История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Граждан

«Мы требуем, чтобы нас пропустили! – кричали они. – Вот эти товарищи пришли со Съезда Советов! Смотрите, вот их мандаты! Мы идём в Зимний дворец!..»

Матрос был явно озадачен. Он хмуро чесал своей огромной рукой в затылке. «У меня приказ от комитета – никого не пускать во дворец, – бормотал он. – Но я сейчас пошлю товарища позвонить в Смольный…»

«Мы настаиваем, пропустите! У нас нет оружия! Пустите вы нас или нет, мы всё равно пойдём!» – в сильном волнении кричал старик Шрейдер.

«У меня приказ…» – угрюмо твердил матрос.

«Стреляйте, если хотите! Мы пойдём! Вперёд! – неслось со всех сторон. – Если вы настолько бессердечны, чтобы стрелять в русских и товарищей, то мы готовы умереть! Мы открываем грудь перед вашими пулемётами!»

«Нет, – заявил матрос с упрямым взглядом. – Не могу вас пропустить».

«А что вы сделаете, если мы пойдём? Стрелять будете?»

«Нет, стрелять в безоружных я не стану. Мы не можем стрелять в безоружных русских людей…»

«Мы идём! Что вы можете сделать?»

«Что-нибудь да сделаем, – отвечал матрос, явно поставленный в тупик. – Не можем мы вас пропустить! Что-нибудь да сделаем…»

«Что вы сделаете? Что сделаете?»

Тут появился другой матрос, очень раздражённый. «Мы вас прикладами! – решительно вскрикнул он. – А если понадобится, будем и стрелять. Ступайте домой, оставьте нас в покое!»

Раздались дикие вопли гнева и негодования. Прокопович влез на какой-то ящик и, размахивая зонтиком, стал произносить речь.

«Товарищи и граждане! – сказал он. – Против нас применяют грубую силу! Мы не можем допустить, чтобы руки этих тёмных людей были запятнаны нашей невинной кровью! Быть расстрелянными этими стрелочниками – ниже нашего достоинства. (Что он понимал под словом «стрелочники», я так и не понял.) Вернёмся в думу и займёмся обсуждением наилучших путей спасения страны и революции!»

После этого толпа в строгом молчании повернулась и двинулась вверх по Невскому всё ещё по четверо в ряд. Мы воспользовались замешательством, проскользнули мимо цепи и направились к Зимнему дворцу», – записал Дж. Рид в день накануне штурма, когда Зимний дворец был уже блокирован большевиками. – Джон Рид. Десять дней, которые потрясли мир. 1919.

25 октября (7 ноября н. с.). Временное правительство заседало в Зимнем дворце. Кучки красногвардейцев весь день топтались на Дворцовой площади. К вечеру прибыло 2–3 тысячи балтийских матросов. Штурм дворца начался только тогда, когда Ленин пригрозил членам ВРК расстрелом. С крейсера «Аврора» и из Петропавловской крепости прозвучали пушечные выстрелы.

Свидетельство очевидца

Один из юнкеров, защищавших дворец, вспоминал о начале штурма: «… Всё тихо, как перед надвигающейся грозой. Нервы у всех напряжены. Не слышно больше ни смеха, ни шуток. И вот, в темноте, на противоположной стороне площади блеснуло несколько огоньков и раздалось три-четыре выстрела. Затем ещё и ещё. Не дожидаясь команды, со стороны нашей баррикады пошла ответная беспорядочная стрельба. Затрещали пулемёты. Я посмотрел на часы, было около шести часов вечера. Начался последний акт…»

Матросы побежали через Дворцовую площадь, но юнкера отразили их пулеметным огнем. Тогда нападавшие проникли во дворец через никем не охраняемые ворота со стороны Зимней канавки. Начался хаос – рвались гранаты, стреляли, то здесь, то там раздавались крики, и уже сложно было разобрать, где защитники, а где нападающие. До последнего держались женщины ударной роты. Около 2 часов ночи 26 октября (8 ноября н. с.) стрельба во дворце стала стихать. Большевики арестовали правительство. «Правительство не сдалось, оно подчинилось силе», – объявил министр иностранных дел Михаил Иванович Терещенко секретарю ВРК В. А. Антонову-Овсеенко. Арестованных министров препроводили в Петропавловскую крепость. Победители, обнаружив в погребах большие запасы спиртного, стали праздновать победу, круша дорогой фарфор, взламывая ящики секретеров, ломая мебель.

