Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы

Что можно сказать о запоздалой разработке Генеральным штабом «такого серьезного документа», каким являлся план прикрытия и о несвоевременном вводе его в действие?

Как уже говорилось выше, не в запоздалой разработке планов прикрытия надо обвинять Генеральный штаб, а в той серьезнейшей ошибке, которая была допущена в оперативном плане и своевременно практически не исправлена при решении вопроса о порядке действительно надежного прикрытия наших западных границ от внезапного и мощного удара врага в условиях той военной обстановки, которая сложилась для нас в первой половине 1941 г.

Как известно, «для осуществления плана нападения на Советский Союз германское командование выделило 152 дивизии, в том числе 19 танковых и 14 моторизованных, что составляло 77 проц. общей численности действующих немецких войск. Страны-сателлиты Германии выставили против СССР 29 дивизий, а всего на границах СССР были сосредоточены 181 дивизия и 18 бригад, 48 000 орудий и минометов, около 2800 танков и штурмовых орудий и 4950 самолетов. Общая численность фашистской Германии и ее сателлитов на востоке составляла 5 500 000 человек, из них 4 600 000 немцев». [311]

Какой силы, спрашивается, нужны были на границе с нашей стороны войсковые эшелоны, которые в состоянии были бы отразить удары врага указанной выше силы и прикрыть сосредоточение и развертывание основных вооруженных сил страны в приграничных районах? По-видимому, эта задача могла быть посильной лишь только главным силам наших Вооруженных Сил при обязательном условии своевременного приведения их в полную боевую готовность и с законченным развертыванием их вдоль наших границ до начала вероломного нападения на нас фашистской Германии.

Полную возможность к этому страна имела. Подлинные причины, не позволившие выполнить это советскому народу, теперь известны.

РГВА. Ф. 41107. Оп.2. Д. 3. Лл. 33–44. Машинопись.

Опубликовано: Новая и новейшая история, 1992, № 6.

№ 11 ПОСЛЕ СМЕРТИ СТАЛИНА

Шел март месяц 1953 года. Я только что вернулся в Свердловск с тактических учений войск округа. Начальник секретариата доложил мне: только что звонил по «ВЧ» Министр Обороны БУЛГАНИН [312] и приказал ему позвонить.

Я сейчас же соединился с БУЛГАНИНЫМ. Он сказал мне: «Завтра утром Вам нужно быть в Москве». Я попытался выяснить цель вызова, БУЛГАНИН ответил: «Прилетишь — узнаешь».

В связи с тем, что за последние годы меня редко вызывала Москва, чтобы порадовать чем-либо приятным, естественно, я долго думал над вызовом, но так и не пришел к чему-либо определенному.

От Свердловска до Москвы летели четыре часа. Погода была ясная и я с интересом рассматривал зимний ланшафт с высоты полета. Приземлились, как всегда, на городском центральном аэродроме. Меня встретили офицеры из секретариата БУЛГАНИНА, которые передали, чтобы я прямо с аэродрома ехал к Министру Обороны.

Что за спешка, думалось мне. БУЛГАНИНА я застал в его кабинете. Он был одет в шинель и разговаривал по Кремлевскому телефону.

Я представился, как положено военному человеку. БУЛГАНИН сказал: «Сегодня состоится Пленум ЦК. Вам нужно быть сегодня на Пленуме. Я тороплюсь в Кремль». Протянув руку, он быстро вышел из кабинета на машину.

Перекусив на скорую руку, я пошел к А.М. ВАСИЛЕВСКОМУ— начальнику Генерального штаба. [313]

Поговорив о текущих делах, я спросил Александра Михайловича не знает ли он вопросы, которые будут обсуждаться сегодня на Пленуме ЦК. А.М. ответил: «Ей богу не знаю. Мне самому только что звонил Министр Обороны и сказал, что сегодня состоится Пленум. Час открытия будет сообщен дополнительно.

Собравшись на Пленум, мы узнали в кулуарах, что СТАЛИН серьезно болен. В назначенный час участники Пленума ЦК заняли места в Свердловском зале. Минут через пятнадцать-двадцать появился Президиум ЦК. Открывая Пленум, Н.С.ХРУЩЕВ [314] сказал:

«Настоящий Пленум созван в связи с тяжелой болезнью товарища СТАЛИНА. По состоянию здоровья он, видимо, не сможет скоро вернуться к руководству партией и государством».

