Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

В конце 37 г. Ингулова обвинили во вредительстве. По словам А. Биленкова (литературовед, критик, исследователь творчества Олеши, приезжавший в Тарту, позднее нелегально перебравшийся за границу), Ингулов «получил все то, что он с воодушевлением людоеда требовал для других». Среди инкриминируемых ему «грехов» — рассылка в десятках тысяч экземпляров списков изымаемых книг. Все руководство Главлита было снято со своих потов и арестовано. Только в центральном аппарате обнаружено 30 «врагов народа». Ингулова расстреляли, а рассылаемые им списки действовали еще как минимум 20 лет.

Отставка Ингулова готовилась еще с начала 36 г. 3 марта 36 г. на Оргбюро ЦК, на том же, где речь идет о выделении Главлита из Наркомпроса, о создании Главного управления по делам цензуры при СНК, рассматривался проект Постановления ЦК «О работе Главлита». Предлагалось утверждать руководящих работников Главлита Секретариатом ЦК, а цензоров — Отделом печати ЦК (на Политбюро проект не был принят). В приложении к проекту, который А. А. Андреев направил Сталину, указывалось, что «в делах Главлита много всякого беспорядка, засоренности чуждыми и малоквалифицированными людьми». Отмечалось, что Главлит — часть Наркомпроса и осуществляет цензуру только в РСФСР. Говорилось и о том, что «оплата труда работников Главлита поставлена совершенно ненормально: они получают зарплату от тех издательств, литературу которых контролирует. Это создает положение зависимости работников Главлита от издательств…». Недостатки отмечаются серьезные, но о снятии Ингулова пока речь не идет. Более того, ему дается задание в 2-месячный срок укрепить кадры военной цензуры. Замечание же о подчинении Главлита Наркомпросу ориентировано на повышение статуса Главлита, на подчинение цезуры более высокой инстанции (Бох 65-7).

В конце 37 г. вопрос поставлен совсем по- другому. Видимо, причина — общее нарастание волны расправ. Но и заведующий отделом печати и издательств ЦК Л. З. Мехлис, вероятно, сыграл существенную роль. Он в это время делал быструю карьеру, донося на других, стал одним из главных доверенных лиц Сталина. 21 октября, по его записке, Оргбюро ЦК принимает постановление о цензорах центральных, республиканских, краевых, областных и районных газет, ставя их отбор под строгий контроль партийных органов, вводя их работников в партийную номенклатуру. На выполнение требований постановления дано двадцать дней. О результатах проделанной работы приказано доложить в отдел печати и издательств ЦК, что и было сделано. Об этом 24 января 38 г. новый заведующий Отдела печати и издательств докладывал в Оргбюро ЦК: утверждено 1586 цензоров районных и 229 цензоров городских, областных и республиканских газет (Бох68-71).

К постановлению приложена записка Мехлиса Сталину и другим секретарям ЦК, в том числе Ежову, о том, что «кадры газетной цензуры засорены политически ненадежными людьми. Из 25 человек, которых мы вызвали в отдел печати, по меньшей мере, 8 человек вызывают серьезные сомнения». Приводится ряд примеров подобной ненадежности цензоров разного уровня и делается вывод: «В целях ликвидации бесконтрольности в работе Главлита, укрепления цензорского состава отдел печати и издательств выносит на утверждение ЦК ВКП (б) прилагаемый проект постановления» (Бох68-9).

4 ноября 37 г. Мехлис направляет в ЦК… (Сталину, Кагановичу, Андрееву, Жданову, Ежову) и в СНК (Молотову) записку «О фашистской литературе». В ней идет речь о том, что из-за границы, преимущественно из Германии, под видом различной технической рекламы, поступает литература, являющаяся «завуалированной формой фашистской пропаганды» (Бох70). В качестве примера приводится каталог Цейсса, где говорится о привольной жизни германских рабочих. В каталоге, по словам Мехлиса, имеются «прямые поручения Гестапо» собирать сведения о советской промышленности и пр. Речь идет о всевозможных календарях, издаваемых в Германии на русском языке и присылаемых различными фирмами, где тоже «содержится неприкрытая фашистская пропаганда: указания о фашистских праздниках, дне рождения Гитлера, ''победах'' германского оружия и т. д. … Пора Наркомвнешторгу положить конец наглой фашистской пропаганде в нашей стране» Как результат, последовало распоряжение ЦК о соответствующих мерах, о проверке дипломатической почты и багажа (Бох70-72,606). Но и здесь об Ингулове речь не идет, хотя расправа над ним наверняка уже готовится, до нее остаются считанные дни. Трудно сказать, насколько соответствовали указанные Мехлисом недостатки реальному положению вещей (вероятно, во многом соответствовали). Но рьяность его, наверняка, определялась не только этим. Он делал карьеру. И его записки служили как бы преддверием расправы над Ингуловым.

