Записки военного альпиниста. От ленинградских шпилей до вершин Кавказа 1941–1945

Наша бригада альпинистов-верхолазов начала разваливаться. Алоиз и Аля тяжело больны. Мы с Олей тоже с трудом таскаем ноги. Руководство ГИОПа решило маскировочные работы отложить до теплых времен: на весну и лето.

Вот что рассказала Зоя Васильевна Никитина (Сумбатова):

«Когда я принесла разрешение Люсе на выезд, он был просто счастлив. Ожил. 28 марта 1942 года я проводила Люсю и его маму на Финляндский вокзал. Он говорил, что чувствует себя отлично, полон сил, только не может сгибаться и разгибаться. На Финляндском вокзале я получила им паек на несколько дней. Для голодающих ленинградцев это было настоящее богатство. Люся протянул мне буханку хлеба. Я отказалась ее взять. Но он настаивал, говорил, что через день они будут на Большой земле: «Вам с мамой и дочкой эта буханка нужней». Уговорил меня. Взяла ту буханку черного хлеба. И до сих пор упрекаю себя в этом. Из «Ленфильма» много уезжало сотрудников. Я была вся в хлопотах: как бы и Люсю, и маму его устроить получше. Дождалась эшелона, усадила их. Было уже поздно. Я и так задержалась. Дома волнуются мама с дочерью.

Была ночь, светила луна, когда я в последний раз, поцеловав Люсю и Розалию Мартыновну, зашагала по льду через Неву домой на улицу Чайковского, неся драгоценную ношу на груди под шубкой. Я очень боялась, что у меня могут отнять этот дар. Только тот, кто пережил Ленинградскую блокаду, может представить цену этого подарка.

На следующий день на «Ленфильме» я узнала, что эшелон еще почему-то не отправили. 29 марта он все еще стоял на Финляндском вокзале, но к ночи его обещали отправить. В тот день я не смогла пойти, чтобы еще раз повидать Люсю. Больше я ничего не знаю о нем. Он написал бы мне, если бы остался жив. Он не мог не написать. Они как в воду канули…»

З.В. Никитина-Сумбатова умерла в 1995 году.

Уже значительно позднее, несколько лет спустя, ленфильмовские ребята, которые эвакуировались с Люсей, сообщили мне подробности о его смерти: Люся не выдержал и на Большой земле переел, как только выдали продукты. Тут же свалился с коликами. Мама его, Розалия Мартыновна, еще была жива. Но, увидев, что Люся умирает, легла рядом, обняла его и уже не встала. Такая маленькая, хотела как-то защитить своего ребенка, закрыть собой.

Нельзя было наедаться досыта. Никто за дистрофиками не смотрел. И многие так умирали в Кабонах, что на восточном берегу Ладожского озера. Алоиз умер 30 марта 1942 года. На мемориальной доске киностудии «Ленфильм» среди погибших в Великой Отечественной войне значится фамилия Алоизия Августиновича Зембы.

Оля вся покрылась цинготными нарывами, сильно страдала. Их промывали в поликлинике, а когда не было сил ходить туда, промывала и бинтовала нарывы сама. Шла уже вторая половина марта. Оля заходила к Але домой на Васильевский остров. Стучалась в двери, но никто не открывал. Але стало плохо с того самого дня, когда их долго продержали подвешенными на шпиле Инженерного замка и она очень сильно простудилась.

Так уходили из жизни наши верные друзья, патриоты Великого города: Люся – Алоиз – Алоизий Августинович Земба, – 30 марта 1942 года. Аля – Александра Ивановна Пригожева, – 1 мая 1942 года…

Меня вновь отозвали на военное оптическое производство на завод «Прогресс», где я снова попал в родную заводскую семью. Многие рабочие и сотрудники погибли. Часть завода эвакуировалась в Омск и Красногорск под Москвой. Вскоре завод командировал меня в Москву, где я случайно встретил своего первого тренера и наставника по альпинизму Евгения Андриановича Белецкого. Его вызвали в столицу из Челябинска, куда он был эвакуирован с Кировским заводом.

Немцы подходили к Кавказу. Закавказскому фронту срочно требовались альпинисты. Приказ Главнокомандующего Вооруженными силами Советского Союза И.В. Сталина требовал срочного отзыва со всех фронтов альпинистов для защиты Кавказа. Такие группы инструкторов собирали в 1-й отдельной мотострелковой бригаде особого назначения НКВД СССР под Москвой, на станции Лосиноостровская (командир бригады полковник Гриднев). Там, кстати, формировали особые подразделения разведчиков и диверсантов из лучших спортсменов страны для заброски их в тыл противника. В этой бригаде был создан из спортсменов известный диверсионно-разведывательный отряд Героя Советского Союза Медведева, особо отличившийся в боях с фашистами на Украине.

С первой группой известных альпинистов я выехал в Тбилиси, в штаб Закавказского фронта, где был назначен старшим инструктором военного альпинизма 105-го отдельного горнострелкового отряда. Нам предстояло принять участие в боях с немецко-фашистскими захватчиками на Главном Кавказском хребте в высокогорной Сванетии. Рассказ о горных стрелках – советских военных альпинистах, смелых и отчаянных людях, сражавшихся с отборными горными егерями, преградивших им путь в Закавказье, – предмет второй части настоящей книги. Однако считаю нужным закончить историю маскировки ленинградских шпилей, в которой я уже не принимал участия.

Глава 7 

Вторая бригада маскировщиков

Ольга Фирсова до лета 1942 года работала на электростанции на Обводном канале, на расчистке трамвайных путей хлебозавода на 21-й линии Васильевского острова. Держалась она как могла. Однажды Оля встретила художницу Татьяну Визель, дочь знатока западной живописи и художника, хранителя Музея Академии художеств Эмиля Оскаровича Визеля. Таня занималась альпинизмом, парусным спортом, а жила на 4-й линии в здании Академии художеств. Оля предложила ей заняться высотной маскировкой, и Таня согласилась. Одновременно Оля сообщила в ГИОП, что в районе Пулковских высот служит ее муж, инструктор альпинизма Михаил Шестаков.

Моему тренеру по горнолыжному спорту Михаилу Ивановичу Шестакову приходилось иногда бывать в Ленинграде по служебным делам. Как-то Шестакову сказали, что его хочет видеть начальник Управления по делам искусств при Ленгорисполкоме Б.И. Загурский. В недавнем прошлом директор Ленинградской государственной консерватории, он помнил студента Шестакова как энергичного спортивного организатора и тренера и сейчас хотел привлечь Михаила Шестакова к работе по маскировке шпилей и куполов.

Шестаков сообщил Загурскому, что согласен заняться этими работами при условии, если его откомандируют из полка приказом командования. В штаб Ленинградского фронта было направлено соответствующее письмо.

Пока он занимался подготовкой лыжников-разведчиков для предстоящих операций. Занятия проводились под Пулковской горой, в зоне, не простреливаемой противником. А после занятий, отдыхая в землянке, Михаил ломал голову над проблемой первого подъема на высокий гладкий шпиль. Он уже знал, как с помощью аэростата нам удалось подвесить блок и закрепить веревку на шпиле Адмиралтейства. Но Шестаков считал, что летчик Судаков проделал слишком рискованный трюк, который не годится для постоянной длительной работы, и, думая о своих друзьях, попытался изобрести свой способ подъема на шпили.

К середине января 1942 года он теоретически разработал метод наружного подъема на высотные сооружения и производства работ без применения лесов и приспособлений. Вскоре рядового Шестакова откомандировали в Ленинград на офицерские курсы. Но из-за цинги он оказался в госпитале. Здесь его и нашло распоряжение об откомандировании из полка на маскировочные работы.

К этому времени из первой бригады маскировщиков в Ленинграде осталась только одна Ольга Фирсова, да и та больная, истощенная.