Тетрадь найденная в Сунчоне

Вот что было записано в тетради.

Текст тетради

Из этой старинной беседки на холме открывается прекрасный вид на окрестности города, особенно на дорогу, идущую от Южных ворот. Вдали вырисовывается каменный мост, вправо от него начинается густой сосновый лес. Он покрывает склон горы, заслоняющей горизонт. Я стоял у каменной балюстрады беседки и слушал объяснения моего адъютанта и переводчика Пак Ча Дена.

Эту беседку построил свыше полутораста лет назад Чончон - двадцать второй король из династии Ли. Недалеко отсюда, за горой, поросшей лесом, находится могила его отца - принца Чанхона, умершего совершенно необычным образом.

История кончины принца такова. Он разошелся во взглядах со своим отцом, королем Йончоном, по вопросу о внешней политике королевства. Принц считал, что необходимо завоевать Китай, король был против. Спор окончился тем, что король велел посадить своего наследника в ящик и забить ящик гвоздями. Принц умер на шестой день. Это случилось ровно 188 лет назад, но Пак рассказал так живо и с такими подробностями, словно сам был свидетелем происшедшего.

Король Чончон часто приезжал сюда, чтобы пролить слезу над могилой своего отца. На обратном пути он поднимался на этот холм и бросал из беседки прощальный взгляд в сторону горы. Это вошло в обычай. Все короли Кореи, царствовавшие после Чончона, каждую весну приезжали в Сувон поклониться могиле предка. И все они на обратном пути поднимались в эту беседку, долго смотрели в сторону горы и отвешивали поклон.

Затем Пак стал рассказывать о других исторических событиях, имевших отношение к здешним местам, но я перестал слушать. В моей памяти вдруг всплыл другой день, когда я точно так же смотрел на расстилавшийся передо мною пейзаж. Это было на горе Такатори. Я вспомнил, что случилось в тот день. Затем стал перебирать в памяти дальнейшие события.

Окинув мысленным взором свою жизнь за последние годы, я решил начать эти записи. Тем более что мне нужно как-то скоротать время. Хаш-хаш приедет не раньше чем через месяц, а до этого мне все равно нечего делать. Свой вынужденный досуг я использую для заполнения тетради.

Из этой беседки корейские короли озирали путь, пройденный ими, и отвешивали поклон в ту сторону, откуда пришли. Я проделаю то же самое.

Я кланяюсь в сторону горы Такатори, откуда начался удивительный путь, приведший меня, офицера специальной службы императорской армии, в корейский город Сувон, к холму со старинной беседкой.

Мои записи не предназначены для чужих глаз. Я веду их для самого себя. А от самого себя у меня тайн нет.

БУТЫЛКА КОНЬЯКУ

1

В первых числах июня 1945 года Токийская роза (так прозвали американцы дикторшу наших передач на английском языке) объявила на весь мир о прибытии американского авиационного полка "Летящая стрела" на остров Тиниан. Этот полк был предназначен для чрезвычайной операции, и переброска его из Америки на Тихоокеанский театр производилась в условиях строжайшей тайны. Поэтому сообщение Токийской розы буквально ошеломило неприятельское командование. Мы одержали блестящую победу на фронте эфира.

Все, кто был в курсе дела, поздравляли меня. Я действительно имел право гордиться своей удачей, хотя все получилось совсем случайно.

Наша группа - чины армейского отдела главной квартиры и офицеры штаба Восточного района - была послана на Миурский полуостров инспектировать укрепления, возведенные на побережье Токийского и Сагамийского заливов. Группу возглавлял полковник из адъютантской части главной квартиры, мой старый приятель Дзинтан. Эту кличку ему дали еще в военной академии за сходство с изображением на рекламе пилюль "Дзинтан".

Мы объездили весь полуостров и наконец прибыли в Оихама, где находился аэродром флотской авиации. Здесь наша группа разделилась. Часть ее направилась в Дзуси, часть осталась в Оихама в ожидании военного министра генерала Анами и только что назначенного начальника главного морского штаба адмирала Тоёда.

