О Цезарях

Глава IV

Клавдий

Итак, хотя Клавдий и был постыдно предан обжорству, слабоумен и беспамятен, труслив в душе и очень ленив, под действием страха во многих случаях он принимал хорошие советы, преимущественно от совещаний знати, которая тоже руководствовалась чувством страха; ведь люди глупые обычно действуют так, как им указывают их советники. (2) Наконец, согласно хорошим советам, он искоренил пороки и распространенные в Галлии суеверия друидов; [39] им были изданы очень полезные законы; он заботился о военном деле; он удержал прежние границы и даже расширил их: Месопотамия на востоке, [40] территория между Римом и Дунаем на севере, [41] земли мавров на юге, после того как там вымер род царей, преемников Юбы, стали римскими провинциями, [42] истреблен был отряд мусаламиев. [43] Кроме того, удар был нанесен крайней западной стране Британии, [44] единственной, до которой он доходил сам, отправившись по морю из Остии, [45] остальное сделали другие полководцы. (3) Устранена была и нехватка продовольствия, которая возникла при Калигуле, когда тот, собрав со всего света корабли, задумал в ущерб общественным интересам превратить море в театр и арену для конских ристаний. Точно так же при новом цензе, [46] удалив многих из сената, Клавдий не допустил в него одного распущенного молодого человека, отец которого — один из цензоров — заявил, что он им проверен и одобрен; при этом он справедливо добавил на словах, что отец должен быть цензором и для своих детей. (4) Однако когда жена его, Мессалина, [47] а также отпущенники, под влияние которых он попал, [48] свели его своими соблазнами с правильного пути, он стал допускать не только произвол, свойственный тиранам, но в конце концов и такое, что могли только делать самые последние женщины и рабы в доме лишившегося ума мужа и господина. (5) Действительно, жена его совершала прелюбодеяния повсюду и как бы по праву, отчего погибли вместе со своими семьями многие, отвергавшие ее из страха или по убеждению; она, использовав все свое женское искусство, обвиняла в совершении насилия тех, над кем сама хотела его совершить. От этого еще пуще распаляясь, она принуждала предаваться вместе с ней распутству знатных матрон и девиц, мужей же их заставляла присутствовать при этом. (6) Если кто уклонялся от этого, против него и его семейства возводились ложные обвинения и их преследовали. (7) Клавдия, весьма трусливого от природы, как об этом было уже сказано, запугивали, внушая ему опасение за свою жизнь, особенно (существованием каких-то) заговоров: [49] при помощи такого приема также и отпущенники губили, кого хотели. (8) Будучи сначала соучастниками в разврате, впоследствии они стали равными своей покровительнице и убили ее самое при участии ее приближенных не то без ведома ее мужа, не то с его согласия. [50] (9) До того дошла эта женщина, что, когда Клавдий уехал в Остию ради отдыха со своими наложницами, она открыто отпраздновала в Риме свою свадьбу с другим: [51] это тем более стало всем известно, что казалось странным, как это она при муже-императоре предпочла выйти замуж за неимператора. (10) Итак, вольноотпущенники захватили полную власть и все осквернили своим распутством, ссылками, казнями, проскрипциями, а своего глупого господина подтолкнули на то, чтобы он — уже старик — взял в жены дочь своего брата. [52] (11) Хотя она была еще более взбалмошная (чем первая его жена), но боялась той же участи и потому сама отравила своего супруга. [53] (12) На шестой год его правления, а всего он правил 14 лет, в Риме торжественно было отпраздновано 800-летие основания города, близ Египта видели птицу Феникса, про которую говорят, что она в пятисотом году прилетала из арабских стран в упомянутые выше места, а в Эгейском море внезапно всплыл в ночь лунного затмения большой остров. (13) Позорная смерть Клавдия долго скрывалась, как когда-то смерть Тарквиния Старшего: [54] стража, подкупленная искусно действовавшей его вдовой, заявляла, что он болен и что управление государством он поручил своему пасынку, которого незадолго до этого он принял в число своих детей (т. е. усыновил). [55]

