История Востока. Том 2
История Востока. Том 2 читать книгу онлайн
Второй том двухтомника, посвященного истории Азии и Африки с древности и до сегодняшнего дня, касается событий XIX—XX вв., когда колониальный и постколониальный Восток, подвергаясь давлению со стороны западных держав, сопротивляясь и приспосабливаясь, модернизировался и выбирал свой путь развития. В книге обращено внимание на роль религиозно-цивилизационной традиции в процессе поисков путей развития современного Востока. Говорится и о возрастающей роли событий на Востоке для судеб мирового сообщества.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Истоки колониализма
Итак, речь пойдет о Востоке в период колониализма. Вроде бы все хорошо знают и понимают, что такое колониализм для Востока. Но обычно редко ставят вопрос о происхождении феномена колониализма как такового и об истоках колониальной экспансии на Востоке. Между тем вопрос стоит того, чтобы уделить ему внимание.
Понятие «колония» (лат. «поселение») возникло в античной древности и использовалось для обозначения поселений, расположенных в стороне от первоначального центра, а то и достаточно далеко от него. В принципе такого рода расселение было хорошо известно земледельцам со времен неолита; более того, именно так и распространялись по ойкумене достижения неолитической революции. Но когда мы говорим о колониях в более узком и специальном смысле этого слова, то речь идет не просто о расселении переселенцев. Остается в стороне даже так называемая внутренняя колонизация, т. е. постепенное освоение пустующих земель в рамках данного региона, будь то средневековая Европа, Россия или Африка. Для нас важно обратить преимущественное внимание на такие поселения, которые были вызваны к жизни потребностями торгово-экономического развития и имели своим результатом создание на чужой территории автономных анклавов, в рамках которых поселенцы-колонисты воссоздавали свойственную им структуру, родственную той, что была в далекой метрополии. Но и это последнее следует считать типичным, потому и необходимо внести уточняющую поправку: колониальная структура обычно отлична от той, которая господствует среди аборигенного населения, причем эту разницу колонисты ревностно блюдут, равно как и традиционные связи с метрополией. Иными словами, речь идет о таких колониях, которые можно считать некими форпостами метрополии на чужой земле, форпостами, с выгодой используемыми с целью наживы, для и во имя процветания населения метрополии (включая и колонистов).
Исторически первыми, с широким размахом реализовавшими практику колонизации, были финикийцы – для них торговля и мореплавание были едва ли не основным занятием. О финикийском феномене специально шла речь в первой части работы, причем особо отмечалось, что финикийцы в некотором смысле – предтеча, предшественники античных греков. Позже эстафету колонизации финикийцы передали грекам, а те – римлянам. В какой-то степени процессом такого же рода можно считать и эллинизацию Ближнего Востока после походов Александра, хотя характер колонизации в это время был все-таки несколько иным. В средние века колониальные анклавы создавали такие торговые республики, как Венеция или Генуя, а также торговые союзы типа Ганзы. Но существовали ли колонии у стран и народов Востока? И более того, могли ли в принципе создаваться колонии государствами Востока?
Категорически отрицательного ответа дать на эти вопросы нельзя. В принципе восточные купцы вполне могли создавать и создавали на чужих территориях свои анклавы – достаточно напомнить о китайцах в Юго-Восточной Азии и об арабах на восточноафриканском побережье. Но были ли это колонии в полном смысле слова? О китайцах известно немало, об африканских арабах – меньше. Но и в том, и другом случае перед нами все же не замкнутые колониальные анклавы. Что касается китайцев, то они поддерживали связи с Китаем, быть может, во много раз более тесные, нежели, скажем, жители финикийского Карфагена или греческой Ольвии со своими метрополиями. Но при всем том у китайцев вне Китая нигде и никогда не было административно замкнутых поселений типа анклавов – они всегда достаточно гармонично вписывались в местную структуру и лишь веками хранили в ее административных рамках общинные, клановые и иные корпоративные связи.
