Офицерский корпус Добровольческой армии: Социальный состав, мировоззрение 1917-1920 гг

Как будет видно из дальнейшего, в московской Белой Гвардии — организации-импровизации — уже присутствовали все основные черты Добровольческой армии первого периода ее существования.

С 25 октября, когда в столице появились листовки о розыске Алексеева, он перешел на нелегальное положение и скрывался под чужим именем на квартире графа А. Э. Сиверса [304] После поражения разрозненных юнкерско-офицерских восстаний в Петрограде и Москве генерал убедился в актуальности «донского» варианта действий. 30 октября в сопровождении адъютанта и нескольких офицеров он покинул столицу. Днем раньше, 28 октября, из Москвы на Дон «к генералу Алексееву» с письмом-докладом и 3 тыс. руб. из кассы Союза бежавших из плена отправился специальный курьер. [305] Это окончательно доказывает согласованность деятельности петроградской и московской групп Алексеевской организации: отъезд генерала и место его назначения было известно заранее.

Итак, Временное правительство оказалось неспособным к управлению армией и страной. Подчеркивая губительность бессильной политики нерешительного лавирования и компромиссов новых руководителей государства, отметим противоречивость и непоследовательность репрессивно-силового метода наведения порядка генералами. Однако в противостоянии с вооруженной массой, признававшей только право силы, любые иные методы не давали результатов и лишь провоцировали рост внутриполитической напряженности.

Многочисленные военно-политические офицерские организации, постепенно сгруппировавшиеся под эгидой Корнилова и Алексеева, так и не превратились в даже относительно упорядоченную структуру. Однако, проходя через мелкие и аморфные союзы, офицерство приобрело опыт самостоятельных действий и соприкоснулось с политической кухней. Морально-дисциплинарное разложение и падение боеспособности русской армии в февральско-октябрьский период не было преодолено, несмотря на формирование добровольческих частей и попытки генералов взять власть в стране. Изменение же внутригосударственной обстановки в результате Октябрьской революции вызывало неизбежный переход к новой форме активности, адекватной ситуации и достижению целей. Такой формой становилась открытая вооруженная и непримиримая борьба в рядах создававшейся на базе военно-патриотических организаций Добровольческой армии.

2.2. Конспирация и импровизация: формирование офицерского корпуса Добровольческой армии

Дооктябрьский этап добровольчества был лишь первоначальной координацией сил, поэтому принципы, пути и методы формирования собственно Добровольческой армии и ее офицерского корпуса проявились только после Октября. Именно организационные особенности стали определять специфику социального состава и мировоззренческое своеобразие добровольческого офицерства не менее, чем цели, идеалы и ценности Белого движения вообще.

Социальные особенности офицеров-добровольцев представляют особый интерес по двум главным причинам. С одной стороны, они зависели как от целей и способов формирования Добровольческой армии, так и от изменений, происшедших в русском офицерстве в ходе Первой мировой войны. С другой стороны, они сами влияли на социокультурный облик белого добровольчества: сплачивая определенные военные слои (и их исходные общественные), армия приобретала конкретное идейно-нравственное и социально-психологическое своеобразие.

Прибывший 2 ноября 1917 г. в Новочеркасск генерал Алексеев в тот же день условной телеграммой полковнику Веденяпину открыл переброску добровольцев на Дон. Уже через день в лазарете № 2 на Барочной улице собрался кадр первой сводно-офицерской роты (40 человек), чины которой выехали из Петрограда под командой штабс-капитана Парфенова еще до получения алексеевского сообщения. [306]Несмотря на мизерность, рота явилась ядром создаваемой армии.