Глава V

Люций Домиций Нерон

Таким образом, императором стал Люций Домиций — таково именно было имя Нерона по отцу его, Домицию. (2) Хотя он долго, оставаясь молодым, деспотически управлял государством столько же лет, сколько его отчим, однако в первое пятилетие был таким правителем, особенно в отношении расширения границ Империи, что Траян с полным основанием часто повторял, что управление всех принцепсов намного уступает этому пятилетию Нерона. За это время он обратил в провинции Понт с согласия (царька) Полемона, почему и Понт стал называться Полемоновым, [56] а также и Коттийские Альпы после смерти царя Коттия. [57] (3) На этом основании можно установить, что (юный) возраст не препятствует доблести; (но) она легко извращается, когда характер портится от произвола, а попытки вернуть утраченный как бы закон юности становятся для нее гибельными. (4) В самом деле, последующую жизнь он провел так позорно, что стыдно даже подумать, что подобный человек существовал, не то, что был когда-то вершителем судеб народов. (5) Начав с того, что он выступал перед публикой как певец по греческому образцу на соискание венка, он дошел в конце концов до того, что, не щадя стыдливости ни своей, ни других, облачившись в наряд невесты и приняв от сената приданное, когда все, согласно обычаю, собрались на многолюдное празднество, вступил в брак с мужчиной. [58] (6) Но это еще для него (если вспомнить все преступления Нерона), надо признать, — не самое плохое. (7) Привязав людей как осужденных на казнь к столбу, накрывшись шкурой дикого зверя, он прижимался лицом к половым органам как женщин, так и мужчин, и с еще большим бесстыдством расправлялся с теми и другими. (8) Многие указывают среди его преступлений также и на то, что он жил в преступной связи со своей матерью и что она, стремясь к власти, тоже старалась вовлечь сына в любое преступление. И я считаю это за правду, несмотря на то, что историки говорят об этом по-разному. (9) Действительно, когда порочность проникает в наши мысли, то уже не бывает никакой сдержанности; насытившись на посторонних объектах, привычки к пороку развиваются все бесчеловечнее, создают все новые и тем более сладостные виды греха и под конец направляются на жертвы из числа своих близких. (10) Это подтверждается следующими случаями: двигаясь по какой-то прогрессии, она (Агриппина) от прелюбодеяний перешла к браку с дядей, от мучительства других к отравлению мужа; он же начал с осквернения весталки, [59] дошел до осквернения самого себя, наконец, оба пали под тяжестью своих преступлений. (11) Но, несмотря на ведение такой игры, они не могли поддержать друг друга, наоборот, это их погубило: они строили один другому козни, и мать погибла (первой). [60] (12) Итак, когда он переступил все грани справедливого и даже через матереубийство и стал все больше ожесточаться против оптиматов, составилось несколько заговоров для освобождения государства, но, правда, в разное время. [61] (13) Заговорщики были выданы и жестоко истреблены, город был предан пожару, [62] на народ были выпущены дикие звери, сенату Нерон подготавливал такого же рода гибель; для себя же он отстроил новый дворец. Особенно поощрял его в этом посол парфян. [63] Как-то раз на пиру, где, по обычаю, играли музыканты, (посол) потребовал, чтобы ему дали одного кифариста, и когда ему ответили, что это — свободные люди, он сказал, пусть (Нерон) сам возьмет себе кого захочет из числа его спутников, пирующих с ним, потому что при таком управлении никто не свободен. (14) И если бы Гальба, [64] стоявший во главе испанских легионов, не узнал о приказе его умертвить и, несмотря на свой преклонный возраст, не явился бы, захватив власть (в город), то несомненно, это преступление и осуществилось бы. (15) На самом деле с его приходом Нерон оказался всеми покинутым, кроме одного скопца, которого он перед тем, оскопив, пытался превратить в женщину. [65] Он сам лишил себя жизни. Он долго искал себе убийцу, но даже и этой услуги ни от кого себе не заслужил. (16) Таков был конец всему роду Цезарей. [66] Много предзнаменований указывало на это. Особенно поразило всех то, что высохла целая лавровая роща, предназначенная для увенчания триумфаторов, а также и то, что вымерли белые куры, содержавшиеся для религиозных обрядов, а их было такое множество, что еще и теперь для них находится место в Риме.