Троцкий и заговор в Красной Ставке

По наблюдениям А.А. Антонова (доклад от 3 января 1919 г.), в Полевом штабе декрет о запрете на совместную службу родственников зачастую обходился — вслед за военным специалистом в штаб попадали «его жена, сестры, братья, дочери, сыновья и пр.». Местные «советские бюрократы» «часто и сами пошли на работу для того, чтобы „пристроиться“ и… „пристроить“ своих родственников». Парадоксально, но, высоко оценив значение декрета о родственниках в отношении спецов, Антонов заявил: принимая во внимание малочисленность коммунистов, «если у настоящего партийного работника есть дельный родственник — тоже коммунист, — то почему бы не работать вместе» [243].

Для исследователя, внимательно работавшего с документами В.И. Ленина и его секретариата (РГАСПИ, ф. 2 и 5 соответственно), не является секретом любовь главы советского правительства отправлять доклады в архив с пометой «Совершенно секретно». Ленин ставил такие пометы, чтобы можно было при необходимости быстро получить необходимый документ. Ситуация с документами, на которых Ленин не оставлял никаких помет, сложнее: возможно, председателя Совнаркома не заинтересовало содержание, а возможно, напротив, крайне заинтересовало. Судя по резолюции, доклад А.А. Антонова Ленин оставил в своем личном пользовании, чтобы иметь компромат как на сам Полевой штаб, так и на руководителя военного ведомства в целом — Льва Троцкого. Что за председатель РВСР, если он проморгал (или покрывает?) шпионаж в собственной вотчине?

И без того напряженные отношения Ф.В. Костяева и др. военных специалистов с военными комиссарами должны были резко ухудшиться в начале 1919 г.: к разногласиям организационного характера прибавилась телеграмма Л.Д. Троцкого, уполномочившая Костяева на фактически бесконтрольную отдачу оперативных распоряжений [244]. А.А. Антонов, исходя из количества дел, которые должны были контролировать военные комиссары, считал, что «едва ли у них остается время, чтобы следить за внутренней жизнью штаба» [245].

Если верить А.А. Антонову, служащие Полевого штаба в лучшем случае ощущали себя «вне политики», что имело следствием отношение к правящей партии как к силе, с которой можно не считаться [246].

При этом военные комиссары относились к «штабным специалистам с большим опасением» и считали Полевой штаб «белогвардейским гнездом» [247].

К счастью для комиссаров, генштабисты 1918 г. не всегда действовали солидарно: как и у всех людей, у каждого были свои пристрастия и расхождения во взглядах наряд важных организационных вопросов. Так, например, машинисткой служила аристократка по происхождению В.П. Троицкая, находившаяся, по свидетельству А.А. Антонова, на подозрении как политических работников штаба, так и «контрразведки» (в январе 1919 г. под военной контрразведкой должен был пониматься отдел военного контроля Регистрационного управления ПШ РВСР — ОВК РУ, во главе с большевиком В.Х. Штейнгардтом). Доказательства в шпионаже Троицкой были налицо: ее, служившую в одном из инспекторских отделов, «не раз заставали в оперативном отделении, где она рассматривала секретные карты и телеграммы» [248]. По наблюдениям комиссаров штаба, Троицкая состояла «в большой дружбе с генштабистами» (в частности, И.Д. Моденовым, мужем ее подруги, тоже сотрудницы ПШ), но ей в то же время не доверял генштабист Г.И. Теодори, формальным поводом для ареста которого и стал оговор этой самой «шантажистки-машинистки» [249]. Таким образом, в корпусе генштабистов 1917 г. отдельные члены выпуска примыкали по ряду вопросов к мнению комиссаров. Вскоре после доклада А.А. Антонова вскрылись интересные подробности деятельности Троицкой: «15 января… в 9 часов вечера письмоводительни-ца Управления Инспектора инженеров — В.П. Троицкая — с целью достать из запертого управления свои вещи, попросила телефониста Потапова перепилить кольцо висячего замка, которым были заперты двери указанного управления. Телефонист Потапов эту просьбу исполнил, и, таким образом, после взлома кольца указанные сотрудники Полевого штаба вошли в помещение управления, забрали вещи Троицкой, а затем кое-как навесили замок обратно — и управление, в коем находятся секретные дела, планы и карты, некоторое время оставалось фактически незапертым». В приказе по ПШ от 17 января 1919 г. по этому поводу сказано: «Такое исключительное легкомыслие, ребяческое непонимание своих поступков и последствий их совершенно недопустимы и непростительны для сотрудников такого высокого учреждения, как Полевой штаб Реввоенсовета Республики. Только случайная целость секретных дел управления, выяснившаяся после дознания, дает возможность ограничиться увольнением Троицкой и Потапова со службы из Полевого штаба. При повторении подобных поступков виновные будут привлекаться помимо увольнения к ответственности по суду». Из правки в тексте приказа следует, что первоначально предполагалось ограничиться в отношении Троицкой и Потапова «объявлением выговора», но начальник Полевого штаба Костяев, к его чести, решил поступить жестче [250]. Но на этом дело не закончилось: 20 или 21 января 1919 г., по всей видимости, последовала реакция на доклад А.А. Антонова — арестовали письмоводительниц В.П. Троицкую и Н.А. Голубович. Арест спровоцировал боязнь ряда работников за свою «персональную неприкосновенность», отдельные сотрудники штаба получили «анонимные письма явно провокационного характера». 23 января с резолюцией «немедленно объявить» Костяев и Аралов подписали приказ по Полевому штабу № 102, в котором успокаивали своих сотрудников и предупреждали: «уличенные в рассылке анонимных писем и распространении нелепых слухов, вносящих дезорганизацию в работу штаба, будут немедленно увольняться от службы и привлекаться суду Революционного трибуналa» [251].