Что касается арабов в Африке – и не только на побережье, но и в городах Судана, – то, несмотря на явно выраженную именно арабомусульманскую структуру, которую они приносили с собой и по образу которой создавались в Африке первые города, эти города не были арабскими анклавами в полном смысле этого слова. В Судане они становились частью африканских государственных образований, на восточноафриканском побережье они быстро подвергались воздействию со стороны местного населения и в расовом, этническом, даже языковом плане становились образованиями нового типа, не слишком связанными с метрополией. Словом, и в случае с китайскими купцами, и с африканскими арабами не было стоящей за их спинами метрополии как мощной политической силы, на которую колонисты всегда могли бы опереться. Напротив, выселившиеся на чужие земли китайцы и арабы (как и представители иных восточных государств) оказывались как бы отрезанным ломтем. Государства не только не были заинтересованы в официальной их поддержке, но даже вообще как бы игнорировали их. Для этого были свои весомые причины. Выше уже не раз шла речь о традиционном восточном государстве и восточном социуме. Для восточного государства интересы торговцев, связанных с частнособственнической предпринимательской деятельностью и ориентировавшихся на рынок, всегда были чужды. Взять с купцов пошлины, получить от них взятки – это другое дело. Но заботиться об их процветании вне пределов государства – это уж увольте! Другое дело, когда самому государству выгодно расширить свое влияние на той или иной чужой территории, как то было, скажем, с маскатским Оманом на восточноафриканском побережье (Занзибарский султанат). Но это уже была не колонизация, а в зависимости от обстоятельств завоевание, присоединение, политическое господство. Это же относится и к акциям Альморавидов в Судане, да и ко всем иным политическим событиям, сопровождавшимся вторжением той или иной восточной державы в чужие земли.
Итак, колонизацией в интересующем нас смысле следует считать создание на чужой территории замкнутых административно-автономных анклавов, копировавших метрополию, тесно связанных с ней и опиравшихся на ее действенную и заинтересованную поддержку. Совершенно очевидно, что такого рода анклавы могли создаваться и реально создавались лишь там, где частнособственническая предпринимательская деятельность официально считалась ведущей и активно поощрялась заинтересованным в ее процветании государством. Вот почему колонии торгово-экономического характера создавались (если говорить о колониях в полном смысле слова и принять во внимание все вышесказанное) почти исключительно европейцами – как в античной древности, так и в средние века. Именно такого типа колонии и были тем истоком, на основе которого в XV—XVI вв. сложился колониализм как явление уже несколько иного порядка, отличавшееся иными формами и, главное, иными масштабами. Связь этого колониализма с нарождавшимся европейским капитализмом вполне очевидна.
Генезис европейского капитализма и колониализм
Как уже упоминалось, позднесредневековая Европа после Возрождения структурно была в немалой степени близка к античности, причем развивалась в том же направлении Ориентация на поддержку частнособственнической инициативы) и все более ускоренными темпами. Европа постепенно дефеодализировалась: порожденные феодализмом институты и нормы уходили в прошлое вместе с присущими им мишурой и блеском феодальных властителей, пышностью католического богослужения. На смену всему этому шла все возраставшая когорта представителей так называемого третьего сословия, прежде всего горожан-бюргеров, чья деятельность была ориентирована на рынок и чьи представления о мире опирались на пуританскую строгость протестантизма. И хотя это движение было в XV—XVI вв. еще весьма слабым и малозаметным, сам факт дефеодализации и выхода на передний план абсолютизма был внешним проявлением именно такого рода процесса. Позднесредневековая Европа медленно, но все ускоряющимися темпами становилась предкапиталистической. Что же было в основе упомянутого процесса и какие факторы ему способствовали?
Процесс генезиса капитализма – явление сложное и многоплановое, и в данной работе анализировать его нет возможности. Можно лишь напомнить, что одним из первоусловий процесса генезиса было то, что Маркс назвал в свое время первоначальным накоплением. Другим и, быть может, даже более важным был изученный М. Вебером пуританский дух протестантской этики, который позволил такие накопления создать. Наряду с этим едва ли не важнейшим фактором успешного хода всего процесса, и в частности первоначального накопления, было то, что имеет самое непосредственное отношение к нашей теме – Великие географические открытия и последовавшая за ними новая, невиданная прежде в истории по масштабам и последствиям волна колонизации неевропейских земель.