Приключения одной теории

Эту информацию дают крохотные модели плотов – так сказать, «духи» плотов, найденные в большом количестве еще южнее, в погребениях Арики. Речь идет о доисторических изделиях, захороненных за тысячу с лишним лет до прибытия Писарро и первых европейцев; на них видно, что найтовы из пенькового каната или ремней (из тюленьей шкуры) входили в вырезанные по окружности бревен желобки. Видно также, что расположение бревен на носу и на корме приближало обводы к форме лодки, чтобы сопротивление было меньше.

Маленький плот, найденный при раскопках погребений Арики известным археологом, специалистом по Перу, Максом Уле(25), был оснащен квадратным парусом из камыша. Аналогичным парусом до сего дня пользуются горные индейцы на озере Титикака. Эта находка, сделанная на месте примитивного рыбачьего селения и датируемая первым веком нашей эры, побудила Норденшельда(26) заключить, что «на побережье Перу парус, вероятно, был известен до появления гончарного ремесла и ткачества…».

Как мы уже видели у Инки Гарсилассо, на засушливом побережье древнего Перу самым распространенным судном был камышовый плот одиночного рыбака. Парусные деревянные плоты использовались только для перевозки тяжелых грузов и для выхода в океан. В инкские времена главными перуанскими гаванями, в которых сосредоточивались такие плоты, были Паита, Тумбес и другие поселения вблизи больших бальсовых лесов на северном побережье Эквадора. Но вплоть до 1900 года важные порты находились также в Сехуре, Ламбайеке, Пакасмайо и Хуанчако, в 500 милях к югу от Гуаякиля.

Во времена инков на бальсовых плотах плавали еще в 500 милях южнее. На них перевозили в разные области Перу гуано для удобрения с островов Чинча в районе Писко. Инки даже транспортировали по суше в разные концы своей империи бальсовые бревна для плотов. Когда первый испанский отряд под предводительством Эрнандо Писарро, выйдя из Куско, продолжал движение через Анды, он нашел в нынешней Боливии множество длинных бревен, доставленных туда местными носильщиками. На озере Титикака предполагалось построить бальсовые плоты для Инки Хуайна Капака и его придворных.(27) Таким образом, сочетание исторической и археологической информации дает нам достаточно полное представление о принципах конструкции и о значении примечательного плота, который обеспечил возможность аборигенного судоходства в Перу и в прилегающих областях Тихого океана. Известный американист Лотроп в своем интересном труде «Мореходство аборигенов у западных берегов Южной Америки» хорошо описал бальсовый плот.

Правда, оценивая его ходовые качества, Лотроп утверждал, что бревна «быстро впитывают воду и через несколько недель совершенно теряют плавучесть. Поэтому приходилось время от времени разбирать жангаду (то есть бальсовый плот) и вытаскивать бревна на берег, чтобы как следует их просушить».(28) Лотроп считал, что бальсовый плот был непригоден для заморских плаваний и не мог дойти не только до полинезийских островов, но даже до островов Галапагос, лежащих в нескольких сотнях миль от материка.

При этом Лотроп ссылался на Байема – английского путешественника XIX века, совсем не знавшего бальсовых плотов.(29) В книге Байема, изданной в 1850 году, читаем, что парусник, на котором он шел, встретил бальсовый плот в районе Кабо Бланке (Северное Перу). Плот шел вдалеке, курсом на юг, борясь с встречным ветром. Капитан парусника рассказал Байему, что такие плоты лавируют лучше, чем европейские китобойцы, но через несколько недель утрачивают плавучесть, их приходится вытаскивать на берег и сушить.

На основании этих сведений Лотроп и сделал вывод, что бальсовый плот неспособен находиться в море достаточно долго и, следовательно, совершать большие плавания. И он предположил, что Тупак Инка со своей армией не ходил дальше района, лежащего к северу от Гуаякиля.

