Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России

своих злейших врагов, с приходом которых безграничному хозяйствованию их (мистиков.

- А.Н.) в Секции рано или поздно должен был наступить конец”. И уже совсем наивно

заключали: “Версии, пущенной ими о, якобы, готовящемся со стороны пришельцев

разгроме Комитета, о их намерении превратить музей в клуб для анархической агитации и

пр., пр., было довольно, чтобы терроризировать безразличных к судьбам анархизма

отдельных членов Бюро и заставить их… аннулировать выборы, чтобы устранить

надвигающуюся угрозу”<42>.

Оставляя в стороне подробный анализ публикаций, в течение полутора лет

заполнявших страницы парижского журнала, остановлюсь только на одном их аспекте -

нагнетании политических обвинений по адресу анархо-мистиков и музея Кропоткина со

стороны московских анархистов, образовавших “лагерь оппозиции”. Бесперебойное

доставление их “писем” и “заявлений” в Париж из Москвы и все более истеричный тон

обвинений оставляют впечатление, что заурядный конфликт, пламя которого спокойно

потухло бы, как то случилось с предшествующими конфликтами, оказался кому-то нужен,

чтобы внести раскол в ряды анарходвижения и одновременно получить

компрометирующий материал на обе конфликтующие стороны.

Характерно и другое. В.С.Худолей, открыто признавшийся, что не видел ни газеты

“Рассвет”, ни журнала “Пробуждение”, обрушивался на тот и на другой печатный орган с

истеричными обвинениями, заявляя: “Теперь нужен общественный суд… нужна Комиссия

для расследования всей провокационной деятельности рассвето-пробужденцев. Комиссия

снимет маски с черносотенцев и выучит их называться собственными именами; Комиссия

выявит настоящих провокаторов, действующих в среде рассвето-пробужденцев или за их

спинами. Комиссия выделит заблудших, по недоразумению остающихся в рассвето-

пробужденческой среде и направит их на путь истинный… А над остальными рабочий

класс произнесет свой приговор и, будем надеяться, гнусному маскараду будет положен

конец раз и навсегда”<43>.

Стоит заметить, что после подобной “артподготовки”, лексика которой удивительно

напоминает язык газетных передовиц тех лет, клеймивших “врагов народа”, в очередном

номере журнала появилось и давнее заявление Атабекяна 1925 г., по-видимому

извлеченное Боровым из своего архива.

Конец этой травли Музея Кропоткина и анархо-мистиков по существу обозначился в

летнем за 1929 г. номере “Дела труда”, где была напечатана статья-памфлет Юрия

Аникста “Трубадур мистического анархизма”, посвященная А.А.Солоновичу, в которой

говорилось о его орденской деятельности, о подпольных кружках, о связях с Карелиным и

47

о многом другом, что являлось уже чистой воды политическим доносом <44>. По иронии

судьбы, номер этот открывался сообщением “О массовых арестах анархистов в СССР”,

причем в опубликованном списке значились именно те анархисты, кто призывал

направить карающую руку ОГПУ на музей и Анархическую секцию, поскольку

“деятельность анархо-мистиков приняла международный характер”.

Иными словами, за страницами “Дела труда” вырисовывается картина широко

задуманной и осуществленной органами ОГПУ провокации, использовавшей типичную

для тех лет тактику раскола и взаимного обличения партийных групп и фракций, в

результате чего “обличители” неизменно получали воздаяние той же мерой, что и

обличаемые…

Вряд ли нам когда-либо удастся узнать, кто задумал и конкретно проводил в жизнь эту

акцию, уговаривая Борового, сбивая в одну группу Ан.Андреева, В.В.Бармаша,

В.С.Худолея, И.В.Хархардина и остальных, столь разных по своим характерам,

индивидуальным взглядам и профессиям людей. Например, что заставило А.А.Борового,

человека умного, интеллигентного, индивидуалиста в полном смысле слова, возглавить

