Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий

В конце июля Ежов отправил Сталину проект письма, излагая основные положения по делу Зиновьева, Каменева и их сторонников.

Сталин внес многочисленные поправки. 29 июля 1936 года Центральный Комитет разослал это «закрытое» письмо в партийные организации. Масштаб дела, как это было обрисовано в письме, за 18 месяцев после убийства Кирова значительно расширился. Ранее обвиняемые в «пробуждении террористических настроений», Зиновьев и Каменев теперь непосредственно обвинялись в организации убийства Кирова, а также в покушении на убийство Сталина и других партийных руководителей. В письме говорилось о тесных организационных связях между зиновьевцами и троцкистами, а также утверждалось, что обе группы объединились в 1932 году и впоследствии сформировали террористические группировки в крупных городах. Находясь за границей, Троцкий направил «троцкистско-зиновьевскому центру» указания убить Кирова, Сталина и других руководителей партии. Новыми их целями были Сталин, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, А. А. Жданов, С. В. Косиор, П. П. Постышев и Г. К. Орджоникидзе. Каждая группировка имела террористическую ячейку, целью которой было убийство определенного лидера. В нее также входило большое количество новых заговорщиков, в числе которых оказались бывшие зиновьевцы: И. П. Бакаев, Г. Е. Евдокимов, М. Н. Яковлев, М. Н. Моторин, И. И. Рейнгольд и Р. В. Пикель, а также троцкисты: И. С. Эстерман, И. Н. Смирнов, С. В. Мрачковский, Е. А. Дрейцер и В. А. Тер-Ваганян. Согласно письму, после убийства Кирова Троцкий дал указание своим сторонникам как можно скорее выступить против Сталина, организовать террористические ячейки в армии и в случае войны захватить власть. И. К. Федотов — директор Педагогического института им. А. М. Горького был обвинен в руководстве троцкистской террористической ячейкой, которая планировала убийство Сталина на Красной площади во время первомайской демонстрации. Дэвид Фриц, представитель Коминтерна, и К. Б. Берман-Юрин были обвинены в заговоре с целью убийства Сталина на конгрессе Коминтерна, этим было положено начало арестам в Коминтерне. ^{171} Д. А. Шмидт, командир армии был обвинен в заговоре с целью убийства Ворошилова, члена Политбюро и генерала Красной армии. Рабочих кожевенного завода им. Л. М. Кагановича обвинили в заговоре с целью убийства Кагановича. Некоторые немецкие коммунисты, бежавшие от режима Гитлера и поселившиеся в Советском Союзе, в том числе: К. Б. Берман-Юрин, М. И. Лурье, Е. Констант, П. Лившиц, В. П. Ольберг, Ф. Давид, X. Гуревич и М. Быховский, были обвинены в терроризме и шпионаже в пользу русских фашистских эмигрантских организаций и гестапо. В письме было заявлено, что «террористы» проникли в партийную организацию города Горький, в штат газеты «Ленинградская правда», в Академию наук и на оружейный завод в Туле. В финансировании их деятельности обвинили Г. М. Аркуса, заместителя Председателя Госбанка. По крайне мере одна из «террористических ячеек» обвинялась в планировании грабежей или в «экспроприации». Одной строчкой, кратко, но ошеломляюще в письме сообщалось, что «правые» также участвовали в заговорах против Сталина. Согласно письму Каменев якобы признался, что заговорщики «согласились бы с участием правых: Бухарина, Томского и Рыкова в формировании нового правительства». ^{172}, [21]

Наиболее важным для рядовых членов партии было то, что проверка партдокументов и убийство Кирова представлялись в письме как звенья одной цепи. Эти два события теперь были тесно связаны. Письмо критиковало парткомы за то, что они не обнаруживали «террористов» в своих организациях; указывалось, что органы НКВД впоследствии арестовали членов партии, которые успешно прошли проверку Эта страшная брешь в безопасности, говорилось в письме, стала результатом утраты «партийной бдительности». В письме подчеркивалось: «Несмываемой отметиной каждого большевика в нынешних условиях должна быть способность распознавать врагов партии, независимо от того, как хорошо они замаскировались». ^{173}

В начале августа Вышинский представил первый вариант официального обвинения против заговорщиков, основанного на тексте июльского письма. Сталин внес поправки в проект, усилив акцент на факте связи между троцкистами и зиновьевцами (по его мнению, это был ключевой пункт) и добавил в список заговорщиков двух человек.

В середине августа текст официального обвинения был снова направлен Сталину, он опять внес поправки и вписал имена еще двух других заговорщиков. К 14 августа Вышинский подготовил окончательный текст обвинения, которое было зачитано 19 августа, когда начался судебный процесс. ^{174}, [22]

К делу, открытому в декабре 1934 года как бытовое убийство, совершенное одним человеком, теперь были привлечены шестнадцать заговорщиков, в тексте обвинения говорилось о многочисленных заговорах с целью террора и убийства, иностранных шпионах, контактах с фашистами. Первоначальная задача найти и покарать убийцу Кирова превратилась в общенациональную борьбу против бывших левых оппозиционеров. В своих признаниях Каменев намекал на причастность «правых», что давало возможность продолжить следствие. Письмо, в котором говорилось о глубоком беспокойстве в связи с деятельностью замаскировавшихся оппозиционеров, подталкивало местных партийных руководителей к тому, чтобы превратить проверку партийных документов в новую, масштабную процедуру «изобличения врагов». Сталину и его сторонникам было хорошо известно, что оппозиция это не только несколько известных революционеров. В середине 1920-х десятки тысяч членов партии на промышленных предприятиях, в университетах и других учреждениях участвовали в жестких дискуссиях, происходивших на партсобраниях, срывая голос до хрипоты. В то время фактически все члены партии критиковали идеи и деятельность оппозиции, голосуя на митингах и закрытых партийных собраниях, в задымленных табачным дымом коридорах, страстно оспаривая лозунги «левых». По мере нарастания угрозы войны на Западе Сталин все более опасался ослабления партии скрытыми противниками.

Производство и политика

Целью письма Центрального Комитета ВКП(б) от 29 июля было встряхнуть парткомы, избавить от апатии и развеять уверенность в том, что в их организациях нет врагов. Однако письмо не произвело желаемого эффекта. Члены партии теоретически были согласны с тем, что в нем говорилось, однако большинство из них отказывалось рассматривать своих товарищей как потенциальных «замаскировавшихся врагов» или считать производственные проблемы следствием «вредительства». В середине августа, спустя две недели после получения письма ЦК, восемьдесят членов партии завода «Серп и молот» провели закрытое собрание, на котором обсуждались причины срыва производственных заданий. На собрании присутствовали члены партии всех уровней: рабочие, группорги, бригадиры, руководители парткома, начальники цехов и директор завода. Хотя члены партии были скоры защищать себя и перекладывать ответственность за существующие проблемы на других, сценарий поиска виновных предполагал выдвижение голословных обвинений в саботаже или вредительстве. Некоторые члены партии утверждали, что за проблемы на заводе должны ответить «скрытые враги», но директор завода П. Ф. Степанов резко отверг все оправдания невыполнения планов ссылками на «политику». Аналогичные собрания прошли на всех заводах в Москве, где существовала та же проблема. Ранее в этот же день работники Московского горкома партии встретились с представителями заводов для обсуждения «плачевных» производственных показателей города. Все признавали, что основной проблемой является текучесть рабочей силы. Крестьяне, прибывающие из деревень, легко находили работу, но жилья для них не было.