Третий пояс мудрости. (Блеск языческой Европы)

При чтении строк Горация трудно отделаться от ощущения, что они — скорее порождение фантазии итальянского поэта, нежели свидетельство очевидца: именно такой идиллической Аркадией предстает перед нами Ирландия в гимнах бардов, вплоть до некоторых деталей, которые трудно измыслить эмпирически.

Дуплистые дубы. Горные водопады. Отсутствие змей. Умеренный климат. Удаленность от исхоженных античными мореходами трасс. Когда на Эрин (Западный остров) — так называли тогда Ирландию — прибыла откуда-то с востока некая Кессаир, или Кесар, с немногочисленными спутниками, они застали там примерно такую картину. Кессаир была единственной дочерью прародителей человечества — Бита и Биррен. Спасаясь от неизвестного нам потопа, она вместе с ними, а также со своим мужем Финтаном, сыном Ларом и невесткой Бальмой села на корабль, и волны принесли ее к острову Инисмор из группы Аран (у западных берегов Эрина), а затем к берегам Мунстера. Предание о Кессаир барды передавали глухими полунамеками. Видимо, им самим мало что было известно о ней. Можно, однако, допустить, что некоторые ее черты перешли постепенно на волшебницу Моргану из цикла легенд о короле Артуре, а остров Аваллон, где он почил последним сном, — один из Островов Блаженных.

Бардическая традиция сообщает, что Кессаир недолго наслаждалась прелестями Зеленого Эрина: над островом повисла кровавого цвета Луна в пене облаков, облака эти затвердели и просыпались каменным дождем, потом море внезапно захлестнуло Ирландию, и все люди погибли, исчезли, не оставив никакого следа. То было первое, «допотопное» племя иров — народа, получившего свое имя по последнему слогу имени Кессаир. Каким-то чудом спасся один лишь Финтан, успевший превратиться в лосося, а после отступления воды — в ястреба и затем в разных земных животных и насекомых. Он-то и стал впоследствии первым в мире бардом, поведавшим в священной «Книге пчелы» последующим поколениям предысторию Ирландии и Британии.

После того как морские воды схлынули, обновленной, похорошевшей Ирландией, восставшей из Хаоса, заинтересовались фоморы. Финтан не сообщает, откуда они взялись и кто они такие вообще. Со страниц средневековой «Книги завоеваний Ирландии» фоморы предстают то воинственными и угрюмыми морскими великанами (само море называлось равниной Тетраха по имени их предводителя), однорукими и одноглазыми, то демоническими мизантропами, чинившими ковы всему миру. по-ирландски fomoire означает «нижние демоны», то есть демоны низшего ранга. Но вполне вероятно, что это слово родственно латинскому шаге или готскому marei — море. Однако характер самих фоморов, какими они выведены в древних сказаниях, может навести и на мысль о связи с греческими богинями судьбы Мойрами, тоже личностями достаточно демоническими. Впоследствии Тетрах, ужасный ликом, вошел в фантастические песни бардов как муж богини войны Бадб и бог загробного мира, расположенного на островах, и утвердился в этом качестве в сагах.

Согласно сказаниям, фоморы явились откуда-то из Африки через Пиренейский полуостров, гоня перед собою стада овец, и обосновались на скалистом островке у северных берегов Ирландии, превратив его в неприступную крепость. С тех самых пор север — несчастливая часть света для ирландцев. Впрочем, фортификационные хлопоты пришельцев выглядят явно излишними, потому что нападать на фоморов было некому, и их природная свирепость и коварство пропадали втуне, но зато это лишний раз свидетельствует об их беспримерном трудолюбии. Они обожали труд ради него самого. По пути к Ирландии везде, где фоморы останавливались на отдых, они проводили досуг весьма своеобразно -либо сооружали каменные башни в пустынных местностях, либо громоздили мегалитические каменные столбы — кромлехи — из тридцатитонных глыб, высекая на них таинственные изображения. Этим «столпотворением» отмечен весь их путь.