А далее пошла прямая расправа с «врагами народа». 22 ноября 37 г. Мехлис направляет секретарям ЦК записку «О политическом положении в Главлите» — итог его разгрома: «за последние 3 месяца из центрального аппарата <…> Главлита РСФСР было изъято и изолировано 11 человек, в том числе оба заместителя Ингулова»; один из них «руководил отделом военной цензуры, другой — был первым заместителем. Также были изъяты начальник отдела иностранной цензуры <…> и начальник Главной Инспекции» (везде указываются фамилии-ПР) О том, что важнейшие участки Главлита, военная цензура, отдел иностранной цензуры, Главная Инспекция «находились в руках врагов народа», которые использовали аппарат «в своих шпионских целях»; все они (за исключением одного) «приглашены на работу в Главлит Ингуловым. Он вместе с парткомом, идущим у него на поводу, глушил сигналы о вражьей работе своего заместителя Таняева и его сподвижников по шпионским и вредительским делам».

Мехлис сообщает, что по инициативе Отдела печати за последнее время «из центрального аппарата Главлита было удалено 60 человек, из них 17 исключены из партии»; очистка аппарата Главлита, происходившая при сопротивлении Ингулова, «еще далеко не закончена»; ряд важнейших участков работы «возглавляются политически сомнительными людьми»; вредительство в системе Главлита, семейственность, круговая порука, подхалимство привели к тому, что в этой обстановке «вражеские элементы безнаказанно творят свои преступные дела»; из представленных Ингуловым на утверждение в ЦК 19 цензоров центральных газет «почти половина политически сомнительных людей. Разумеется, в такой обстановке не может быть и речи о сколько-нибудь серьезной борьбе за ликвидацию последствий вредительства в системе Главлита, за выкорчевывание врагов». И вывод: по вине Главлита происходило проникновение в печать антисоветской, фашистской литературы, обнародовано ряд государственных тайн.

Записка прямо ориентирована на суровую расправу, вплоть до высшей меры наказания, с Ингуловым и его пособниками. В заключении её даются сведения об Ингулове, которые должны его окончательно похоронить. Он, оказывается, скрывал свое преступное прошлое: на одном из собраний в 36 г. коммунист Конев опознал в начальнике Главлита Ингулове некоего Брейзера, добровольца царской армии, помощника адъютанта дивизионного командира 102 артбригады; Ингулов — Брейзер регулярно помещал в 16 г. в «Огоньке» патриотические статейки, подписывая их С. Ингулов; он — эсер, противник большевиков; летом 17 г. выступал за продолжение войны, страстно ругал большевиков; все это он скрывает; в мае 37 г. парторганизация Главлита поставила вопрос о нем, но ему удалось уйти от ответственности. И концовка записки: «Отдел печати ЦК полагает, что Ингулова нельзя оставлять на посту начальника Главлита. По-настоящему можно будет узнать, что делается в Главлите, лишь после того, как Ингулов будет снят с работы». О репрессиях прямо речь не идет, но они явно подразумеваются. В тот же день был подготовлен проект постановления ЦК о снятии Ингулова с поста начальника Главлита. Он был арестован и казнен в 38 г. Одно из типичных дел эпохи Большого Террора. Но в данном случае жертва заслуживала наказания, хотя и не за то, в чем ее обвиняли (Бох72-75). А Мехлис пошел на повышение. После 37 г. он начальник Главного Политического управления РККА, генерал-полковник, армейский комссар Красной армии (что соответствовало чину генерал армии), потом нарком (позднее министр) Госконтроля СССР. Даже в годы «большого террора» он выделялся своей свирепостью, особенно при чистке в армии, при уничтожении высшего командного состава. Во время войны он расправлялся собственоручно с «предателями», участвовал в расстрелах. Его называли палачом, иезуитом. И он сумел избежать наказания: умер 13 февраля 53 перед самой смертью Сталина и с почетом похоронен на Красной площади..