Алексеев не заблуждался относительно количества пополнений, хотя и расчитывал на большее, чем затем получил. Понимая необходимость централизованного сбора сил и их вооружения, 8 ноября он обратился — разумеется, частным образом — в Ставку к Дитерихсу. В послании планировалось, расширяя основную базу на Дону, открыть «тайные филиальные отделения организации… в Петрограде, Москве, Киеве, Харькове и других центрах» [307] для объединения разрозненных офицеров, студентов, интеллигенции. Подчеркивая затруднительность получения оружия в казачьих районах (и сам еще находясь на полулегальном положении), Алексеев стремился произвести вооружение через Управление генерал-инспектора артиллерии, Главное Артиллерийское Управление и Главное Военно-Техническое Управление, прося у Дитерихса содействия. [308] Возможно наличие предварительной договоренности.

После прибытия 6 ноября ячейки Георгиевского полка полковника И.К Кириенко (штаб, 15 офицеров и 10 солдат [309]) Алексеев решил — несколько запоздало — использовать корниловский опыт образования ударных частей, как в свое время Корнилов использовал Союз офицеров. «Узаконьте формирование такого, якобы запасного полка, и формирование крупной части обеспечено», [310] — писал он в Ставку. Хоть и не новая, данная мысль, конечно, прежде показала себя относительно эффективной, но, учитывая приводившуюся статистику резкого спада ударного движения, она стала невыполнимой.

Динамика увеличения Алексеевской организации такова: к 8-10 ноября — 250–300 офицеров, а к 18 ноября — около 800 человек, не считая студенческой дружины. Вначале «все бежавшие на Дон военные чины считались беженцами». [311] Всю работу координировал «маленький штаб», состоящий из нескольких полковников Генерального Штаба и гвардии и трех-четырех обер-офицеров», первоначально возглавленный Дорофеевым. [312]

Контакты с Алексеевым возобновили и активисты возникшего осенью в Москве так называемого Московского центра, сплотившего торгово-промышленные и буржуазно-либеральные круги и именовавшегося также Союзом спасения Родины. Первую скрипку в этом блоке играла кадетская партия, ставившая цель связать зарождающуюся армию с остальной Россией, оказывать помощь своими знаниями и опытом взамен на получение карт-бланш «для создания рабочего аппарата гражданского управления при армии». [313] Алексеев утверждал даже, будто Московский центр поручил ему дальнейшее «спасение Родины всеми мерами и средствами», [314] что скорее можно расценить как претензию на исключительность своей роли в готовящихся событиях.

Прибывший в Новочеркасск 6 декабря Корнилов крайне резко отзывался о «компании недостойных дельцов», как он однажды обратился к посланцам Московского центра, и наконец твердо заявил: «если только они осмелятся продолжать свои попытки захватить государственную власть, то он арестует их всех и научит правильно сознавать свои обязанности перед страной». [315] Корнилов не связывал будущее России со старыми политическими силами, что доказывает его достаточный реализм и здравомыслие. Действительно, контакты с политическими, партийными кругами имели двоякое значение. Казалось, они позволяли расчитывать на организационное и финансовое содействие; но придание армии определенной политической окраски противоречило принципу надпартийности и таило опасность сокращения и без того негустых рядов добровольцев.

Последовавшее затем ограничение финансовой помощи до 800 тыс. рублей единовременно, а потом и полный отказ Военнопромышленного Комитета (в лице Оловянишникова) от субсидирования организации [316] возмутили Алексеева. Обращение за поддержкой к союзным дипломатам, произошедшее по инициативе Московского центра и через его агентов в Петрограде, оказалось безрезультатным (только второстепенный британский представитель туманно намекнул о возможном согласии). [317] Финансовые документы Алексеева указывают, впрочем, на получение 205 тыс. руб. от французской миссии. Учитывая общую сумму поступлений в казну Добровольческой армии (15465065 руб., а без «пожертвований» — 8376448 руб. [318]), деньги союзников составили 13 % (2,5 % соответственно) и не имели, таким образом, никакого существенного значения. Наконец, в мае 1918 г. через Московский центр Алексеев получил для армии «около 10 миллионов, то есть полутора-двухмесячное ее содержание. Это была первая и единственная (выделено в источнике — Р.А.) денежная помощь, оказанная союзниками». [319]