такую странную группировку, подписывая заявления и письма, которых ему предстояло

стыдится последующие годы жизни? “Допёк” ли его Солонович своим мистицизмом,

путаницей, литературной несостоятельностью, оскорблявшей художественный вкус

Борового, или было что-то еще между ними? Чем объяснить истеричность заявлений

Худолея, заставляющую усомниться в том, что они написаны им самим, а не под чью-то

диктовку или вообще без его ведома? В этом отношении особенно показателен

развернутый донос Ю.Аникста на Солоновича и анархо-мистиков, позволяющий

заключить, что экспансивные московские анархисты оказались только пешками в игре,

которую с далеко идущими намерениями разыгрывали в кабинетах ОГПУ на Лубянке.

По старому русскому обычаю, доносчику был положен “первый кнут”, поэтому не

стоит удивляться, что уже летом 1929 г. все “правдоискатели” оказались в тюрьмах,

ссылках и в лагерях с разными сроками. Но на Руси, а тем более в советской России,

политические доносы не залеживались. Первый удар на анархо-мистиков и

Кропоткинский музей упал осенью того же года, когда была арестована группа молодежи,

организовавшая под руководством анархиста Н.Р.Ланга при Анархической секции

Библиографический кружок по изучению трудов М.А.Бакунина и П.А. Кропоткина. Затем,

на протяжении лета и осени 1930 г. ОГПУ провело широкую акцию по ликвидации

орденских кружков и связанных с ними анархистов в Ленинграде, Нижнем Новгороде,

Свердловске и Сочи, закончив арестами в Москве членов “Ордена Света”, во главе

которого теперь стоял Солонович<45>. Почти всех арестованных ожидали лагеря,

политизоляторы, в редких случаях - ссылка.

Как указывалось в обвинительном заключении, составленном помощником начальника

Первого отделения Секретного отдела ОГПУ Э.Р.Кирре, “анархо-мистическая

контрреволюционая организация “Орден Света” ставила своей целью борьбу с

соввластью, как властью Иальдобаофа (одним из воплощений Сатаны)”. Фактическим же

основанием для последующего осуждения явились: 1) обнаруженная у одного из членов

Анархической секции листовка с протестом против принудительной коллективизации, 2)

лекции Солоновича по истории философии с резкой критикой материализма и

большевиков, 3) машинописные экземпляры его же работы “Бакунин и культ

Иальдобаофа”, где автор писал, что “большевики… разъединили город и деревню

благодаря мероприятиям военного коммунизма, удушили революцию и… обособили себя

в новый, неслыханно беспощадный и глубоко реакционный отряд иностранных

завоевателей”. В другом месте он писал, что для освобождения человечества должно

возникнуть новое рыцарство, как в эпоху Крестовых походов - новая интеллигенция,

которая в основу положит свою волю к действительной свободе, равенству и братству в

человечестве<46>.

48

Кем же были эти люди, не побоявшиеся выступить против только еще становящейся

коммунистической диктатуры в ее самом сокровенном - в идеологии? Заговорщики?

Мечтатели? Авантюристы? Мне кажется, ни то, ни другое, ни третье. Они были

действительно рыцарями - рыцарями России.

Каждая эпоха своими ситуациями как бы бросает человеку “вызов”, полагал известный

английский культуролог А.Тойнби, и судьба его (человека, общества) зависит от того, как

он на такой вызов отреагирует, каким будет его “ответ”. Рассматривая ситуацию,

складывавшуюся в России в постреволюционный период, можно заметить, что исход

событий был предрешен задолго до того, как революция совершилась, причем решающим

фактором оказалась не стратегия большевиков, а характер русского народа.

В ряде статей начала Первой мировой войны известный философ Н.А.Бердяев

неоднократно возвращался к вопросу ущербности национального русского характера, не

знавшего, в отличие от народов Западной Европы, института рыцарства. “С этим связано,

- писал он, - недостаточное развитие личного начала в русской жизни. Русский народ