Оливер Кромвель

Возможно, это помогает объяснить, почему военная деятельность Кромвеля в Шотландии иногда была (как писал С. Р. Гардинер) «прерывающейся и нерешительной» [150], что часто использовал шотландский командующий Дэвид Лесли. Обычно это опровергается ссылкой на несомненно ошеломляющую победу Кромвеля в Данбаре 3 сентября, когда его противники под руководством Лесли числено превосходили его силы в два раза, и накануне сражения Кромвель так боялся поражения, что даже подумывал отвести свои войска от Данбара морем. Однако, он опрокинул эти ожидания своего сокрушительного поражения, неожиданно взяв инициативу и проведя атаку на шотландцев рано утром 3 сентября; было убито (по его собственной оценке) 3000 шотландских солдат и взято в плен 10000. Данбар (как будет видно) оказал решающий эффект на политическую карьеру Кромвеля; однако он был не столь важным для победы Англии над Шотландией. В течение нескольких месяцев после Данбара главные военные планы Кромвеля (снова сразиться с войсками Лесли) сорвались. Подчиненный- Кромвеля Джон Ламберт имел гораздо более последовательный успех и в двух случаях спас дело Англии после ошибок Кромвеля: 2 ноября 1650 года за неудачной попыткой Кромвеля навязать бой западным ковенантам в Гамильтоне последовала победа там Ламберта через два дня, что передало западный Лаулэндс в руки англичан, и в июле 1651 года, после того как Кромвель не смог принудить к сражению шотландскую армию, Ламберт это сделал под Инверкейтингом в Файве, уничтожив 2000 и взяв в плен около 1500 человек. Как и в Ирландии, завоевание Кромвелем Шотландии во многом было обязано действиям его подчиненных и разногласиям среди противников. Совсем не ясно, планировал ли Кромвель после Инверкейтинга стратегию, которая заставила армию Лесли двинуться на юг в Англию [151]. Он, конечно, чувствовал неизбежность нападок в Палате Общин из-за совершенных им тактических ошибок. Но стратегия, если это было так, сработала. Его угрожающее движение на юг за Лесли и соединение с Джоном Ламбертом и Томасом Харисоном принесли решающую победу над Карлом II и шотландцами у Ворчестера 3 сентября 1651 года.

Можно спорить по поводу того, является ли военная репутация Кромвеля полностью заслуженной; однако не существует какой-либо информации о драматических воздействиях, оказанных на него военными победами. Они были источником оптимизма, так как он не сомневался, что победы были одержаны с божьей помощью, дававшей ему огромные преимущества. После победы в Данбаре «Оливер был движим божественным побуждением. Он так много смеялся, как будто был пьяным, и его глаза искрились воодушевлением», — сказал один свидетель [152]. «Данбар, — ликовал Кромвель, — был признаком одной из самых замечательных милостей божьих, оказанной Англии и ее народу… это невыразимая доброта Господа» [153]. Его вера в провидение возродилась. «Моя слабая вера была поддержана», — писал он в одном из редких сохранившихся писем своей жене после Данбара [154]. Сражение при Ворчестере произошло, как и в Данбаре, в его «счастливый день» 3 сентября, и это было «очень великой милостью, которую мог оказать только Он» [155]. Однако военные победы были также источником и великого динамизма Кромвеля, как и его оптимизма. Он считал необходимым оплатить Богу его благодеяния. «Как мы должны вести себя после таких милостей?» — спрашивал он преподобного Джона Коттона в Бостоне, в Новой Англии [156]. После Данбара он дал свой самый точный ответ на этот вопрос: «Мы, служащие вам, просим вас не приписывать это нам, а только Богу», — писал он спикеру Палаты Общин 4 сентября 1650 года.

«Мы, Его народ, все больше молимся за вас… Отрекаемся от себя, но принадлежим вашей власти, и одобряем вас в обуздании гордости и наглости, так как это нарушает спокойствие Англии, под каким бы правдоподобным предлогом это не было; облегчите угнетенных, услышьте стоны бедных заключенных в Англии, пожалуйста, исправьте злоупотребления всех видов; и если будет хоть один богатый за счет множества бедных, это не будет республикой» [157].

После своей последней победы в Ворчестере 3 сентября 1651 года Кромвель вернулся в Вестминстер с решением нажать на «охвостье» с тем, чтобы оно стало средством для такой реформации.

Ссылаясь в последующие годы на свое возвращение в Вестминстер в сентябре 1651 года, Кромвель обычно подчеркивал огромные ожидания реформации, имевшиеся у него тогда, и его глубокое чувство разочарования тем, каким образом были разбиты эти надежды.

«После того, как Бог не только осуществил дела в Ирландии и вручил Шотландию, но и так великолепно явил себя своим людям в Ворчестере… у парламента была возможность дать людям урожай всего их труда, крови и сокровищ и установить должную свободу в гражданских и в духовных делах… и было больно видеть, какой вред благополучию и благонадежности страны наносит отсутствие прогресса в этом отношении» [158].

Кромвель не подчеркнул, что в течение долгого времени после Ворчестера он был не только активным защитником религиозной реформации. Как и в 1647 году одной из его главных целей было сделать религиозную реформацию чистыми средствами, приемлемыми для парламентских групп. Однако как бы то ни было, теперь его задача была еще труднее, чем в 1647 году. Не только из-за того, что «Прайдова чистка» не оказала значительного влияния на непреодолимый консервативный политический и социальный характер Долгого парламента (частично, благодаря деятельности Кромвеля в 1648–1649 гг.), но и потому, что очень возросла с 1647 года его ненависть к армии. По мнению многих членов парламента, армия выступала как самостоятельная сила против законной власти, а также обеспечила цареубийство. Реформистские предложения Кромвеля вследствие этого страдали от их ассоциирования с ненавистной армией.

Несмотря на его отсутствие в Вестминстере в течение такого продолжительного периода сомнительно, что Кромвель не был хорошо осведомлен о существовавшем там враждебном климате по отношению к армии и реформе. Во время своей военной кампании он получал регулярные отчеты от корреспондентов о медленном прогрессе «охвостья» в деле реформы. Даже штатские республиканцы в «охвостье», например, Генри Мартен и Томас Челонер, разделяли враждебное отношение к армии и направляли силы на коммерческие и внешние дела. Они «не будут страдать ради того, чтобы сделать вещи, которые так просты, что могут совершиться сами», — писал Генри Вэйн-младший Кромвелю в августе 1651 года [159], а другие корреспонденты жаловались, что несмотря на утверждение «Акта терпимости» 27 сентября 1650 года, который отменял законы, заставлявшие посещать государственную церковь, в «охвостье» поставили особое ударение на репрессивные меры, например, «Закон о богохульстве» (апрель 1650 год) и «Закон о супружеской неверности» (май 1650 год), которые отразили параноидный страх «охвостья» перед веротерпимостью и выразились обвинением религиозных «сектантов» в чрезмерной религиозной и сексуальной распущенности. Закон «О супружеской неверности» заходил так далеко, что даже предписывал смертельное наказание за такое преступление. После Данбара единственной реформаторской мерой в области права, которая была принята, являлся акт, вводивший судопроизводство по соответствующему английскому закону; это подтверждало жалобы Кромвеля Лилберну в июне 1650 года о том, что «сыновья Зеруйя все еще слишком сильны для нас, и мы не можем упоминать о реформации права, но они сейчас выкрикивают, что мы намереваемся уничтожить собственность» [160].