Дзинтан предложил мне подняться на гору Такатори, возвышающуюся в центре полуострова, и полюбоваться видом на оба залива, полуостров Босо и горы Фудзи и Хаконэ. Вид был действительно великолепный. Но наш восторг был вскоре омрачен американскими бомбардировщиками. Они летели со стороны Токио, возвращаясь с бомбежки. Один из них направился в нашу сторону, решив, очевидно, пересечь полуостров. Зенитная батарея, спрятанная у подножия горы, дала по нему залп. Самолет вдруг накренился и окутался дымом. Из машины выбросилось несколько человек с парашютами. Их отнесло немного в сторону, они опустились недалеко от того места, где среди деревьев виднелась крыша храма Дзинбу.

Мы стали спускаться по тропинке к храму. Оттуда послышались выстрелы. Мы вытащили револьверы и ускорили шаг. У ворот храма нас встретил капитан с черными жандармскими петлицами. Узнав, кто мы, он пропустил нас.

Перед ступеньками, ведущими к храму, стояли трое пленных, связанных веревкой. Двое из них были молодые рослые парни - сержанты, третий - офицер, невысокий, с прищуренными глазами и маленькими пухлыми губами. На рукаве у него был изображен зеленый лист с молнией посредине - эмблема 25-й дивизии. Вслед за нами в ограду храма вбежал подполковник с черными петлицами. При виде его Дзинтан улыбнулся:

- Здорово, Муссолини! У тебя хороший нюх на дичь, поспел вовремя.

У жандармского подполковника были большие вытаращенные глаза и массивный квадратный подбородок. Кличка ему была дана очень удачно. Он деловито осмотрел пленных и, одобрительно похлопав по груди рослого рыжеватого парня, обратился к двум молоденьким офицерам, стоявшим около пленных:

- Ваши солдаты ополченцы?

Офицер в очках ответил:

- Так точно, призваны месяц назад. Студенты.

- Фехтовать на мечах умеешь?

Офицер в очках осклабился:

- Я был в университетской команде фехтовальщиков.

Муссолини показал пальцем на рыжеватого парня:

- А ну-ка, покажи на нем свой класс. Одним ударом надвое.

Дзинтан кивнул мне:

- Покажи ты сперва.

Я засмеялся:

- Нет, одним ударом не умею. Несколько раз пробовал на острове Макин, но ничего не получалось, только портил материал.

- Вы, наверно, били горизонтально, - сказал Муссолини, - ударом "полет ласточки". Это очень красивый, но трудный удар. Лучше рубить сверху наискось, от плеча к бедру, ударом "опускание журавля".

Флотский лейтенант, стоявший рядом с Дзинтаном, счел нужным вставить замечание:

- А самый чистый удар - это рубить от макушки до копчика на две равные половинки, в стиле Миямото Мусаси...

Дзинтан усмехнулся:

- Говорят, что у вас на флоте усердно изучают этот удар. Тренируются на курах.

Все громко засмеялись, кроме флотского лейтенанта.

Муссолини, пристально посмотрев на пленного офицера, тихо сказал что-то Дзинтану. Американец вдруг упал на колени и торопливо заговорил по-японски, почти без акцента:

- Не убивайте, я не летчик, а штабной офицер. Не убивайте, я все скажу! Не убивайте, пожалуйста!

Он сложил ладони, как на молитве, и поклонился.

Я отвел Дзинтана в сторону и громко сказал:

- Дай мне его. Допрошу по всем правилам. - И добавил шепотом: - А после допроса расправлюсь сам.

Дзинтан кивнул головой и пошел вместе с Муссолини в сторону колокольни, приказав солдатам вести туда пленных.

Я поднялся на веранду храма. Служка провел меня в каморку, где хранились в чехлах статуи и скатанные в трубку картины. Я приказал солдату развязать пленного.

Служка принес на подносе чайник с чашками, рисовые лепешки и палочки для еды. Я усадил пленного на пол перед столиком, а сам сел напротив на сложенный парашют.

Пленный чинно уселся, поджав под себя ноги. Я дал ему сигарету. Он жадно выкурил ее и вдруг, уронив голову на столик, зарыдал. Я предложил ему чашку чаю. Он выпил, сморщил физиономию и вытянул губы, снова собираясь заплакать. Я ударил его по щеке и вежливо сказал: