В поисках сокровищ Бонапарта. Русские клады французского императора

(Для справки и более точной ориентировки во времени даем масштаб цен тех времен на драгоценные металлы: в 1812 году фунт золота (430 гр.) стоил 184 руб., фунт серебра — 18 руб., корова же стоила не более 55 коп.)

В Москве в то время было 267 действующих церквей, и почти все они тоже были дочиста ограблены оккупантами. Но, разумеется, перечислена только малая часть потерь и утрат. До Москвы происходили точно такие же трагедии. Так, например, на пути от Смоленска к Москве французами были ограблены в городе Дорогобуже три церкви: Покрово-Пятницкая, Иоанн-Богословская и Богоявленская. В Дорогобужском уезде разграблены церкви в селах: Свирколучье, Усвятое, Засижье, Болотово, Устои, Горки, Язвино, Стрелки, Трисвятое, Карачарово, Глубокое, Прости, Ульхово, Мстиславская слобода, Беловостье, Ратчино, Егорье.

В городе Вязьма солдатами был ограблен Троицкий соборный храм, Верхне-Иерусалимская, Афанасьевская и Преображенская церкви, в Вяземском уезде — сельские церкви: в Федоровском, Юреневе, Семлеве, Богородицком, Слукино, Новоникольском, Воскресенском, Успенском, Фатищеве, Горках.

В Гжатске и окрестностях разграблено 11 церквей. Множество церквей подверглось разграблению в селах Юхновского, Сычевского и Рославльского уездов: Митькове, Лоцмине, Ивановском, Кикино, Жулино, Крутом, Дубровне, Вешках, Савесьве, Ворошилово, Шмаково, Докудово и т. д.

От Гжатска до Москвы французы ограбили церкви в селах: Дровнино, Прокофьево, Ельня, Пушкино, Кубинское, Вязема, Окулово, Хорошово, Усово, Уборы.

Французы снимали серебряные и золотые оклады и ризы с икон, забирали различную церковную утварь, лампады, подсвечники, кресты и священные сосуды. Все похищенное «имущество» в конечном счете попадало к солдатам «старой» гвардии Наполеона. «Старая» и «молодая» гвардии не участвовали в сражениях, они были хорошо снабжены продовольствием и прочим довольствием. Между солдатами гвардии и другими войсками шел постоянный обмен, ценные вещи меняли на продовольствие и прочие «блага жизни». И постепенно все награбленное оседало в гвардейских обозах. Самые же ценные и уникальные вещи попадали, разумеется, в императорский обоз.

Маркиз де Шамбре в книге «Исторический поход в Россию» пишет:

«Императорский обоз вместил в себя слитки золота и серебра, был также доставлен прибавок, много вещей и предметов, которые отысканы в большом количестве в сказочных церквях Кремля».

«В самом Кремле, в комнатах, предназначенных для императорской гвардии, хранились серебряные вызолоченные блюда, брильянты, жемчуг, шелковые ткани и т. п.».

«Все, что было захвачено армией, было вывезено из Москвы, но затем наполовину снова было отобрано русскими, а остальное было уничтожено, чтобы не досталось им. Многое просто зарыли в землю в химерической надежде, что удастся вернуться за ним».

Другой участник войны 1812 года, адъютант при штабе Наполеона, Кастеллан, будущий маршал Франции, записал в свой дневник, который вел изо дня в день:

«16 октября. Разрушили часть Кремлевского собора и свалили крест с колокольни Ивана Великого. При падении он сломался. Забрали и расплавили серебряную утварь Кремлевских церквей, пополнив этим казну армии».

Вокруг стен Успенского собора стояли специальные плавильные горны, захваченные оккупантами на монетном дворе, в которых они переплавляли ободранные ими оклады и ризы со святых образов и похищенные в храмах предметы, сделанные из драгоценных металлов. На так называемом «Царском месте» после ухода французов из Кремля даже осталась запись мелом: 325 пудов серебра и 18 пудов золота. Был ли это промежуточный итог, или окончательный, относилась запись к работе одного металлургического горна или ко всем вместе, мы не знаем. Но, разумеется, понятно, что на переплавку попадали только те предметы, внешний вид которых был настолько испорчен, что они годились только на лом (хотя и драгоценный по своему составу).

Выражаясь современным языком, можно с полной уверенностью сказать, что в Москве происходил грандиозный грабеж. Но вот что интересно, после такого беспримерного и масштабного преступления со стороны царских властей не было проведено никакого тщательного расследования. А ведь возможности у властей были колоссальные. В руках царского правительства было и множество пленных, начиная от последнего обозника до генерала, письма, донесения, показания местных жителей и казаков, которые лично нападали на обозы грабителей, и т. д. и т. п. Более или менее масштабные поиски утраченного были начаты только в 1835 году.

Первая экспедиция, воодушевленная идеей возвращения похищенных ценностей, занялась изучением озера Глубокое, что находится неподалеку от села Семлева. Причем поисковые работы начались там не по приказу из столицы, а по инициативе Смоленского губернатора — Хмельницкого. Но, поскольку благоприятное время было упущено и хорошо продуманной стратегии поисков у кладоискателей не было, то, естественно, все их любительские попытки найти вывезенные Наполеоном сокровища не принесли ожидаемого результата.

Тут бы надо непременно сказать и о том, что столь трагичной «успешности» грабежа во многом, пусть и невольно, содействовали сами городские чиновники. Так, приказ об оставлении Москвы был получен губернатором Ростопчиным только 29 августа, французы же вступили в город 1 сентября. Согласитесь, что за неполных два дня просто невозможно было вывезти все церковное имущество, которое находилось в городе и в кремлевских соборах, в частности. К тому же сразу возникла и чисто техническая проблема — транспортная. Всего для вывоза имущества Святого Синода было выделено 300 подвод, но их грузоподъемности оказалось явно недостаточно. Так недостаточно, что многие ценнейшие предметы даже и не пытались снять и демонтировать. В условиях экстренной эвакуации, в хаосе и толкотне о многом же просто позабыли, а многому, даже приготовленному к отправке, не нашлось места на подводах.

Командир гвардейского стрелкового батальона Маренгоне пишет в своих воспоминаниях:

«Наполеон велел забрать брильянты, жемчуг, золото и серебро, которые были в церквях. Велел вывезти все трофеи Кремля. Ими нагрузили 25 телег».

Ясно, что двадцатью пятью телегами тут не обошлось. Ознакомьтесь хотя бы с убранством Архангельского собора Кремля, и вы поймете, что такое количество подвод потребовалось бы только для опустошения его одного.

При вступлении в Кремль многих французов поразило богатое внутреннее убранство Архангельского собора. Лейб-хирург императора Ларрей в своих воспоминаниях пишет:

«Едва ли найдется что-либо богаче одного из храмов Кремля (того, где хоронили царей и императоров). Его стены покрыты золотом и вызолоченными пластинками толщиной в 5–6 линий, на которых рельефно изображена вся история ветхого и нового завета. Массивные серебряные паникадила поражают своими огромными размерами».

Ларрея поразили золотые пластинки толщиной примерно в 10 мм. Это было не что иное, как золотые и серебряные ризы и оклады на иконах, расположенных на четырехпоясном иконостасе, который занимает всю восточную часть храма. Кроме того, напротив царских гробниц помещалось 37 икон, которые назывались «царские», так как поступали в собор из царских образных. Эти иконы были богато украшены золотыми и серебряными окладами и ризами с драгоценными камнями и жемчугом. Самые же богато украшенные иконы находились в алтаре, семь древних и совершенно потрясающих, бесценных икон.

С потолочных сводов храма на цепях свисали семь больших серебряных паникадил, и было множество серебряных лампад, висевших перед иконами. В алтаре же стояли два комода для будничной ризницы и в них хранились золотые и серебряные вещи. Напротив комодов стоял сосновый шкаф с четырьмя дверцами, в котором хранилась драгоценная церковная утварь. В центральной части иконостаса находилась икона Господа Вседержителя. Французы сняли ее, и она была найдена после их бегства у стен Успенского собора. С этой иконы сняли серебряную ризу в три пуда весом! Остальные не менее богато украшенные иконы ограбили на месте.