Скорее всего, не без участия В.И. Ленина к совокупному мнению военкомов ПШ, руководства ОВК РУ и генштабиста Г.И. Теодори прислушались, и Троицкую в конечном итоге расстреляли [252]. Фактически в январе 1919 г. имело место первое серьезное вмешательство высшего большевистского руководителя в мелкие организационные дела ПШ. При этом образованный 30 ноября 1918 г. Совет рабочей и крестьянской обороны (впоследствии Совет труда и обороны, далее СТО) сразу стал вникать в разбор дел арестованных генштабистов: 3 декабря комиссия СТО в составе В.И. Ленина, И.В. Сталина и Л.Б. Красина подвергла анализу работу ВЧК, в частности, в отношении арестованных генштабистов — в контрольно-ревизионный отдел ВЧК комиссия постановила кооптировать двух партийных представителей специального следствия и ускорить рассмотрение дел арестованных генштабистов [253]. К тому же комиссия рассмотрела материалы следствия по обвинению в контрреволюционной деятельности арестованных в середине года Петроградской ЧК сотрудников аппарата Главкома Восточного фронта Вацетиса генштабистов Л.И. Савченко-Маценко и Б.П. Полякова. В.И. Ленин, вняв ходатайству И.И. Вацетиса за указанных лиц, 29 декабря затребовал от ПетроЧК сведений об обвинениях, предъявленных указанным лицам. Вмешательство имело результаты — 2 января 1919 г. заведующий Особым отделом М.С. Кедров потребовал от ПетроЧК немедленного освобождения Савченко-Маценко и Полякова за отсутствием против них серьезных обвинений и направления их в распоряжение РВСР [254]. 8 января СТО «предложил» ВЧК в 3-дневный срок доложить, какие обвинения предъявлены 8 генштабистам и почему те, кому они предъявлены не были, до сих пор находятся под арестом [255]. Деятельность Совета Обороны и его комиссий положительно сказалась на разборе дел арестованных офицеров высшей оперативной квалификации, хотя, как установил исследователь А.В. Ганин, ПетроЧК и не спешила освобождать генштабистов [256]. А.В. Ганин не учел, что в декабре Особый отдел существовал только в постановлении бюро ЦК РКП(б), его аппарат был сформирован лишь в феврале 1919 г., а потому проводить решение Совета Обороны должен был отдел военного контроля Регистрационного управления Полевого штаба.