Но в целом труд Лотропа был настолько основательным, что после него мало кто из этнологов углублялся в этот вопрос. Дополнительный материал представил Минз – крупный английский авторитет по инкской истории – в опубликованной в 1942 году интересной статье «Доиспанское мореходство у Андского побережья».(30) Однако он отчасти опирается на Лотропа и в своей умозрительной оценке бальсового плота разделяет его негативную точку зрения: «несомненно, этот тип судна мог вызвать только презрение у судостроителей едва ли не любой другой мореходной нации мира». Минз заключает: «Итак, мы вправе сделать вывод, что в перуанском аборигенном мореходстве до завоевания страны испанцами плот из бальсовых бревен с парусами, рубкой и грузовым помещением был наименее презираемым и наименее несовершенным среди известных судов. Что и говорить, невелика похвала, но таковы факты, а лучшего отзыва не заслуживает судостроительное искусство древних жителей Андской области, совершенно чуждое морю».

Хорнелл – известный специалист по древним судам и мореходству аборигенов – в 1945 и 1946 годах тоже обращается к этой теме в статьях «Были ли контакты между народами Океании и Южной Америки до Колумба?» и «Как попал батат в Океанию?». Хорнелл не сомневается в том, что древние перуанцы оказывали влияние на земледелие полинезийских островов, но избегает поспешно судить о бальсовом плоте. И, однако, все-таки он считает: «Обыкновенный, ничем не обработанный бальсовый плот не мог совершить дальнего океанского плавания, разве что инкские моряки знали способ пропитки гигроскопичных бревен каким-то водоотталкивающим составом…». Хорнелл допускал, что древние перуанцы растворенным каучуком, смолой или воском смазывали бревна и благодаря этому могли плавать до Восточной Полинезии.

Такая убежденность американистов, которые теоретически изучили основные принципы перуанского судостроения, повлияла двояко на современных этнологов. Этнологи, заклеймив мореходные качества бальсового плота и считая его «немореходным», тем самым лишили аборигенов Перу важнейшего навигационного средства и составили представление о них как о чуждом мореходству, сугубо сухопутном народе. Это однобокое представление о ранних высокоразвитых культурах тихоокеанского побережья Южной Америки внедрилось как в специальную, так и в общую литературу и повлияло на изучение узловых проблем полинезийской этнологии.

В 1932 году видному знатоку Тихоокеанской области Диксону удалось показать, что батат вместе с его кечуа-перуанским названием «кумара» был доставлен человеком из Перу в Полинезию до прихода испанцев в Южную Америку. Указывая на бальсовый плот, он предположил, что переносчиками батата были перуанские или иные американские индейцы. В том же году Лотрон опубликовал свой упомянутый выше обзор перуанского судоходства, а двумя годами позже Диксон в новой статье вернулся к этому вопросу. Теперь он писал:

«Так как у нас нет никаких свидетельств, что у индейцев тихоокеанского побережья Южной Америки, где возделывался батат, когда-либо были суда или навыки дальних морских плаваний, приходится заключить, что переносчиками растения были полинезийцы».(31) Известный американский специалист по археологии Полинезии Эмори(32) писал в 1933 году по поводу древних мегалитических сооружений на острове Пасхи, островах Общества, Маркизских, Гавайских, Тубуаи и Тонга: «Вполне правомерно предположить американское происхождение такого специализированного элемента культуры, как эта каменная кладка. Это очень характерный элемент, и сосредоточен он в той части Америки, которая находится ближе всего к Полинезии и откуда течения устремляются по направлению к острову Пасхи и архипелагу Туамоту… Разве не мог какой-нибудь мореходный плот ранних инков, подхваченный этим течением, доставить уцелевших за 2 тысячи миль на остров Пасхи на западе?».

Но в 1942 году в одной из своих последующих статей Эмори(33) отказался от этого взгляда, ибо, как он говорил, Диксон смог убедить его, что бальсовый плот тихоокеанского приморья Южной Америки быстро пропитывается водой. В свою очередь Морган(34) в 1946 году ссылается уже на Эмори, который сообщил ему, что «бальсовые плоты в несколько дней пропитываются водой, если их не вытаскивать на берег для просушки».