Священное воинство

Центральное место в этой эпопее занимает Палестина, Святая земля. История, которая разворачивалась здесь в эпоху Иисуса и Мухаммеда, очень не похожа на историю Третьего Крестового похода. Корни ее уходят в те времена, когда Моисей и его люди сорок лет были заложниками в земле моавитянской. Битва при Хаттине состоялась в том краю, где Иисус, по преданию, произнес Нагорную проповедь, а Иерусалим всегда был Священным городом и для иудеев, и для христиан, и для мусульман. Для Саладина это был город, где пророк Мухаммед совершил свое ночное путешествие на небеса и видел Аллаха.

Нетрудно представить себе волнение простого пехотинца-крестоносца, когда он оказывался на земле, по которой ходил сам Иисус, посещавший Яффу или Еммаус, его высокую моральную готовность сражаться и, увы, убивать. Точно так же нетрудно представить, что воины-мусульмане готовы были до конца стоять за свою землю и веру. Иерусалим слишком много значил для всех борющихся сторон. И сегодня в этом городе звучат церковные колокола и призывы муэдзинов к молитве, а мечеть Омара соседствует с храмом Гроба Господня и находится не так далеко от Стены Плача. Священный город живет и в реальности, и в легендах. Живость и сила чувств, связанных с ним у всех его жителей, подогревают страсти, питающие и нынешние конфликты.

Уже в начале этой работы, беседуя с арабскими учеными Сирии, Иордании, Восточного Иерусалима, я понял, как по-иному выглядит для арабов эпоха Крестовых походов. XII и XIII века для них — эпоха борьбы за освобождение своей земли от иностранных завоевателей. Для мусульман эта эпоха делится не на пять периодов, а на три: падение разобщенного исламского мира во время первого вторжения крестоносцев, борьба за объединение многих народностей, царств и разных сект арабского мира для общего отпора врагам и, наконец, кульминация этой борьбы и победа при Саладине.

Символизм Третьего Крестового похода тяготеет над современной историей и политикой Ближнего Востока. 11 декабря 1917 г., когда генерал Эдмунд Алленби вошел в ворота Яффы, чтобы принять капитуляцию турок после четырехсот лет их правления, в прессе много рассуждали о последнем Крестовом походе Европы. В июле 1920 г., когда французский генерал Анри Гуро взял Дамаск, он явился на могилу Саладина и объявил: «Саладин, мы вернулись. Мой приход сюда знаменует победу Креста над Полумесяцем».

Крепость крестоносцев Бофор в Южном Ливане из-за своего стратегического положения всегда была желанной целью для завоевателей и не раз переходила из рук в руки. В 1982 г. ее осадил генерал Ариэль Шарон, подобно тому как это сделал Саладин девятьсот лет назад, а в мае 2000 г. израильтяне оставили ее, подобно тому как в 1187 г. это сделал Рейнальд Сидонский. Крепость снова досталась палестинцам. В нынешнем Израиле «шоссе № 1» проходит через Иудейские холмы, которыми в свое время воспользовался король Ричард во время своего броска на Иерусалим в 1192 г. На этой дороге проходили танковые бои во время израильской «войны за освобождение» 1948 г. Как отметил мой старый приятель Давид Пассоу, профессор истории в Университете гебраистики и ветеран сионистского движения, «разница между нами в том, что Ричарду это не удалось, а нам — удалось».

В современной арабской литературе евреев рассматривают как нынешних крестоносцев, а по сути — европейцев, которые вторглись на их арабскую родину. По словам арабских интеллектуалов, подобно тому как небольшое число крестоносцев господствовало над массой арабов с помощью системы укрепленных замков, население которых было сплочено дисциплиной, Израиль ныне контролирует арабское большинство с помощью созданной американцами военной мощи и своих окруженных колючей проволокой поселений на горной местности. Арабы верят в то, что благодаря таинственным, медленно, но неотвратимо действующим силам истории израильтяне, подобно крестоносцам, однажды будут изгнаны из Палестины. «В свое время Саладину и его предшественникам — Нур ад-Дину и Зенги, — потребовалось восемьдесят лет, чтобы изгнать крестоносцев; между тем государству Израиль нет еще и шестидесяти лет», — говорят они.

