Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную

Надо полагать, что отношения между Субэдэем и Джучи складывались ровные, оба выполняли наказ Чингисхана об исключении между военачальниками разладов и раздоров. Это подтверждает и то, что захваченный в плен сын Куду — Мэргэн [41], находившийся до времени в лагере монголов, не был казней Субэдэем, а по просьбе Джучи, который проникся к нему симпатией, так как «этот меркит слыл отличным стрелком», оставлен в живых до окончательного решения Чингисхана. Забегая вперед, чтобы не возвращаться к этому вопросу, надо сказать, Мэргэна монгольский владыка, несмотря на заступничество царевича, не пощадил, «и последний меркитский князь погиб» [3, с. 129].

Кроме того, Субэдэй в отношениях с Джучи был корректен: он видел лично для себя перспективы войны в Дешт-и-Кипчак, и понимал, что когда Джучи будет властелином этой земли, его заслуги как военачальника не будут забыты. Субэдэй проявлял гибкость в отношениях с чингисидами как истинный царедворец, и довери тельные отношения между ними впоследствии перешли к детям Джучи, и в первую очередь к Бату. С Тохучаром у Субэдэя, видимо, также сложилось взаимопонимание: в недалеком будущем во время «среднеазиа тского погрома» они также будут «работать» в связке. Чувство локтя, которое присутствовало между триадой Субэдэй — Джучи — Тохучар, позволило им производить разведку в сторону Джаиха на запад и север, где их ждали не ослабленные монгольским давлением племена — их ждали воины, не запуганные бесперспективностью борьбы с Чингисовой ордой, которые по своим боевым качествам не уступали завоевателям. Это были кипчаки, в том числе саксины, а также башкиры и булгары. Война с ними обещала быть долгой и кровопролитной. Так оно, в сущности, и произошло.

Начав воевать с монголами, элита кипчакской (половецкой) знати уготовила себе участь меркитских вождей, а простые кочевники, став вначале рабами пришельцев и частично ими уничтоженные, впоследствии ассимилировали их в своей среде, передав язык, обычаи и став с ними одним целым. Затеяв войну с кипчаками, Чингисхан и его полководцы не задумывались о том, что через два-три поколения потомки завоевателей сольются с коренным населением, если так можно сказать о кочевниках в составе улуса Джучи. А тогда, в 1216–1217 годах, началась война с мобильными и маневренными, как сами монголы, степными племенами. Эта война, растянувшаяся на четверть века, преследовала еще и цель упреждающего удара, «то что путь от Онона до Дона равен пути от Дона до Онона, Чингисхан понимал прекрасно» [34, с. 113].

Ранней осенью 1216 года монгольское войско, рассредоточившись в приуральско-каспийской степи на достаточное количество отдельных отрядов, начало планомерную облаву — охоту на всех, кто им мог попасться из населения этой, в общем-то, достаточно пустынной части Дешт-и-Кипчак. Всех, кого они встречали, ждала печальная участь. Эта практика террора была направлена против новых соседей монголов с целью их устрашения и запугивания. И она дала свои результаты. О каком-либо организованном сопротивлении захватчикам источники молчат. Рассеянным, гонимым на запад меркитам путь туда отныне был закрыт, и им пришлось теперь уходить назад на восток, в Приаралье, т. е. сунуть голову в петлю, установленную Субэдэем.