«Обсудив создавшееся положение, Президиум ЦК вносит на Ваше рассмотрение ряд неотложных вопросов по улучшению структуры министерств, центральных государственных учреждений и персональных назначений».

Первым секретарем ЦК была предложена кандидатура ХРУЩЕВА. [315] Председателем Совета Министров названа кандидатура МАЛЕНКОВА. Министерство Внутренних дел объединится с Министерством Государственной Безопасности. В связи с этим Министром Внутренних дел названа кандидатура БЕРИЯ. Министром Обороны оставался БУЛГАНИН. [316] Первым заместителем Министра Обороны была рассмотрена и утверждена моя кандидатура.

Надо сказать, что назначение меня на должность первого заместителя Министра Обороны для меня было полной неожиданностью, т. к. БУЛГАНИН, как Министр Обороны для меня не был авторитетом и он это хорошо знал. Как потом мне рассказывали, БУЛГАНИН был против моего назначения. Он говорил, что ему трудно будет работать с ЖУКОВЫМ. ЖУКОВ не признает меня, как военного деятеля. Ему сказали, что интересы государства требуют назначения ЖУКОВА в качестве первого заместителя Министра Обороны, что касается взаимоотношений с ЖУКОВЫМ, то это должно быть отрегулировано самим БУЛГАНИНЫМ.

Так или иначе, но я уже не вернулся в Свердловск и немедля вступил в исполнение новых обязанностей.

Перед вступлением на должность первого заместителя министра у меня состоялся большой разговор с БУЛГАНИНЫМ. Он начал с того, что «в прошлом между нами не все было гладко», но в этом лично он якобы не был виноват. Над прошлым надо поставить крест и начать работу на здоровых дружеских началах, этого, мол, требуют интересы обороны страны, что якобы он первый предложил мою кандидатуру.

Я сказал БУЛГАНИНУ, что «Вы, Николай Александрович, сделали много неприятностей для меня, подставляя под удары СТАЛИНА, но я в интересах дела все это хочу предать забвению и, если Вы искренне хотите дружной работы, давайте забудем о прошлых неприятностях».

Когда ХРУЩЕВ докладывал Пленуму предложения Президиума ЦК о мерах упрощения управления государством и о кандидатах на руководящие государственные посты, создавалось вполне определенное впечатление, что СТАЛИНА уже как будто не существует в живых, что он никогда больше не встанет во главе партии и государства.

В конце заседания Пленума был объявлен бюллетень о состоянии здоровья СТАЛИНА, из которого было видно, что СТАЛИН доживает последние дни своей жизни, он все еще не приходил в сознание.

Всматриваясь в лица членов Президиума ЦК, я делал следующие выводы о их теперешнем отношении к СТАЛИНУ:

МОЛОТОВ — был серьезно задумчив и видимо тревожно переживал события;

ВОРОШИЛОВ — выглядел явно растерянным. По его внешнему виду было трудно понять был ли он в тревоге, опечален или вообще не имел своего определенного мнения. Таким его можно было и раньше наблюдать в процессе работы при СТАЛИНЕ, а может быть он еще и не верил в неизбежную смерть СТАЛИНА, а потому, на всякий случай, решил пока подождать и выждать;

МАЛЕНКОВ, ХРУЩЕВ, БЕРИЯ и БУЛГАНИН были в приподнятом настроении и видимо лучше других знали о скорой кончине СТАЛИНА. Их суждения и критика государственных порядков, существовавших при СТАЛИНЕ говорили о том, что они на 100 % уверены в скорой смерти СТАЛИНА, а потому уже не боялись высказать своего мнения, как это бывало при СТАЛИНЕ.

БЕРИЯ сидел рядом с БУЛГАНИНЫМ и заметно старался придать своему лицу доброжелательное выражение. При внимательном наблюдении, хотя его глаза и были прикрыты очками, все же в них можно было рассмотреть хищность и холодную жестокость. Всем своим видом и развязанностью он, видимо, старался подчеркнуть и дать понять: хватит, мол, сталинских порядков, натерпелись при СТАЛИНЕ, теперь у нас все будет по-иному».