Сейчас, как и в XII в., основная проблема арабов — разобщенность и недостаток организованности. Многие мусульманские лидеры готовы были претендовать на роль нового Саладина — объединителя арабов и собирателя их земель. В 1950-х гг. к образу Саладина часто обращался Гамаль Абдель Насер, предпринявший огромные усилия по созданию Объединенной Арабской Республики и изгнанию англичан и французов из зоны Суэцкого канала. Во время войны в Заливе, хотя часть арабов поддержала коалицию НАТО, на лавры Саладина претендовал Саддам Хусейн, подчеркивавший тот факт, что Саладин и он родились в одном и том же городе в Курдистане. После провала переговоров по Ближнему Востоку в 2000 г. все арабы сектора Газа приветствовали вернувшегося домой бескомпромиссного палестинского лидера Ясира Арафата транспарантами, которые провозглашали его палестинским Саладином. «Once again… The Middle East». Наконец, в октябре 2000 г., когда посещение Храмовой горы Ариэлем Шароном вызвало волну насилия в Израиле и на Западном берегу Иордана, отряды палестинских подростков, буйствовавших в Восточном Иерусалиме, именовали себя «бригадами Саладина».

Третий Крестовый поход расценивался как священная война, достигшая особенно высокого накала. Конечно, с ним были связаны многие вещи вовсе не священные и даже оскорбляющие святость: еврейские погромы, жажда добычи, убийства людей ради выгоды, — и все это прикрываюсь именем благочестия. В первую очередь как священную войну его рассматривали крестоносцы, и ответом на это явилась исламская концепция джихада. Джихад по определению — понятие оборонительной войны, спровоцированной агрессией «неверных». В Коране (2:190) об этом сказано: «Сражайтесь во имя Аллаха с теми, кто воюет с вами, но сами не нападайте первыми, ибо Аллах не любит тех, кто первыми нарушает мир». Тому, кто храбро сражается в такой войне, обещана высокая награда на небесах.

По иронии истории, сегодня само понятие «джихад» вселяет страх в сердца многих западных лидеров и просто жителей Запада. Он ассоциируется с исламским фанатизмом и терроризмом, хотя в исламской истории нет ничего такого, что превзошло бы террор и фанатизм европейских крестоносцев XII столетия.

Весной 2000 г. о крестоносцах снова вспомнили в Европе и в мире. Накануне исторического паломничества в Святую землю папа Иоанн Павел II принес общие извинения за грехи, совершенные католической церковью за последние две тысячи лет. Это было второе заявление такого рода после принесенных в 1992 г. извинений за несправедливость по отношению к Галилею, и все это отвечало концепции «исторического очищения», выдвинутой Ватиканом. О крестоносцах особо упомянули в литании, где говорилось о жестокостях в отношении иудеев, мусульман, женщин и отдельных этнических групп.

Мусульманское население Ближнего Востока восприняло эти папские признания как праздничное событие. Крестовые походы были с религиозной точки зрения наконец осуждены наряду с холокостом. С интересом ожидали и речей папы римского в самом Израиле. Но папа ничего не сказал о насилии по отношению к мусульманам, и великий муфтий Иерусалима был разочарован. Он сказал: «В мире было много случаев массового убийства. Почему же холокост важнее, чем остальные? Когда дело доходит до нас, то никого не интересует ни истребление мусульман крестоносцами, ни истребление палестинцев израильтянами. И мы сами не напоминаем миру постоянно об этих убийствах, чтобы показать, что все люди у нас в долгу».

Через несколько дней после визита папы я сам снова приехал в Иерусалим. Это было время Пасхальной недели, великого праздника христиан. Дня священных молитв у мусульман, праздника Исхода у иудеев. В храм Гроба Господня я пришел не как паломник, а как писатель. Мне хотелось снова взглянуть на меч Готфрида Бульонского, который хранится в этой святыне христиан, не являясь ни предметом гордости, ни предметом стыда.