верующие» складывали руки, опускались на колени, трижды кланялись и говорили «совершенным»:

— Благословите нас.

В третий раз они прибавляли:

— Молите Бога за нас, грешных, чтобы сделал нас добрыми христианами и привел к благой кончине.

«Совершенные» каждый раз протягивали руки для благословения и отвечали:

— Diaus Vos benesiga («Да благословит вас Бог! Да сделает вас добрыми христианами и приведет вас к благой кончине»).

В Германии, где было много катаров, «верующие» просили благословения рифмованной прозой:

— Да не умру я никогда, да заслужу от вас, чтобы моя кончина была благой.

«Совершенные» отвечали:

— Да будешь ты добрым человеком.

После благословения все читали вслух «Отче наш» — единственную молитву, признаваемую в Церкви Любви. Вместо «Хлеб наш насущный дашь нам днесь» они говорили «Хлеб наш духовный…», потому что просьбу о хлебе земном в молитве они считали недопустимой. Хотя их просьба о хлебе духовном была созвучна латинской Библии (Vulgata), где в Евангелии от Матфея (гл. VI, стих 2) говорится: «Рапет nostrum supersubstantialem (сверхсущный) da nobis hodie», Рим обвинял их в искажении этого места.

Перед каждой трапезой, где присутствовал «совершенный», происходило торжественное преломление хлеба ^{77} . Перед тем как сесть за стол, читали «Отче наш» и получали благословение катара. Потом старший из них, если их было несколько, брал хлеб, благословлял и разламывал со словами: