Генералиссимус князь Суворов

Розенберг придвинулся ближе к своему авангарду; Чубаров выбрал место переправы у Борго-Франко, в 7 верстах ниже Валенцы. Здесь лежит остров, отделенный от неприятельского берега узким рукавом, переходимым в брод; к нему стали с нашей стороны устраивать паром. Для отвлечения внимания Французов, Чубаров отрядил 2 батальона в сторону, к Валенце, а казаки Семерникова и человек 30 егерей, переправившиеся на островок вплавь, перешли другой рукав в брод и заняли деревню Басиньяну. Но Французы стали подходить; Русские, по своей малочисленности, не могли удержаться в деревне и после небольшой перестрелки снова переправились на остров.

Таким образом обнаружилось, что противуположный берег По занят Французами сильно и Валенца ими не очищена. Тоже самое подтвердилось верным известием, что Моро нет в Турине, а сосредоточился он у Александрии. Суворову приходилось опять менять свои распоряжения; он решился собрать свои силы у Тортоны и атаковать неприятельскую позицию за р. Танаро. В этом смысле были разосланы приказания, причем Розенбергу велено оставить предприятие на Валенцу, перейти на правый берег По ниже, у Камбио, и присоединиться к прочим войскам.

Для исполнения этого распоряжения, Розенберг приказал сделать у Камбио разведки и узнал, что там переправы нет. Между тем у Борго-Франко уже действовал большой паром, а потому Розенберг решил переправить свои войска здесь, не подозревая, что переправа приходится как раз против неприятельской позиции. Апреля 30 войска Чубарова медленно, малыми частями переезжали на пароме к острову, и Розенберг стягивал свои главные силы ближе к месту переправы. В этот день Суворов прислал второе приказание, в подтверждение отданного накануне; вслед за ним последовало и третье, чтобы "спешить денно и ночно" к стороне общего сбора войск. Но Розенберг затруднялся исполнить предписание фельдмаршала, несмотря на его безусловный характер, ибо получил известие, что вокруг Валенцы находится не больше 1.000 Французов. И действительно, Моро видя настойчивые, не скрываемые приготовления Русских к переправе у Басиньяны, принял это за демонстрацию, маскирующую сосредоточение сил союзников у Тортоны, оставил против Чубарова часть сил, а все прочее направил на позицию у Бормиды, впереди Александрии. Розенбергу донесено, что все потянулось к Александрии, и он решился продолжать свою переправу у Басиньяны.

Утром 1 мая авангард Чубарова собрался весь на острове, тут же на берегу находились великий князь и Розенберг. Константин Павлович предложил Розенбергу, не мешкая дольше, начать переправу с острова на тот берег. Розенберг отвечал, что отряд еще слишком слаб и лучше подождать, пока подойдут тянувшиеся войска. Константин Павлович вспылил и дозволил себе едкое замечание, что Розенберг привык служить в Крыму, где было гораздо спокойнее и неприятеля никогда в глаза не видали. Упрек был слишком резкий и вместе с тем несправедливый, потому что у Розенберга не было недостатка в личном мужестве. Слова великого князя оскорбили старого служаку, у него не достало характера - не вмешивать личного чувства в решение вопроса, и приказание к наступлению было отдано. Авангард Чубарова двинулся на неприятельский берег в брод, по пояс в воде; подошедшая часть Розенбергова корпуса начала переправляться на остров ⁴.

Жители Басиньяны встретили Чубарова с радостью и тотчас стали рубить дерево вольности; Русские двинулись по дороге к Валенце и атаковали встреченного в нескольких верстах неприятеля. На подмогу скоро прибыли еще две роты; в голове их великий князь бросился неустрашимо в атаку. Успех был полный, но непродолжительный. Стали спешно возвращаться французские войска, шедшие к Александрии; прискакал сам Моро и послал за новым подкреплением. Русский отряд, состоявший всего из 2500 человек, отступил, но продолжал держаться в ожидании подкрепления. Подмога не подходила, потому что один из адъютантов Суворова, примчавшийся к Розенбергу с новыми настоятельными приказаниями - идти к стороне Тортоны, проезжая чрез Басиньяну, остановил переправу войск и даже велел идти назад батальонам, кои успели перейти на правый берег. Чубаров держался с трудом; великий князь сам поскакал за подкреплением; три батальона и две роты одни за другими подошли к полю сражения и восстановили бой. Новых подкреплений уже не являлось, беспорядок как видно был полный, руководительства делом не существовало. Число Французов росло с каждым часом; они стали близко грозить обоим флангам Русских; но упорство русской пехоты было так велико, что Французы разбивались о русские батальоны, как волны об утесы. Однако всему есть предел; на горах показались новые французские колонны, приходилось уступить поле сражения во избежание большей беды. После 8-часового боя началось отступление; но войска остановились все таки перед Басиньяной и до наступления ночи с непоколебимой твердостью отбивали все атаки.

Затем началось постепенное очищение французского берега; жители Басиньяны, несколько часов назад встречавшие Русских приветственными кликами, теперь стреляли по ним из окон. За недосугом они остались не наказанными, и Русские, преследуемые Французами, мало-помалу перебрались на остров. Но тут постигла их новая беда: крестьяне, состоявшие при паромной переправе, перерезали канат и скрылись, а паром унесло течением. Прошло немало времени, пока его поймали, исправили и пустили в дело для перевозки раненых. Суматоха на острове была ужасная, особенно у переправы; лошадь великого князя чего-то испугалась и занесла его в реку, но казак Пантелеев вовремя бросился на помощь и вывел его на берег. Всю ночь производилась перевозка на пароме раненых; всю ночь Русские держались на острове под огнем французских орудий и отражали неоднократные попытки неприятеля перейти в брод через рукав реки. Надо удивляться, как Французы не догадались удвоить, утроить силу своего огня; тогда ни один человек не мог бы спастись с острова, тем более, что войска стали переправляться на свою сторону когда уже рассвело.

Несчастное дело при Басиньяне стоило Русским больших потерь; убитых, раненых и попавшихся в плен насчитано почти 70 офицеров (один генерал) и до 1,200 нижних чинов; кроме того в руках Французов осталось 2 русские орудия, завязшие на пашне. У неприятеля выбыло из строя до 600 человек, в том числе один генерал. Один русский пленный офицер на другой день бежал на французской лошади; казачьи посты спасли его от погони. Суворов велел возвратить Французам лошадь, захваченную бежавшим.

В ночь после этого неудачного дела, т.е. с 1 на 2 мая, Суворов получил о нем известие и тотчас же послал Розенбергу новое приказание - идти куда было велено раньше, приписав собственноручно: "не теряя ни минуты немедленно сие исполнить, или под военный суд". Но посылки нового приказания было мало; до главной квартиры доходили тревожные донесения с казачьих постов о движениях французских войск, слышны были выстрелы, а войска Розенберга у назначенных для них переправ не показывались. Суворов стал сомневаться в благополучном возвращении Розенбергова корпуса и двинул было ему на выручку все войска к Камбио. Но эта мера оказалась ненужной: Розенберг скоро показался у Камбио, и неприятель не преследовал его, оставаясь два дня в бездействии.

Это была первая крупная неудача союзников. Раздраженный Суворов написал сгоряча донесение Государю, выставляя опрометчивость Константина Павловича и указывая, что поведение его противоречит дисциплине. Донесение это он однако отправил не сразу, а раздумывал и советовался. Когда же оно было отправлено, Суворова снова взяло раздумье; он стал жалеть, что поторопился, послал второго курьера вдогонку за первым и когда получил обратно бумагу, то разорвал ее и успокоился. Однако он не захотел пропустить происшедший несчастный случай без внимания, для чего и потребовал великого князя к себе. Чувствуя свою вину и желая отсрочить неприятность, если нельзя её избегнуть, Константин Павлович послал одного из своей свиты, Комаровского, отговорившись, что прибудет сам вместе с войсками. Суворов встретил Комаровского грозно; упрекал его в том, что он вместе со своими товарищами допустил великого князя до опасности быть убитым или попасться в плен; обещал заковать их всех и отправить с фельдъегерем в Петербург, и т. под. Суворов говорил с одушевлением и все время ходил по комнате широкими шагами; Комаровский стоял и молчал. Немного успокоившись, Суворов спросил, как велик конвой великого князя, нашел, что недостаточен, велел выделить часть своего собственного при надежном штаб-офицере и приказал Комаровскому отправиться с новым конвоем на встречу великого князя ⁵.