Тем временем монголы вышли к Джаиху и Хазарскому морю [42], став хозяевами азиатской части Великой Степи. Соглашусь с мнением С. Ю. Шокорева о том, что в 1216 году «монгольский полководец Субэде подчинил земли между Алтаем и Уралом» [35, с. 198]. Этой же точки зрения придерживался и Э. Хара-Даван, акцентируя внимание на том, что Субэдэй «в 1216 году быстро покоряет (курсив мой. — В. 3.) эти земли» [7, с. 190]. Но существует одна оговорка. Да, он подчинил, запугал, разогнал население тех мест, однако монголы пока что здесь не задержались, они лишь застолбили это степное пространство для Джучи, перезимовали, а затем широким фронтом двинулись на восток. На этот раз их маршрут лежал несколько южнее от пути, которым они сюда пришли. И опять досталось измученному постоянным кровопусканием меркитскому племени. «Поиски отдельных бежавших меркитских отрядов продолжались вплоть до 1218 г., но в целом успешные рейды Субэдэя против меркитов позволили перейти к следующему пункту повестки дня — уничтожению Кучулука и его найманов в Восточном Туркестане» [6, с. 310]. Эту задачу Чингисхан возложил на Джэбэ-нойона, который в начале 1217 года выступил в поход на Западное Ляо (Си Ляо), боевые действия «начались в конце 1217 г.» [6, с. 311]. Успех операции, возложенной на Джэбэ, обеспечивался Субэдэем, прикрывавшим его с севера. Отслеживая слаженные действия монгольских армий, находящихся за тысячи километров друг от друга, можно лишь поразиться уровню связи, которым владели полководцы, ведущие эти армии в бой. Уходя на запад, Субэдэй оставил в определенных местах несколько опорных пунктов — ямов, где гонцы, сопровождаемые боевым охранением, передавали эстафету, надо полагать, что и тот обоз, находящийся в тылу ушедших туменов, пригодился. К сожалению, система связи монголов в условиях боевых действий не изучена, но то, что она почти не уступала телеграфу времен гражданской войны в США, это точно.

В конце зимы — начале весны 1217 года монгольские облавные отряды стали концентрироваться в Тургайской степи. И простые воины, и командиры алчно поглядывали на юг, где за барханами маячили сказочно богатые города Государства хорезмшахов.

Глава шестая. Битва на Иргизе

Монгольское войско, рассредоточенное для облавы, стало собираться в единое целое в Тургайской степи, где был назначен пункт сбора этих отрядов [6, с. 314]. Субэдэй, Джучи и Тохучар отрабатывали и совершенствовали стратегический принцип, «который впоследствии был сформулирован Мольтке в афоризме: „Врозь двигаться, вместе драться“» [7, с. 153]. Тумены слились в единое целое и… остались на месте, монгольские полководцы начали выполнять еще одну установку Чингисхана.

Говоря о событиях в местности Тургай и Иргиз, которые имели место весной 1217 года, все исследователи используют штамп, выданный им 700 лет назад Рашид ад-Дином, развитый В. Яном в романе «Чингиз-хан» и буквально с его страниц перекочевавший в научные работы. Смысл его в том, что хорезмшаху Мухаммеду докладывают о вторжении неведомого племени, он выступает с войсками в пределы Дешт-и-Кипчак, случайно находит разгромленный стап меркитов, случайно получает от единственного оставшегося в живых сведения о монголах, кидается в погоню, случайно нагоняет Субэдэя, и после этого происходит битва, которую он случайно не выиграл. Не правда ли, очень много случайного в этом походе Мухаммеда?

Начнем с того, что о вторжении с востока Мухаммеду доложили, когда он побывал в Хамадане, расположенном на западе нынешнего Ирана. Добавим, город Хамадан находится в полутора тысячах километров по прямой от места будущего столкновения между войсками хорезмшаха и Субэдэя. Для того чтобы доложить Мухаммеду о монголах, естественно, потребовалось время; потребовалось время и самому хорезмшаху, чтобы собрать достаточно мобильное войско и выступить на север. Тут мы обратимся к Рашид ад-Дину. Он пишет: «Когда известие о выступлении войск Чингисхана дошло до султана Мухаммеда хорезмшаха, он… из Хамадана отправился в поход на Хоросан. Побыв в Нишапуре… в течение одного месяца, он направился в Бухару. Там он несколько дней занимался увеселениями, а затем пошел в Самарканд. Оттуда… в Дженд. Из Дженда он ушел в пределы Туркестана до границы своей страны» [32, с. 190]. Как видно, владыка Хорезма поспешал не торопясь, а Субэдэй ждал. Не может быть, чтобы агентура Чингисхана, приданная Субэдэю, проспала и не доложила последнему о продвижении Мухаммеда. Тем более что тот шел в поход с помпой, демаскируя свое передвижение, и любой купец мог сослужить за горсть серебреников службу «падишаху монголов». Да что там агентура! Монгольские дозоры и разведчики, находящиеся в непосредственной близости от того же Дженда, конечно же, доложили Субэдэю и Джучи о приближении хорезмийского войска. Если бы у них не было установки от Чингисхана вступить в бой с хорезмшахом, они уклонились бы от встречи с ним и отступили так быстро, что никто не смог бы их догнать.