Агрессия и катастрофа

Штауфенберг начал звонить в Париж. Он передал Штюльпнагелю: начинать действия. Затем вместе с Ольбрихтом пошел к Фромму, от которого многое зависело. Но генерал отказался действовать. Заговорщики его арестовали и заперли в комнату адъютанта, где предварительно удалось выключить телефон.

В критические минуты пришлось арестовать персону, которая еще часом назад рассматривалась чуть ли не в роли ключевой фигуры.

Тем временем комендант Берлина генерал Хазе приказал командиру батальона охраны "Великая Германия" майору Ремеру вывести подразделения в город, а самому явиться в комендатуру на Унтер ден Линден.

Здесь-то и появляется на сцене новое действующее лицо - майор Ремер, которому было суждено сыграть удивительную роль в одном из заключительных эпизодов.

Ремер, типичный гитлеровский солдафон, получивший на фронте железный крест из рук самого фюрера, по-собачьи преданный ему, был избран заговорщиками для весьма ответственной роли. Он дал команду батальону двигаться в Берлин, а сам предстал перед Хазе. Генерал разъяснил майору: фюрер погиб в результате покушения, а СС готовят захват власти. Этому надо помешать. Ремеру следовало оцепить правительственный квартал, включая главное управление безопасности СС.

Ремеру не составило труда выполнить задачу.

Но тут развернулись события, которых он, Ремер, никогда в своей жизни не мог и предполагать.

Его случайно разыскал ранее служивший в батальоне охраны лейтенант "доктор" Хаген, прожженный нацист и шизофреник, теперь выполнявший поручение Геббельса по сбору материалов для "истории культуры национал-социализма". Хаген приехал в Берлин и на улицах города почуял неладное. Он разыскал бывшего сослуживца Ремера, уговорил его сесть в коляску своего мотоцикла и поехать к Геббельсу.

Когда мотоцикл остановился у дверей министерства пропаганды, Геббельс как раз окончил разговор с Гитлером, который рассказал о покушении и потребовал немедленно объявить по радио, что оно не удалось.

В кабинет буквально врывается Хаген. Он объявляет министру, что в городе, вероятно, заговор и предательство. Солдаты окружают здание. Немедленно Геббельс приказал Хагену привести командира этих солдат.

Бравый майор через считанные минуты предстал перед министром пропаганды. Тот с ходу повелительно спросил, помнит ли он присягу фюреру.

- Но ведь фюрер мертв, - сказал Ремер.

- Фюрер жив, - ответил Геббельс. - Я только что с ним говорил.

Он вызвал по телефону "Вольфшанце". Когда Гитлер подошел к аппарату, Геббельс объяснил ему, в чем дело, и передал трубку майору. Мог ли тот не узнать голоса фюрера! Он вытянулся "смирно" с трубкой в руках.

- Приказываю подавить мятеж, - сказал фюрер и тут же произвел его в полковники.

В этом было что-то гротескное: майор спасал третий рейх!

Ремер бросился выполнять приказ. Он снял оцепление правительственного квартала и двинулся к Бендлерштрассе, чтобы арестовать заговорщиков.

Геббельс в 18.30 передал по германскому радио: на фюрера было произведено покушение, но оно не удалось. В 20.20 Кейтель направил всем командующим войсками радиограмму: фюрер назначил командующим армией резерва Гиммлера, Принимать к исполнению приказы только от рейхсфюрера СС и от него, Кейтеля. Любые приказы Фромма, Витцлебена и Гепнера недействительны{1371}.

Приказы заговорщиков не выполнялись. Командир танковой школы в Крампнице, от которого Ольбрихт потребовал направить танки в Берлин, а самому явиться на Бендлерштрассе за дальнейшими указаниями, распоряжение не исполнил. Поэтому-то и не появились на берлинских улицах столь необходимые заговорщикам танки. Некоторые офицеры, которые были не прочь в случае успеха путча присоединиться к заговору, теперь не только отказались от своего намерения, но и старались доказать верность фюреру. Начальник штаба 3-го округа генерал Герфурт, который сначала хотел двинуть войска, увидев, как пошли дела, позвонил в ставку Гитлера: он готов подавить путч. Позднее он все равно был осужден как соучастник.

