Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 19

Историческую судьбу Прибалтийского края и его населения автор пытался проследить не только в фактах и событиях, но и в лицах, сыгравших позитивную роль в многовековой общей истории России и её балтийской окраины. Это, конечно, Иоанн Грозный, способствовавший ликвидации Ливонского ордена и тем самым спасший эстонцев и латышей от повторения судьбы пруссов, попавших под власть немцев и от которых кроме их названия ничего не осталось. Это Пётр I, принесший мир и стабильность на балтийский берег. Это Екатерина Великая, своей унификаторской политикой расшатывавшая устои «особого остзейского порядка», так ненавидимого эстонцами и латышами. Это — Александр III, последовательно и решительно проводивший политику духовно-нравственного единения России с населением Прибалтики. Хотя политика русских государей на балтийском направлении была нередко противоречивой (ведь немцы входили в состав российской элиты), но имперская власть, следуя национальным интересам и требованиям времени, шаг за шагом стремилась ограничить корпоративные привилегии немецких баронов и улучшить положение коренного населения. В этой своей задаче она могла рассчитывать на поддержку и содействие (нередко работающие на опережение) своих подданных, принимавших близко к сердцу судьбу эстонцев и латышей, а также перспективы русского дела в Прибалтике. Среди них выделяются: эстляндский и лифляндский губернатор времён Екатерины II, ирландец по происхождению граф Юрий Юрьевич Броун, выдающийся мыслитель и один из идеологов русского славянофильства Юрий Фёдорович Самарин, предводитель лифляндского дворянства, ландрат Фридрих (или Фёдор Фёдорович) Сивере, председатель Рижской ревизионной комиссии, действительный статский советник Александр Иванович Арсеньев, преподаватели-публицисты Гартлиб Гельвиг Меркель и Иоганн Христоф Петри, прибалтийский генерал-губернатор Евгений Александрович Головин, эстляндский губернатор Сергей Владимирович Шаховской, православные епископы Иринарх и Филарет. Все они и их единомышленники появятся на страницах книги и заговорят в своих всеподданнейших донесениях, воспоминаниях, письмах, статьях и книгах.

Информационную базу книги составили исторические документы и материалы, а также монографии, сборники научных трудов, научные издания, научная и общественно-политическая периодика.

Особенно полезным и плодотворным было обращение к Сборнику материалов и статей по истории Прибалтийского края (Прибалтийский сборник) в четырех томах. Это издание появилось в 1876-1882 гг., в период реформ Александра II, и должно было, в восприятии общественности, способствовать решению остзейского вопроса в интересах русского дела на прибалтийской окраине и с учётом упований коренного населения. Сборник представляет собой богатое собрание важных исторических памятников и ценных исторических документов (немецких и русских), снабжённых переводчиками и комментаторами обстоятельными примечаниями и дополнениями на основании русских источников. Среди источников, столь же масштабных и уникальных, следует назвать фундаментальный труд Патриарха Алексия II «Православие в Эстонии», сборник документов и материалов «Имперская политика России в Прибалтике в начале XX в.», выпущенный в свет в 2000 г. Национальным архивом Эстонии и Институтом истории (составитель Тоомас Карьяхярм), и сборник «Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев» в пяти томах (М.; Л., 1926,1927).

В процессе толкования фактов, оценок, подходов, представленных в документах, а также в работах российских и зарубежных учёных (преимущественно немецких) автор опирался на опыт научных исследований, накопленный в Российском институте стратегических исследований и нашедший, в частности, отражение в книжной серии РИСИ, журнале РИСИ «Проблемы национальной стратегии», научных конференциях и «круглых столах», проводимых в РИСИ.

Если читатель расширит свой исторический кругозор и станет более критично относиться к несправедливым наветам на исторический облик России и если эта книга поможет осмыслить сегодняшние тревожные процессы в Российской Федерации, то автор будет считать свою задачу выполненной.

Автор благодарит за помощь и поддержку в реализации этого проекта:

директора РИСИ Леонида Петровича Решетникова,

руководителя Центра гуманитарных исследований РИСИ Михаила Борисовича Смолина,

эксперта Отдела информационного обеспечения РИСИ Ольгу Сергеевну Ванькову.

Глава I.

Как немцы и датчане покоряли Прибалтику

I.1. Древние эстонцы и их соседи до нашествия крестоносцев

Глубок колодец прошлого ^{1}. Сколько бы ни обращался пытливый взор исследователя в тьму утонувшего в нём времени, он никогда не достигнет дна колодца, а только выйдет на новые глубины, за которыми снова и снова будут открываться новые уровни неизведанного. Поэтому при изучении страны и её народа обычно начинают с какой-то доступной отправной точки, когда можно опереться на археологические данные, дошедшие до нас предания, летописи, хроники.

Обращение к истории Прибалтики и её населения, в частности к прошлому эстонского народа, если начать с незапамятных времён, неизбежно приведёт в район бассейна Волги и Камы, а также в Приуралье. Согласно данным языковедов, археологов и антропологов, именно здесь изначально обитали предки современных финноугорских народов (финны, эстонцы, карелы, вепсы, марийцы, мордва, коми, удмурты, ханты, манси, венгры). Отсюда они расселились на более обширные территории и проникли также в Прибалтику, где поглотили крайне редкое туземное население.

До нашествия крестоносцев (XII в.) ни одно из племён, населявших территорию современных Эстонии и Латвии, не соединялось в государственное целое. В то же время о наметившемся процессе сложения единой эстонской территории свидетельствуют письменные источники XII — XIII вв. Так, в «Хронике Ливонии» Генриха Латышского население Эстонии фигурирует под собирательным именем «эсты», а в древнерусских летописях носит название «чудь» [1]. Соответственно в западных источниках земли, заселённые древними эстонцами, всё чаще объединяются под одним общим названием «Эстония», а в древнерусских — «Чудская земля».

Такой обобщающий взгляд соседей на заселённую предками эстонцев часть Прибалтики, конечно, не отменяет существовавших в реальности различий среди эстонских племён, которые хотя к началу XIII в. и достигли, по приблизительным подсчётам, 150 — 200 тыс. человек, но ещё не стали единым этносом и не обрели единой территории. «Эстония», или «Чудская земля», представляла собой рыхлую совокупность восьми отдельных маакондов (или земель). Они назывались: Уганда, Сакала, Ярвамаа, Вирумаа, Рявала, Харьюмаа, Ляэнемааа и Сааремаа. Мааконды распадались на более мелкие территориальные единицы — кихельконды. Территориальное размежевание определяло и особенности этнической дифференциации среди эстонцев. Они смотрели на себя и друг на друга прежде всего как на угандийцев, ярвамасцев, харьюмасцев, сааремаасцев и т.д. Во главе кихелькондов и маакондов стояли старшины, осуществлявшие управленческую функцию. Они же были предводителями на войне. Постоянного войска не было. Его заменяло народное ополчение, или «малеве». Ополчение состояло из пехоты и всадников и иногда делилось на три отряда: на главный корпус и два крыла. Конница обладала лучшим и более ценным вооружением и получала значительную часть военной добычи.

В отсутствие законов и сформировавшегося образа правления выбор старшин был очень произволен. Наследственного права у них не было. Скорее мужество и ум определяли выбор. Для решения важных дел собирались народные сходы.

Национальный характер древних эстонцев русские летописцы определяли в сравнении с другим прибалтийским племенем — латышами [2]. Так, эстонцы, по словам летописцев, были свирепее, но вместе с тем сильнее и мужественнее, чем латыши, и более способны к сопротивлению. Исследователи более позднего времени (XIX в.) находили, что эстонцы лукавы, коварны и злопамятны. У латышей же выделялись такие качества, как большее миролюбие, добродушие и кротость. В то же время если латыш, как отмечалось, менее постоянен и менее обязателен, то эстонец обычно верен своему слову, а также раз возникшим симпатиям и антипатиям. В XIX в. эстонцев, как и латышей, упрекали в лености и сонливости (мнение немецких помещиков), обращали внимание на их ограниченность и недостаток живости ума ^{2}. Конечно, эти качества были следствием национального порабощения этих этносов и имели преходящий характер.