Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем

Этот приятный кавалер говорил сладким голосом, держа шпагу в руке и растворяясь в блаженной улыбке. Время от времени он перебирал четки с золотыми и эбеновыми бусинками.

Арман-Луи и Рено встретили этого дворянина на почтительном расстоянии от крупного поселка, на Малинской дороге. Он был весь в пыли и выглядел усталым. Заметив Адриен и оглядев её исподлобья, он подошел в г-ну де ла Герш и очень вежливо сказал:

- Ваша милость, вы кажетесь чужестранцем в этих краях и, по-моему, ищете пристанище, где бы эта дама имела возможность отдохнуть.

- Признаться, жара сегодня была изнурительная, и наши лошади измучены, - сказал Арман-Луи. - Далеко ли ещё отсюда до Малина?

- Сделайте лучше! Соблаговолите следовать за мной до того поселка, колокольня которая видна вон там, за ивовой кущей. Там есть трактир под названием "Мальтийский крест", хозяин которого почтенный христианин, и он не дерет три шкуры с постояльцев, посланных ему Божьей милостью. Моя набожность внушает мне доверие к этому человеку, именитому жителю Бергейма.

"Этот человек хорошо говорит, он мне нравится", - подумал г-н де Шофонтен.

- Изволите следовать? - спросил человек с четками.

- Охотно, - ответил Арман-Луи.

Каркефу скользнул следом за доброжелательным незнакомцем.

- Сударь, а с точки зрения здоровья, придерживаются ли там, в этом трактире "Мальтийский крест", законов гостеприимства? - спросил он.

- Церковь запрещает нам уделять внимание таким пустякам, но те, кто находят удовольствие в плотских наслаждениях, по достоинству оценят тамошнюю сытую и вкусную пищу.

- Я бедный рыбак, простите мне мою нескромность, оправдывался удовлетворенный ответом Каркефу, уже почуяв запах пиршества. Рено подогнал свою лошадь к лошади Армана-Луи:

- Не вздумай сознаться этому святоше, что ты - мерзкий гугенот, сказал он. - Иначе тебя окропят святой водой, и мы потеряем ночлег, который, кажется, будет приличным.

Они достигли наконец трактира. На широкой вывеске был изображен белый крест Мальтийского ордена. Всадник снял шляпу, перо которой коснулось земли и, спрыгнув с седла, протянул руку вперед, обращаясь к м-ль де Сувини.

- Вы почти у меня в гостях, - сказал он. И представился: - Меня зовут дон Гаспар д`Альбачет-и-Буитраго.

Стол был накрыт под деревьями в саду. Каркефу сразу же нанес визит к кухонным плитам, которые он нашел надлежащим образом оборудованными. Арман-Луи предложил их проводнику разделить с ними трапезу.

- Хотя мой принцип - это простая еда, я отступлю от него, потому что мне очень приятно быть в вашей компании, - сказал испанец.

Садясь, он перекрестился.

- Сударь, сегодня пятница! - вдруг громко сказал Рено. - Мы в пути, и потому имеем право не придерживаться умеренности в еде; надеюсь, вы простите нас, сеньор?

- У меня есть индульгенция Святого Петра. Он соблаговолил дать мне её для подобных случаев взамен на богоугодные дела, которые он позволил мне совершать.

"Да это священнослужитель в одежде дворянина!" - снова подумал Арман-Луи.

- Эй, Петерс, сюда! - крикнул священник.

Прибежал лакей - худой и жалкий, бледный и уродливый, горбун, который дрожал всеми своими членами.

- Ты видишь этих молодых сеньоров, гнусный бездельник?! - прикрикнул на него дон Гаспар. - Это мои друзья. Если ты не обслужишь их вежливо и старательно, я отрежу тебе уши и заставлю тебя их съесть жареными на рашпере! А теперь - проваливай, мерзавец!

Тарелка, брошенная в спину Петерса, который обратился в бегство, подкрепила это его обещание.

"Ну и ну! Священник, а дерется", - подумал де ла Герш.

- Если не внушать целительный страх эти мерзавцам, они не будут уважать добропорядочных людей! - сказал дон Гаспар, галантно сев рядом с м-ль де Сувини.

На протяжении трапезы, обильно орошаемой изысканными винами, испанский дворянин был галантен и предупредителен с Адриен, а также проявил себя как прекрасный собеседник и весьма светский человек. Он рассказал тысячу историй, в которых не отличался скромностью, и вместе с тем преподносил себя в них смиренным служителем Бога.

Проворно опустошив свой стакан, он положил на стол тонкую, утопавшую в волнах кружев руку, украшенную драгоценностями, сверкающими тысячей огней; такими побрякушками, по его словам, были полны его ларцы, и якобы носил он их только лишь для того, чтобы, при случае, предлагать их людям, охочим до подобных безделиц. А когда подали десерт, он несколько забылся и, сняв с пальца кольцо, попытался надеть его на палец м-ль де Сувини.

- Спасибо, - сказала Адриен, остановив его жестом.

- Поберегите ваши драгоценности, - сухо заметил ему г-н де ла Герш.

- Черт возьми! Но это же рубин, стоимостью в тысячу пистолей! Слово капитана, эта безделица выглядела бы лучше на этой белой ручке, чем на моей грубой руке дона Гаспара д"Альбачета-и-Буитраго!

- И это Божий избранник, который так ругается! - тихо буркнул под нос Рено.

- Избранник, который прибыл из Перу! - пробормотал Каркефу.

Слегка удивленный, г-н де ла Герш обменялся взглядом с Адриен.

Вскоре Арман-Луи прошел в свою комнату, более спокойную, разумеется, тогда как именно покоя и тишины ему недоставало в зале, где шло пиршество. У него уже появились кое-какие сомнения относительно набожности и святости кавалера, столь проворно предлагавшего очень дорогие рубины со своего пальца.

Ночь, однако, прошло без происшествий. Друзья договорились отправиться в путь днем, но около полудня дон Гаспар попросил их, причем весьма настойчиво, ещё и отужинать здесь же. Арман-Луи посмотрел на Рено, который в свою очередь уперся взглядом в Армана-Луи. Возможно ли было просто вежливо отказаться от приглашения человека столь обходительного?

Г-н де ла Герш снова вспомнил об эпизоде с рубинами. Но если и мудрецы грешат по семи раз на день, то стоит ли винить капитана за минутную оплошность? Взгляд Каркефу, конечно же, говорил в пользу дона Гаспара.

- Позвольте мне просить вас пожертвовать одним днем, - снова обратился к ним испанский дворянин. - Я хочу выпить за счастливый конец вашего путешествия, разделите же со мной счастье, которое подарил нам случай: встречу столь достойных сеньоров со столь блистательным и набожным кавалером.