Завершив устройство своего острова —  крепости Торинис воздвижением стеклянной башни, фоморы обратили внимание на свежевымытый морем Изумрудный Эрин. И увидели, что он весь был загроможден камнями, кроме одной долины. Фоморы дружно взялись за дело и управились с ним в два счета. Их. стараниями Ирландия получила еще четыре пронзительно —  зеленых овечьих пастбища, а усеивавшие их обломки скал и камней превратились в аккуратные кромлехи, расставленные в самых нужных для колдовства местах (к слову заметить, в гаэльском и валлийском innis — не только остров, но и пастбище, заливной луг). Во всех пяти долинах фоморы пасли овец и уже посматривали в сторону соседней земли — Альбиона, где работы для их великаньих рук было невпроворот. Но тут явились новые пришельцы — ровным счетом тысяча мужчин и женщин.

Их привел некто Партолан. И не исключено, что путь ему указали сами фоморы: партоланяне, как назвали барды спутников Партолана, прибыли тоже через Испанию, возможно, передвигаясь от башни к башне, от кромлеха к кромлеху. По тем временам это был вполне цивилизованный народ, что обеспечило партоланянам быстрый и полный успех в разгоревшейся войне с фоморами — первой в тех краях. Фоморы благоразумно убрались на свой островок и затаились там, наблюдая за дальнейшим развитием событий.

Партоланяне обосновались в Ирландии, казалось, всерьез и надолго. Численность их увеличилась вчетверо. Они расселились по всему острову, разделив его на четыре области, обзавелись хозяйством и принялись бойко торговать. На острове появились отличные дороги, а ка дорогах — постоялые дворы, где притомившийся путник мог получить добрую порцию жарейрй баранины с пивом или заключить какую-нибудь торговую сделку, если представлял свидетельство солидного поручителя. Они постигли науку врачевания: партоланянин Слане (Здоровье) стал первым лекарем в истории Ирландии (если здесь можно употребить слово история), его имя было впоследствии присвоено одному из целебных источников. Партоланянам иногда приписывают и расчистку четырех долин, произведенную фоморами, ведь они тоже были великанами, судя по тому, что сумели без особого труда справиться с фоморами. Впрочем, здесь, возможно, тот случай, когда ум победил силу…

Но век их оказался недолог: внезапно партоланяне вымерли все до единого в течение одной недели, не успев оставить потомства, от какой-то загадочной эпидемии, именуемой в некоторых рукописях «моровой язвой». Что ж, звучит вполне правдоподобно: в средние века, когда сочинялись эти рукописи, страшнее чумы ничего не могли себе представить. Очень может быть, что эпидемия совпала с очередным наводнением. Это случалось нередко. О таких бедствиях упоминают, например, греческие сказания. Когда троянский царь Лаомедонт попытался обмануть богов, принявших облик смертных, пишет мифограф Аполлодор, «Аполлон наслал на Трою чуму, а Посейдон — морское чудовище, приносимое приливом и похищавшее всех встречавшихся на равнине людей». В сходном положении, сообщает собиратель мирового фольклора Дж. Фрэзер, оказались и вполне реальные жители Багдада в 1831 году, «когда река опрокинула городские стены и в одну ночь разрушила не менее 7 тысяч домов, в то время как свирепствовавшая кругом чума производила страшное опустошение среди населения». Подобными примерами пестрят городские хроники разных стран на протяжении веков.

После странной гибели партоланян берега Ирландии, как уверяют предания, никто не тревожил лет тридцать, и все это время оставались под водой ее плодородные обширные равнины… Фоморы вновь было почувствовали себя хозяевами этих земель. Но тут явились греки, — их привел через Скифию сын некоего Агномина Немед (Святой), искусный политик. Полулегендарный хронист IX века Ненний, очевидно, сам не слишком доверяющий своим источникам, заявляет в «Истории бриттов», что Немед «плыл по морю полтора года. Но так как его ладьи были разбиты, он высадился на сушу в Ибернии (Ирландии. — А. С.) и пребывал там многие годы». Его ум, по-видимому, тоже возобладал над первобытной силой фоморов, потому что те вели себя при нем тише тихого, а греки тем временем продолжили расчистку острова, начатую их предшественниками. В результате Ирландия, разделенная теперь уже не на четыре, а на три области, приобрела еще четыре озера и дюжину прекрасных долин.