В 21 час германское радио объявило: вскоре к немецкому народу обратится фюрер.

Тем временем новоиспеченный полковник Ремер арестовал генерала Хазе. Его место занял эсэсовский палач Рейнеке. Он немедленно подчинил СС все войска, расположенные в Берлине. Прибывший в город верный слуга Гитлера Скорцени сосредоточил силы, чтобы двинуть их на Бендлерштрассе. Офицеры из штаба Ольбрихта, увидев, куда все повернулось, решили действовать против своего начальника. Они ворвались в кабинет Фромма, где находились Бек, Ольбрихт, Штауфенберг.

Теперь сюда вошел и Фромм. Он приказал арестовать всех и объявил "от имени фюрера", что "совершает суд на месте". Всех вывели во двор и в наступившей темноте расстреляли при свете фар бронетранспортеров. Бек застрелился сам.

Восстание было разгромлено. Начались повальные аресты. Хватали всех, кто мог быть причастным даже самым отдаленным образом к заговору. Прибыл Гиммлер. Он обосновался в здании министерства пропаганды, охраняемом людьми Ремера, и вскоре сообщил Гитлеру, что с мятежом покончено.

Уже ночью по радио выступил Гитлер.

Он объявил немцам, что на него совершили покушение "преступники, равных которым нельзя найти во всей немецкой истории". Он заверил: "Эта совсем небольшая клика преступных элементов теперь будет беспощадно истреблена". Каждого, кто исполнял приказы преступников, отдавал или передавал их, приказывалось срочно арестовать, а в случае сопротивления немедленно расстреливать.

Все было выдержано в классическом стиле фашизма. На первом же заседании в "Вольфшанце" после покушения Гитлер заявил: "Теперь я буду делать короткие процессы. Эти преступники не должны представать перед военным судом. Их будет судить народный суд. Они не должны получать права долго говорить. И не позже, чем через два часа после вынесения приговора, он должен приводиться в исполнение! Их нужно немедленно вешать без всякой жалости"{1372}.

Расправа представляла собой не просто акт мести, но прежде всего идеологическую, политическую и пропагандистскую акцию устрашения, предпринятую фашистским режимом как последний отчаянный шаг для внутреннего укрепления гибнущей системы.

Внутри Германии начался кровавый шабаш. Чудовищные пытки, "показательные процессы" и казни следовали беспрерывно. Фашистские палачи широко использовали, не скрывая этого, казни через повешение на фортепьянных струнах с медленным удушением жертвы. Не только родных, но даже дальних знакомых осужденных тысячами бросали в концлагеря.

Наиболее характерной и показательной реакцией вооруженных сил, высшего генералитета на события 20 июля было создание суда для рассмотрения дел всех причастных к покушению. Германское радио сообщило: "Армия информировала фюрера, что она стремится к немедленному восстановлению своей чести путем безжалостного очищения своих рядов от всех преступников, замешанных в покушении 20 июля. Фюрер, уступив просьбе вермахта, назначил из фельдмаршалов и генералов суд чести для изгнания негодяев из армии. Уволенные из армии передаются для вынесения приговоров народному суду".

В состав "суда чести" вошли, в частности, фельдмаршал Рундштедт и генерал Гудериан.

Последний именно 20 июля 1944 г., сразу после покушения на Гитлера, получил пост начальника генерального штаба сухопутных сил. Какой ценой? Некоторое время Гудериан знал о существовании заговора. Активный его участник (один из немногих случайно уцелевших) Шлабрендорф пишет, что перед самыми событиями 20 июля "мы были у Гудериана и предупредили его, чтобы он нас не выдавал. Однако, когда вечером 20 июля Гитлер назначил Гудериана начальником генерального штаба ОКХ, нам всем стало ясно, чем тот заплатил за продвижение по службе"{1373}.

И не случайно первый приказ Гудериана после вступления в новую должность гласил: "Каждый офицер генерального штаба должен быть еще и национал-социалистским руководителем. И не только из-за знания тактики и стратегии, но и в силу своего отношения к политическим вопросам и активного участия в политическом воспитании молодых командиров в соответствии с принципами фюрера..."