Николай II в секретной переписке

Она была у митрополита, — он просил, чтоб ему никакого епископа не давали в помощники, и наш Друг того же мнения.

Мы все тебя нежно целуем. Бог да благословит, защитит тебя и да поможет во всем!

Навеки твоя

Женушка.

Надеюсь, ты послал телеграмму относительно умирающего Рубинштейна?

Ц. ставка. 1 ноября 1916 г.

Моя бесценная!

Я много раз перечитывал твое дорогое письмо — именно то, в котором ты пишешь о своих беседах с Шт. и Прот. Мне нечего тебе прощать, я только должен быть глубоко благодарен тебе за то, что ты своей помощью так подвинула это серьезное дело!

Теперь я понимаю смысл телеграммы Гр., которую получил в Киеве и переслал тебе вчера. Но я не мог написать необходимых слов, не имея бумаги министра перед глазами. Теперь это сделано, и я спокоен, хотя вполне сознаю большие трудности, которые нас ожидают первые два месяца. Да, будем тверды и подождем.

Со времени моего последнего здесь пребывания военное положение Румынии улучшилось, и наша армия стягивается удачнее, чем я этого ожидал в виду трудности передвижения. По дороге из Киева мы встретили 4 воинских поезда, шедших из Риги на юг; слышали пение и в окнах видели множество веселых молодых лиц.

Вчера мы ездили к памятнику, я гулял, а позднее мы поели печеного картофеля. Было совсем тепло.

Дмитрий уехал, так как ему надо сделать операцию щеки (изнутри)! Он надеется повидать тебя. Скоро должен приехать Игорь, — вот удовольствие! Из Буковины приехали толстый бельгиец, Вильямс и Жанэн, — они в восторге от всего виденного, представлялись мама.

Храни тебя Господь, моя единственная и мое все! Целую нежно тебя и девочек.

Навеки твой старый

Ники.

Ц.С. 2 ноября 1916.

Любимый мой, сокровище мое!

Сердечно благодарю тебя за твое милое письмо. Сегодня утром получила твою ночную телеграмму; на душе у меня было тревожно и грустно, так как я сознавала, что тебя должна была взволновать телеграмма, написанная мною по-русски. Я ненавижу докучать тебе и просить о перерешении уже сделанного, тем более когда я не согласна с тем, что говорят министры.

Наконец, солнышко ярко светит, это такое наслаждение после долгих, сумрачных дней, — все наши раненые чувствуют себя гораздо лучше, и многие ездят кататься, мы также, хотя было 7 гр. мороза. Я опять спала только 2 часа — такая досада! Быть может, с переменой погоды мне станет лучше. В лазарете все в порядке, хотя даже там мне приходится принимать архитекторов, генералов, говорить о сахаре, масле и т.д.

У одного офицера внезапно разорвался небольшой кровеносный сосуд, а потому нам пришлось немедленно оперировать его и зашить сосуд, — все сошло благополучно. Татьяна впервые давала хлороформ.

Жаль, что обоих вас не будет ко дню рождения Ольги. В 1 1/2 в моей комнате будет молебен. — Я рада, что дела в Румынии налаживаются. Веселкин, вероятно, рассказал тебе много интересного; какое счастье, что у нас там такой энергичный человек!

А теперь, любимый, радость души моей, до свидания. Бог да благословит и защитит тебя!

Нежные поцелуи шлет тебе твоя старая

Женушка.

Ужасно скучаю без тебя!

Ольга написала, что венчается 4-го в 4 часа в маленькой церкви над Днепром на месте идола Перуна. Да благословит ее Бог и да будет Н.А. [1034] действительно достоин ее любви и жертвы!

Ц. ставка. 2 ноября 1916 г.

Моя бесценная!

Глубоко благодарен тебе за дорогое письмо и шлю наилучшие пожелания ко дню рожденья нашей Ольги. Да, 21 год прошел, — почти целое поколение. Я помню, я тогда жил в той старинной зеленой уборной!