Свидетельство очевидца

К Зимнему дворцу были стянуты Петроградская школа прапорщиков-инженеров (где служил поручик Александр Синегуб), 2-я Петергофская школа прапорщиков, 2-я Ораниенбаумская школа прапорщиков и Школа прапорщиков Северного фронта из Гатчины под началом полковника Освальда Германовича фон Прюссинга. Фон Прюссинга встречали подошедшие роты женского ударного батальона:

«Не без волнения подошел я к фронту выстроившихся женщин. Было что-то непривычное в этом зрелище, и надоедливые мысли буравили мозг: «провокаторши». Скомандовав „Смирно!“, одна из женщин отделилась от правого фланга и подошла ко мне с рапортом. Это была „командирша“. Высокого роста, пропорционально сложенная, с выправкой лихого гвардейского унтер-офицера, с громким отчетливым голосом, она мгновенно рассеяла мои подозрения, и я поздоровался с батальоном. Одеты они были солдатами. Высокие сапоги, шаровары, поверх которых была накинута еще юбка, тоже защитного цвета, волосы подобраны под фуражку».

Ударницы разделились: одна рота пошла защищать подходы к дворцу на улицу Миллионную, где ожидалась атака солдат запасных батальонов Преображенского и Павловского полков, а вторая заняла оборону внутри дворца. Проникновение отдельных партий большевиков со стороны Зимней канавки началось еще днем, и в комнатах дворца разгорелся бой еще до начала общего штурма. Вот что пишет фон Прюссинг:

«Наше положение становилось критическим: водопровод был кем-то и где-то закрыт, электричество выключено, и, по сообщению „разведчиков“, красногвардейцы, матросы и солдаты Преображенского запасного батальона пробрались в чердачное помещение дворца. Вскоре мы ясно расслышали, что над нашей штабной комнатой сверху разбирается потолок. Я приказал во всех проходах и лестницах устроить баррикады из имеющейся в покоях мебели. В начале 4-го часа за баррикадами появились большевики. Начался форменный комнатный бой, длившийся более часу, пока окончательно не стемнело. Нападавшие, которые оказались пьяной толпой, покинули дворец, и мы несколько вздохнули. Где-то нашелся ящик со свечами, и я стал обходить наши баррикады. Что представилось нашим глазам при тусклом свете мерцающих свечей, трудно описать. Пьяная ватага, почуяв женщин за баррикадами, старалась вытащить их на свою сторону. Юнкера их защищали. Груды убитых большевиков удвоили высоту и ширину баррикад, получился словно бруствер из трупов. Тем не менее большинство ударниц попали все же в лапы разъярившихся бандитов. Всего, что они с ними сотворили, я описать не могу – бумага не выдержит. Большинство были раздеты, изнасилованы и при посредстве воткнутых в них штыков посажены вертикально на баррикады. Обходя весь наш внутренний фронт, мы наткнулись в коридоре, у входа в Георгиевский зал на жуткую кучу: при свете огарков мы увидали человеческую ногу, привязанную к стеклянному канделябру, груда внутренностей, вывалившаяся из живота, из-под которого вытягивалась другая нога, прижатая мертвым телом солдата; по другую сторону вытянулся красногвардеец, держа в зубах мертвой хваткой левую руку жертвы, а в руках оборванную юбку. Голову жертвы покрывала нога матроса, который лежал поверх. Чтобы разглядеть лицо женщины, нам пришлось оттянуть труп матроса, но это было нелегко, так как она в борьбе зубами вцепилась в ногу матроса, а правой рукой вогнала кинжал ему в сердце. Все четверо уже окоченели. Оттащив матроса, мы узнали командиршу ударниц» – О. фон Прюссинг. Защита Зимнего дворца // Сопротивление большевизму 1917–1918 гг. М.: Центрполиграф, 2001.

Видя, что подмога не подходит, фон Прюссинг увел Школу Северного фронта около 8 часов вечера, договорившись о проходе с большевиками. 26 уцелевших ударниц он переодел юнкерами и вывел с собой. Школа была разоружена на Мариинской площади, около 2 часов ночи пришла на Варшавский вокзал и уехала в Гатчину.

По официальным большевицким данным, потери нападавших составили 6 человек убитыми, а на стороне защитников 3 юнкера были легко ранены. Но действительность была намного мрачнее. Страшной была судьба многих из защитников Зимнего – тех, кто вступил тогда в эту последнюю, почти безнадёжную, а многим казалось, что и бессмысленную борьбу. Пьяные захватчики настроены были вовсе не миролюбиво. Юнкеров и инвалидов избивали, некоторых убили, ударниц в групповую насиловали и расстреливали солдаты. По всему центру Петрограда гремели пулеметные очереди, слышалась стрельба. Блуждали столбы света от прожекторов кораблей и броневиков.