Вчера был ливень, а ночью выпал большой снег, и сейчас 3 градуса мороза. Пейзаж совершенно зимний. Автомобилям даже трудно ездить по улицам. Сегодня утром представлялась наша 4-я сотня. У офицеров и солдат хороший, бодрый вид и загорелые лица. Они небольшими партиями отправляются в Царское С. за своими вещами, новым обмундированием и сапогами.

Николай Мих. приехал сюда на один день, мы имели с ним вчера вечером длинный разговор, о котором расскажу тебе в следующем письме, — сегодня я очень занят.

Храни Господь тебя, мое любимое дорогое Солнышко, и детей!

Горячий привет всем!

Навеки твой старый

Ники.

Ц.С. 3 ноября 1916 г.

Ненаглядный, любимый мой!

Поздравляю тебя с днем рожденья нашей взрослой девочки. Был молебен в лазарете, а сейчас — в моей большой комнате. Твои письма еще не пришли. Было так приятно услышать милый голосок Бэби, только очень плохо слышно, через несколько дней телефон будет лучше устроен, и я надеюсь, что ты тоже как-нибудь поговоришь хоть несколько минут, чтоб дать возможность услышать столь желанный милый голос.

Виктория телеграфировала, что свадьбу вчера прелестно отпраздновали; Надя надела наше ожерелье.

Провела чудный вечер с нашим Другом и с Исидором: “успокой Папу, напиши, что все так будет еще (что Прот. получит в свои руки все продов. дело), что все впереди”. Они слишком долго зевали, а потому он назначен с таким опозданием, они сами тому виной, — все могло бы быть хорошо. Ты не должен огорчаться, твое решение было правильно, и оно будет несколько позднее приведено в исполнение.

Он очень огорчен, что Николаша приедет в ставку. Он великолепно говорил, спокойно и очень возвышенно, — тебе бы понравилось.

6 1/2 градусов мороза и яркое солнце, — собираюсь немного покататься, — трудно дышать при таком морозе. — Дмитрий будет к чаю. — Все мои мысли и молитвы с тобой.

Милый, не пошлешь ли ты кого-нибудь в Ораниенбаум в офицерскую школу? Во главе ее стоит старый генерал Филатов. Около 300 офицеров обучается там пулеметному делу, но оно очень плохо поставлено: там большой беспорядок, плохо ведется дело обучения, так что многие уходят оттуда. Я это слышала от офицеров, которые были посланы туда из полков, — они говорят, что эта школа, действительно, плохо и нецелесообразно устроена, их держат там годами, и все очень плохо организовано. (Карангозов и др. серьезно говорили об этом со мной, они находят, что было бы счастьем, если б это могло было изменено и если б там был наведен порядок). Филатов — старый профессор и придерживается своих старомодных идей. Думается мне, тебе следует приказать, чтоб какой-нибудь компетентный генерал произвел там серьезную ревизию. Там слишком мало пулеметов на 300 офицеров, тогда как каждый должен изучить дело в совершенстве и знать каждую мелочь. Они самостоятельно занимаются, помимо установленных часов, иначе ничего не знали бы. Им приходится слушать лекции о подводных лодках и т.п., что к ним не имеет никакого отношения. Милый, распорядился ли ты о том, чтобы Рубинштейн был передан в ведение министерства внутренних дел? Иначе он умрет в Пскове — прошу тебя, дорогой.

Вернувшись с прогулки, нашла твое милое письмо, за которое нежно благодарю. — Я рада, что Н. М. пробыл всего лишь один день.

А теперь, любимый, я должна кончить, — курьер должен отправляться.

Благословения и поцелуи без конца. Всецело

Твоя.

А. сидит рядом со мной и шлет тебе поцелуй.

Ц. ставка. 3 ноября 1916 г.

Мое сокровище любимое!

Горячо благодарю за дорогое письмо.

У Крошки растяжение жилы в верхней части правой ноги, небольшая опухоль, но болит не сильно, — ночью он часто просыпался и стонал во сне.

Федоров велел ему спокойно лежать в постели. Он очень весел и окружен тремя своими воспитателями, так что в соседней комнате очень шумно.

Вл. Ник. может сообщить тебе подробности об его ноге, так как это началось, когда он еще был здесь.